Что ж, задумано неплохо. И наша задача – сделать все, чтобы подобное не произошло. Надо будет переговорить с начальством и обмозговать, что именно мы можем противопоставить замыслам британцев. – Кстати, главный у них – тот самый виконт, который застрелил Беннигсена, – добавил мой собеседник. – Вот и хорошо. Мне давно уже хочется поговорить с ним по душам. А какие лично он тебе дал инструкции? – В два часа подойти в ту, первую пивную и забрать там свою сумку. Затем дождаться Томаса – так зовут человека, который заснул у «двух салак» – у Олайкирхе, и следовать за ним в место, где мы обитаем. – А что с другим? – Не знаю. За Леонардом я должен был следовать по пути сюда, потом он должен был уйти. Но обратную дорогу я, в случае чего, найду. – Сделаем так. Как раз пробило два часа. Забери сумку и иди к Олайкирхе. Если за тобой пришлют кого-нибудь, то иди за ним. Если нет, то подожди до трех и попробуй найти дорогу домой. Керриган кивнул и вышел. Минут через двадцать я направился к Олайкирхе – так немцы именовали церковь, известную в XX веке как Олевисте. Мой американец – уже с сумкой на плече – старательно делал вид, что, ожидая кого-то, не спеша прогуливается у входа в церковь. А когда часы пробили три, он пожал плечами и решительно направился по Брайтештрассе, а потом стал сворачивать то на одну, то на другую улицу. Я следовал в некотором отдалении, но минут, наверное, через десять на американца напал какой-то амбал, попытавшийся отобрать у него сумку. Я хотел было вмешаться, но Керриган довольно грамотно – видимо, не зря он так часто торчал в Манеже и наблюдал за тренировками наших орлов – начистил морду нападавшему, связал его и затащил в какой-то проход между домами. А еще метров через триста он подошел к неприметному дому. Здесь он немного потоптался у входа, а затем, постучавшись, вошел в него. Мы поняли, что именно в нем и находится британская резидентура. Вот и славно, трам-пам-пам… Надо взять под наблюдение это шпионское гнездо, отснять тех, кто «в теремочке живет», и, когда придет время, прикрыть эту лавочку… 9 (21) апреля 1801 года. Санкт-Петербург, Михайловский замок. Патрикеев Василий Васильевич, журналист и историк Сегодня я познакомился с еще одним удивительным человеком, о котором много слышал, но лично встретиться как-то не сподобился. Причем наше знакомство с ним произошло при весьма необычных обстоятельствах. Засидевшись в своем кабинете часов до семи вечера, я решил немного прогуляться. Конечно, с моей стороны все дальнейшее было вопиющей и самонадеянной беспечностью, за которую я себя потом долго ругал. В общем, никого не предупредив, я вышел из Кордегардии и отправился по набережной Фонтанки в сторону Невы. К тому времени уже окончательно стемнело, масляные лампы в уличных фонарях еле-еле светили, а луна то и дело пряталась за тучи. Темно было, как у негра в анусе. Когда я находился неподалеку от церкви Симеона и Анны, кто-то вдруг грубо ухватил меня за рукав шубы. А в спину мне уперлось нечто твердое, что, по моему разумению, вполне могло оказаться стволом пистолета. – Стой, барин, не дури, – произнес сиплый голос позади меня. – Если тебе жить охота – снимай шубу, скидавай шапку и давай сюда кошелек. Я сразу понял, что напоролся на здешних «стопорил», которые вышли на ночной промысел в поисках добычи. У меня, правда, в кармане шубы лежала рация, а в поясной кобуре – ПМ. Но вряд ли я успел бы ими воспользоваться. Грабители вполне могли бы полоснуть меня по горлу ножом – краем глаза я заметил второго налетчика, который стоял справа от меня со здоровенным тесаком в руке. Обидно было попасть в XIX век, познакомиться с императором Павлом и стать жертвой обычных уголовников… И тут произошло нечто для меня совершенно неожиданное. Грабитель с ножом вдруг, словно ясный сокол, взмыл в воздух, перевернулся и шлепнулся на землю. Поверженный злодей лежал неподвижно. Похоже, он был в полной отключке. Ствол, который упирался в мою спину, куда-то подевался. А позади меня послышался жалобный вой и хруст. Обернувшись, я увидел согнувшегося в три погибели мордоворота, рука которого с пистолетом оказалась зажатой в кулаке человека, одетого во флотский мундир. Мой спаситель был мало похож на Шварценеггера – роста чуть выше среднего, правда, широкоплечий, с ясным и приветливым лицом. – Рад был помочь вам, сударь, – улыбнулся мне мой спаситель. – Позвольте представиться – Дмитрий Лукин, капитан-лейтенант флота Российского. Вижу, что вы едва не стали жертвой ночных разбойников. Сударь, видимо, вы нездешний. Хочу вам дать добрый совет – с вашей стороны весьма неосторожно в такое позднее время бродить по улицам Санкт-Петербурга. – Благодарю вас, Дмитрий