– Тогда идем. Он провел меня по коридору к комнате, где когда-то жила его супруга. Два года назад она уехала на воды в Карлсбад, да так и не вернулась. По слухам, она закрутила там роман с каким-то венгерским гусаром, но фон Штегеманн, такое у меня сложилось впечатление, не особо по этому поводу горевал, и мне даже пришлось разъяснять ему, что мимолетные связи с чужими женами и дочерьми могут навредить нашему делу. – Проходи. Сейчас к тебе придут. Стены комнаты все еще были обиты дорогими шелковыми обоями с изображением цветов, а на окнах красовались кружевные занавески. Но ни кровати, ни тумбочек, ни других предметов дамского обихода здесь уже не было. Вместо них стоял тяжеловесный стол на резных ножках и четыре неудобных стула. А на самом столе расположился серебряный поднос с графином темной жидкости, двумя хрустальными бокалами и тарелкой с сэндвичами с ветчиной и сыром. Я поднял пробку графина и осторожно понюхал содержимое – это был шотландский виски, причем весьма неплохого качества – редкость за пределами родины моих предков. Более того, судя по букету, он был изготовлен в диких горах на севере Каледонии45 и стоил совсем недешево. Мне фон Штегеманн такого никогда не предлагал. Через несколько минут открылась дверь, и в комнату вошел молодой человек, одетый довольно скромно. Его лицо напоминало то ли ящерицу, то ли змею, а редкий для этого времени загар, казалось бы, больше подошел испанцу или мавру, но никак не человеку северных кровей. Но я, увидев его, вскочил со стула – это был не кто иной, как сам сэр Роберт Томас Вильсон, человек, в свои двадцать три года давно уже ставший легендой среди тех, кого принято именовать рыцарями шпаги и плаща. Я слышал краем уха о некоторых его похождениях, но не знаю, насколько эти рассказы соответствовали действительности. Достаточно и того, что его, внука торговца шерстью и сына малоизвестного художника без капли дворянской крови, его величество повелел именовать сэром – подобное было неслыханным нарушением всех правил. Я, как правило, презираю «новых дворян» – тех, кто купил титул баронета или барона, как и тех, кого в награду пожаловали дворянским титулом. Но перед Вильсоном я благоговел. И, хоть он был моложе меня и формально не был моим начальником, я был готов выполнить любую его просьбу – точнее, приказ. Его загар свидетельствовал о том, что один из ходивших о нем слухов был похож на правду. Рассказывали, что его послали в Египет, чтобы он там всячески препятствовал захвату этой древней земли французами. Так что, судя по всему, Вильсон совсем недавно покинул страну пирамид. Впрочем, времени на раздумья у меня не было – Вильсон улыбнулся мне одними губами, посмотрел на меня взглядом кобры и произнес: – Рад вас видеть, виконт, в добром здравии. – И я рад вас видеть, сэр Роберт. Но, как мне стало известно, вы отбыли в Александрию… – Мне пришлось передать все дела, которыми я занимался в Египте, и срочно ехать в эту проклятую дыру. – А зачем? – Не спешите, виконт. В нужное время вы все узнаете. Но сначала расскажите, что у вас стряслось в Ревеле. Внимательно выслушав мой рассказ, он задумчиво произнес: – А вы полностью уверены в своем новом знакомце-ирландце? – Уверен. Он дважды спас меня от ареста. А может быть, и от смерти. К тому же мы его многократно проверяли. – Все равно, слишком уж много совпадений, вам не кажется? Появляется ниоткуда, с историей, которую невозможно проверить. Потом каким-то непонятным образом все рушится в Ревеле. Затем его узнают люди с «Бланш». – Скорее всего, они обознались. – Может быть, и так, но все равно случившееся наводит на определенные размышления. И, кроме всего прочего, он, по вашим словам, неплохо говорит по-немецки. – Именно так. – А где, по-вашему, простой ирландский матрос мог так хорошо выучить немецкий язык? Так что надо будет его еще раз проверить. Учитывая то, что нам предстоит сделать, необходимо иметь полную уверенность в людях. Их у нас и так слишком мало. Ведь нужны не только люди, на которых можно положиться – они должны быть верны его величеству, и, кроме того, не бросаться в глаза – тем более, никто не должен заподозрить в них англичан. А таких у меня, кроме вас, на данный момент всего двое. Наш хозяин в их число, сами понимаете, не входит. – Это-то понятно. А что нужно будет сделать? Из-за чего вся эта спешка? – В ближайшее время сюда прибудут личные посланники Наполеона и Павла, – эти два имени Вильсон произнес с плохо скрываемым отвращением. – От французов будет некто Дюрок. – Я кое-что слышал про него. Это не самый легкий противник. Сэр Роберт кивнул и продолжил: – Кто будет от русских, нам пока неизвестно. Но намного важнее другое – по нашим сведениям, в числе их может оказаться один из тех непонятно откуда появившихся людей, с которыми нашим людям в Лондоне не терпится познакомиться. – И нам необходимо расстроить эту встречу? – Именно так. Но когда я узнал про этих «новых русских», мне показалось, что не менее важно будет привезти одного из них в Лондон. – А как насчет других? Дюрока, главного русского и их людей? – Ну, это как получится. По возможности без большой крови – это может привести к нежелательным последствиям. – А если не получится? – Вы имеете в виду, что они могут погибнуть? Если это и произойдет, то все должно быть похоже на несчастный случай, чтобы никто не смог в этом заподозрить ни лично нас, ни нашу старую добрую Англию… Он немного помолчал, затем вынул стеклянную пробку из графина. – «Миллтаун»46, если я не ошибаюсь. Виски, достойный того, чтобы его пить за здоровье короля. – И он разлил его по рюмкам и провозгласил: – Здоровье его величества! Виски действительно оказался божественным. Я было потянулся за графином, но сэр Роберт посмотрел на меня и сказал: – Виконт, давайте сначала обсудим наши планы. Выпить мы всегда успеем. 6 (18 мая) 1801 года. Эстляндская губерния. Ревель. Сапожников Дмитрий Викторович, лейтенант Российского флота После отъезда Лехи и Дашки в Питер мне стало совсем тоскливо. Правда, Баринов оставил мне двух своих бойцов, неплохо разбирающихся в водолазном деле. По крайней мере кто-то мог, пока я бултыхался в мутных водах Балтики, заряжать баллоны, а, в случае необходимости, подстраховать меня. Хотя особых сложностей в том, что я делал, и не было. Я внимательно осматривал затонувшие британские корабли, поднимая из-под воды все полезные вещи. В первую очередь это были ценности, навигационные приборы, оптика и личное оружие. Пушки тоже представляли интерес, так как среди орудия Ревельской крепости оказалось немало таких, которые представляли большую опасность для своих же артиллеристов. Пушки я под водой цеплял к тросам, и моряки на баркасах, ухая, как стая филинов, поднимали их наверх. Надо сказать, что работа водолаза требует крепких нервов. Осматривая затонувшие корабли, я находил британских утопленников, которые ушли под воду, запутавшись в снастях, или были придавлены перевернутыми орудиями. Оставлять их под водой не хотелось – пусть даже они и были нашими врагами, но их следовало похоронить по-человечески. Так что вместе с мешками, набитыми разными «ништяками», наверх то и дело приходилось отправлять очередного покойника. Местный люд, открыв рот от удивления, смотрел на чудо из чудес – человека-рыбу, который нырял в морскую пучину и подолгу не появлялся на поверхность. Немало любопытных толпилось у компрессора, который заряжал пустые баллоны. Сколько среди них было просто зевак, а сколько тех, кто интересовался необычными машинами, так сказать, по долгу службы, я затруднялся сказать. Но наверняка таковые были. Некоторые даже набирались наглости и тянули свои лапы к баллонам. «Градусники», которые обеспечивали безопасность, не говоря худого слова, таких «любознательных» лупили палкой. Видя, как они потихоньку доходят до белого каления, я попросил адмирала Ушакова откомандировать в мое распоряжение десяток матросиков, характером построже и желательно непьющих. Перед ними я поставил боевую задачу – держать на приличной дистанции любопытных, и не дать нечистым на руку людишкам что-либо у нас стащить. Для лучшего понимания я завернул при этом несколько замысловатых морских выражений, вроде: «якорь им в глотку и багор в задницу». Мореманы с уважением посмотрели на меня и пообещали нести службу как надо. «Вашбродь, не беспокойтесь, никто ничего и пальцем не тронет», – заверили меня они. «Градусники» поддерживали радиосвязь с Питером и регулярно сообщали мне текущие новости. От них я узнал, что царь-батюшка наградил меня анненским оружием, которое мне торжественно вручат по прибытию в столицу. Кстати, таким же оружием Павел наградил и Дашку. Представляю, как эта егоза радуется. Она с детства обожала все колюще-режущее и огнестрельное. Лешка ворчит, что в его дочке явно просматривается мое тлетворное влияние. Среди прочих новостей меня расстроило известие о покушении на помощника Василия Васильевича, Николая Резанова. Выходит, что и в Питере теперь стало так же опасно, как и в Ревеле? Я заторопился к своим, тем более что работа здесь у меня была в основном закончена. Запросив добро, мы стали потихоньку сматывать удочки. Всю добычу (в первую очередь золотые монеты и прочие ценности) мы упаковали в сундуки и ящики, которые в сопровождении надежной охраны отправятся вместе с нами. Береженого, как говорится, и Бог бережет – уж очень мне не понравилось то, как алчно светились глазки у некоторых из тех, кто крутился возле выловленных мною из воды ценностей. Конечно, напасть на нас в чистом поле среди бела дня было бы гарантированным самоубийством. А