Александрович, – ответил я. – Я много слышал о вас, как о храбром и благородном офицере. Для меня будет большой честью пожать вашу руку. Только не так, как вы сделали это с этим разбойником. Лукин кивнул и разжал пальцы. На землю со стуком упал покореженный кремневый пистолет. Разбойник, жалобно поскуливая, поднял руку. С первого взгляда мне стало понятно – без квалифицированной медицинской помощи гопстопнику грозит полная инвалидность, ибо кости его кисти надо теперь собирать по частям. Здешним же медикусам такая операция пока еще не по силам. – Простите, но я с вами не знаком, сударь, – сказал Лукин. – Однако вы знаете мое отчество. Не могли бы вы пояснить, при каких обстоятельствах и где мы с вами встречались? – Для начала, позвольте представиться. Меня зовут Василий Васильевич Патрикеев. Кто я и откуда, вам сейчас сказать не могу. На это требуется разрешение самого государя. А откуда я вас знаю… Да такого известного человека, как вы, в Петербурге вряд ли еще сыщешь. О вашей богатырской силе рассказывают настоящие легенды… Капитан-лейтенант довольно улыбнулся, а потом поднял за шкирку с земли поверженного грабителя. Тот был в полном нокауте. Глаза у него закатились, а изо рта на подбородок стекали струйки крови. – Никак мертвый? – встревоженно произнес Лукин. – А ведь закаивался бить злодеев в полную силу. Видимо, придется снова брать грех на душу! Я нагнулся и приложил пальцы к шее грабителя. Пульс прощупывался, и это означало, что обездвиженный злодей все еще жив. О чем я и сообщил Лукину. – Ну и слава богу, – облегченно вздохнул он. – Надо вызвать будочника, чтобы он забрал этих каналий и отвел их в участок. – Где их сейчас найдешь, будочников этих? Небось, дрыхнут в своих будках, и их даже пушкой не разбудить. Обождите, Дмитрий Александрович, я сейчас позову своих ребят. Они доставят их туда, куда следует. С этими словами я вынул из кармана рацию и вызвал дежурного. Кратенько объяснив ему, что, собственно, произошло и где нахожусь, я попросил выслать мне на помощь пару человек с возком, чтобы отправить в Кордегардию задержанных. С ними стоило тщательно перетолковать – сами ли они решили напасть на меня, или их кто-то надоумил. Ведь вполне вероятно, что местных лихих людей навели наши недруги, пытаясь таким способом избавиться от меня. Во время этих переговоров Лукин смотрел на меня широко раскрытыми от удивления глазами. Он был изумлен, наблюдая за тем, как я беседую с кем-то невидимым, а мне отвечает человеческий голос. Этот храбрец даже тайком перекрестился. – Василий Васильевич, что это? – спросил он, после того как я спрятал рацию в карман. – С кем вы сейчас разговаривали? – Это, Дмитрий Александрович, прибор, который передает все сказанное мною людям, находящимся сейчас у Михайловского дворца. Они будут здесь с минуты на минуту. – Так вы, господин Патрикеев, получается, из тех? – растерянно произнес Лукин. – Из каких таких «тех»? – поинтересовался я. – Из новых фаворитов императора. О них рассказывают столько всего, что в эти рассказы просто невозможно поверить. – И что же такого о нас говорят? – мне стало любопытно услышать о сплетнях, которые ходят о нас, от этого русского богатыря, храбро сражавшегося со шведами у Красной Горки и Выборга, геройски погибшего в нашей истории в 1807 году во время битвы с турецким флотом у мыса Афон. – Говорят, сударь, что вы явились из каких-то неизвестных земель, что вы можете знать будущее, и у вас есть удивительные машины, которые движутся сами, без помощи лошадей. Я не верил во все это, но теперь, когда своими ушами услышал, как вы разговариваете с людьми, находящимися далеко от вас, готов поверить в то, что о вас рассказывают. Вдалеке раздался топот копыт и шум колес возка. К нам прискакал поручик Паскевич в сопровождении двух гусар. Из возка выбрались два «градусника», которые привычно обыскали покалеченных грабителей. – Василий Васильевич, – сказал один из «спецов», – подполковник Михайлов очень недоволен вашим опрометчивым поступком и надеется, что сегодняшнее происшествие станет для вас хорошим уроком. Я не стал перечить, потому что на слова Михайлова мне нечего было возразить. Вместо этого представил «градусникам» капитан-лейтенанта Лукина. Те уставились на него, словно увидели мамонта, неспешно прогуливающего по Невскому. О Лукине, точнее, о его приключениях, они много читали. – Дмитрий Александрович, – сказал я Лукину. – Я был бы очень благодарен, если бы вы посетили мое скромное жилище в Кордегардии. Я хотел бы о многом с вами переговорить. Мне известно, что в данный момент вы ждете нового назначения. Корабль «Рафаил», командиром которого вы станете, сейчас даже не спущен на воду и будет готов к выходу в