вот ночью, где-нибудь среди лесов и болот, которыми изобилует Эстляндия, вполне возможно. Тем более что игра стоила свеч – в случае удачи налетчики могли захватить добычу, которой им хватило бы на всю оставшуюся жизнь. В Ревеле имелось немало отчаянных голов, которые не задумываясь попытаются получить все и сразу. Я рассказал о своих подозрениях Федору Федоровичу Ушакову, и он воспринял их со всей серьезностью. Адмирал велел капитан-лейтенанту Крузенштерну сформировать отряд – человек двадцать – двадцать пять – из самых храбрых моряков, хорошенько вооружить их и вместе со мной отправиться в Питер. – Заодно пусть они получат боевые награды из рук государя, – сказал Ушаков. – Они их заслужили честно. Так что удачи вам, Дмитрий Викторович. Сказал бы по-нашему, по-морскому – семь футов под килем, только вам придется не морские волны пенить, а дороги нашей империи мерить… А накануне отъезда к нам заглянул статский советник фон Радинг. Майор Никитин рассказал мне, что этот немец, занимавший в Ревеле пост вице-губернатора, немало помог в разоблачении и обезвреживании британской агентуры. У него имелось немало информаторов, в том числе и из числа контрабандистов и прочих почтенных людей, не всегда ладящих с законом. Герр фон Радинг, отзывавшийся, впрочем, на обращение «Герман Иванович», был в меру циничен, однако он никогда не действовал во вред России. Скорее наоборот – агентура господина вице-бургомистра регулярно сообщала нам о происках врагов империи. Вот и в этот раз Герману Ивановичу доложили о том, что на наш обоз, везущий в Петербург поднятые с потопленных британских кораблей ценности, готовятся напасть лихие люди. То есть то, о чем мы предполагали, оказалось вполне реальной опасностью. – Господин лейтенант, – сказал фон Радинг, – мы, жители Ревеля, очень благодарны всем вам за то, что наш мирный город практически не пострадал во время сражения с английской эскадрой. И мы хотим отплатить добром на добро. Как мне удалось узнать, люди, которым неизвестно чувство благодарности, а жажда наживы застилает разум, собираются на вас напасть, дабы завладеть вашей вполне законной военной добычей. Я считаю, что, если вы строго накажете этих людей, то вы сделаете еще одно доброе для нас дело. – Гм, Герман Иванович, – я пристально посмотрел в лицо немца, – а вы не боитесь, что если мы их, как вы говорите, «строго накажем», то они потом постараются вам за это отомстить? – Нет, господин лейтенант, не боюсь, – с каким-то бесшабашным весельем ответил фон Радинг. – Когда я служил в Астрахани, мне приходилось иметь дело с такими головорезами… Впрочем, тогда я был гораздо моложе и беспечней… – А вы не знаете, – поинтересовался я, – кто именно собирается напасть на нас? И откуда взялись эти молодцы? – Господин лейтенант, Ревель – портовый город. И в каждом таком городе всегда найдутся искатели приключений, которым хочется быстро разбогатеть. Причем далеко не всегда законным способом. Кто-то из них узнал про сокровища, поднятые вами с потопленных английских кораблей. Нашлось еще десятка два таких же искателей приключений, и они готовы на вас напасть. – Понятно. А где именно готовится нападение? – Господин лейтенант, вас в пути будет сопровождать мой человек. Его зовут Ганс. Можете ему доверять так же, как и мне. Он знает в лицо кое-кого из злодеев. Ганс сообщит вам, когда заметит кого-нибудь из них рядом с обозом. Так что вы будете вовремя предупреждены. – Благодарю вас, Герман Иванович. Как говорили древние: Praemonitus, praemunitus47. О вас я обязательно доложу государю – думаю, что он по достоинству оценит ваше усердие и помощь, которую вы все это время оказывали славной российской армии и флоту. Фон Радинг скромно потупился, даже, как мне показалось, покраснел от удовольствия. А я пошел к своим бойцам, чтобы проинформировать их о том, что сообщил мне милейший Герман Иванович. Ближе к вечеру вице-губернатор вновь пришел ко мне вместе с человеком лет тридцати – тридцати пяти, с неприметной внешностью и на удивление немногословных. Это и был тот самый Ганс, о котором мне говорил фон Рединг, о котором я кое-что слышал от майора Никитина. Как оказалось, Ганс неплохо разговаривал по-русски. Он знал еще и эстонский язык, что было большой редкостью среди немцев, живущих в Эстляндии. Ганс вел себя скромно, сам первый разговор не начинал, но, когда к нему я обращался с каким-либо вопросом, отвечал кратко, но весьма обстоятельно. Если сказать честно, то он мне понравился. Есть люди, которые сразу внушают доверие. Да и рекомендации герра фон Радинга многого стоили. Но, помня предупреждение вице-губернатора, следовало держать ухо востро. С мыслью о возможном нападении мы выехали из Ревеля и двинулись по дороге, ведущей в Петербург. 8 (20 мая) 1801 года. Ревельский тракт.