море лишь через год. Я надеюсь, что вы будете не против принять участие в одном опасном деле. Нам бы очень пригодилась ваша сила и умение биться с врагом в рукопашной. – Да, но… – начал было Лукин, но я перебил его: – Я обещаю вам, что вопрос о вашей новой службе я сегодня же решу с государем. И знайте – свои слова я на ветер не бросаю… 10 (22) апреля 1801 года. Эстляндская губерния. Ревель. Подполковник ФСБ Баринов Николай Михайлович. РССН УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области «Град» Сегодня я решил снова прогуляться по Ревелю и его окрестностям в сопровождении капитан-лейтенанта Крузенштерна. Следовало провести очередную рекогносцировку будущего места сражения с британцами. Крузенштерн, как человек, проживший в этом городе не один год, даст мне пояснения, а заодно расскажет о себе. Кстати, мы с Иваном Федоровичем уже успели подружиться и перейти на «ты». – Знаешь, Николай, – с улыбкой произнес Крузенштерн, – судьба человека порой бывает настолько удивительной, что только диву даешься. Вот, например, мой дед, Эверт Филипп. Он был подданным шведской короны и, когда началась война между Швецией и Россией, служил в армии короля Карла XII. В 1701 году, в сражении у мызы Эрестфер с войсками генерала Шереметева, он, будучи подполковником, попал в плен. Вместе с другими шведскими пленными его отправили в Сибирь. Там, в небольшой деревушке неподалеку от Тобольска, дед прожил двадцать два года. Он до самой смерти с благодарностью вспоминал русских людей, которые помогали чем могли пленным и относились к ним по-человечески. – А что с ним стало потом? – поинтересовался я. – После заключения Ништадтского мира, согласно его статьям, пленных отпустили. Дед вернулся домой. Но принадлежавшая ему мыза в Эстляндии, как и сама Эстляндия, стала по тому же мирному договору русской. Деду пришлось восстанавливать разрушенную войной мызу. Он женился, и жена его, моя бабушка, Ева Кристина Мария фон Пайкуль, родила ему пятерых детей. Их старший сын Иоганн Фридрих и стал моим отцом. – Да, интересная история, – вздохнул я. – А у тебя осталась родня в Швеции? – Осталась, – Крузенштерн хитро посмотрел на меня. – Брат моего деда, Адольф Фридрих, тоже служил в армии короля Карла XII. В чине полковника он погиб в 1713 году в сражении с русскими у реки Пяль-кане. У него осталось пятеро детей, один из которых, Мориц Адольф, стал адмиралом шведского флота. – Вот как! – удивился я. – И ты ни разу не встретился с кузеном твоего отца? – Хвала Господу, – улыбка исчезла с лица моего собеседника. – Не забывай, что я, будучи еще юным мичманом, на корабле «Мстислав» участвовал во многих сражениях русско-шведской войны. И с адмиралом фон Крусеншерна – так на шведский манер звучит наша фамилия – я мог бы встретиться только как с врагом моего отечества. А вот с сыном его – с полковником Морицем Соломоном – я бился во время сражения у Гогланда. Но, Николай, – видимо, Крузенштерну не очень была по душе тема, которой мы коснулись, и он решил ее сменить, – давай оставим пока в покое моих предков и подумаем, где именно адмирал Нельсон может высадить своих головорезов. – Я полагаю, что вряд ли он их высадит прямо на причалы Ревеля. Там стоит немало пушек, да и артиллерия русских кораблей перетопит шлюпки с десантом еще до того, как они успеют подойти к берегу. – Это так, – кивнул Крузенштерн. – Со стороны островов Большой Карлос и Малый Карлос высадка маловероятна. Там тоже имеются береговые батареи, да и свои большие корабли Нельсон поведет с другой стороны. Хотя… Британский адмирал азартен и любит рисковать. Остается лишь берег справа от города и порта. Что у нас там? Я взглянул на карту. Вот парк Екатериненталь12 с заброшенным дворцом императора Петра I. В парке находится возвышенность, именуемая местными жителями Лысой горой. Здесь же, неподалеку, находится мануфактура купца Христиана Фрезе. Место на горе весьма удобно для наблюдения за заливом. Но для высадки десанта оно не совсем подходит – британские корабли не смогут поддержать своих морских пехотинцев – им придется стрелять снизу вверх, что для кораблей весьма затруднительно. Да и десант вынужден будет пробиваться через парк, где за каждым деревом англичан может поджидать русский егерь со штуцером в руках. Я изложил свои сомнения Крузенштерну, и тот со мной согласился. – Наши наблюдатели, – сказал он, – успеют обнаружить высадку еще до ее начала. Расстояние от города до парка небольшое, и егеря быстро подойдут к месту высадки. Нет, Николай, я думаю, что британцы выберут для высадки совсем другое место. Снова взглянув на карту, я ткнул пальцем в окрестности монастыря Святой Бригитты. – Скажи, Иван, а могут они высадиться здесь?