– Пан поляк? – Моя бабушка была полячкой. Она и рассказала мне эту историю. – Так почему пан служит москалям? – спросила Барбара. – Ведь они самые главные враги нашей Речи Посполитой. – Самые главные враги Польши – это шляхта, которая даже не смогла защитить ее, – вступил в разговор Михайлов. – Вспомните законы этой самой Речи Посполитой. Ведь голодраный шляхтич из клиентелы магната мог на сейме крикнуть «не дозволям» и тем самым похерить любой, пусть даже самый полезный для своей страны закон, одобренный большинством делегатов сейма. А взять бесконечные конфедерации, выборы короля, которому потом благодарные подданные бьют морду… А вы говорите – москали вас погубили. – Мой отец воевал за свободу Польши, – гордо тряхнув прелестной головкой, произнесла Барбара. – Он был в сражении при Мацеёвицах, рядом с Костюшко. Тогда русские разбили нас. Мой отец вместе с тяжелораненым паном Тадеушем попал в плен. – Ну, и что же потом произошло с вашим отцом? – спросил Сыч. – По просьбе круля Станислава Понятовского фельдмаршал Суворов отпустил его. Отец уехал в Россию, где его взял на службу управляющим имением один помещик, тоже поляк. – А паненка знает, как поступил с Костюшко император Павел? – спросил я. – Знаю, – буркнула Барбара. Действительно, вскоре после смерти Екатерины II Костюшко, которого из Комендантского дома Петропавловки перевели в Мраморный дворец, посетил Павел, пообещавший освободить предводителя польского мятежа. Император предложил Костюшко поступить на российскую военную службу, однако тот отказался. Костюшко подписал «Присягу на верность» с обязательством защищать интересы императора и его наследника Александра Павловича. После принесения присяги он получил свободу. Павел приказал выплатить Костюшко 12 тысяч рублей – казенную стоимость тысячи крепостных душ. – Вот видите, – сказал Герман, – нынешний император поступил, как настоящий рыцарь. И вам грех на него обижаться. Барбара ничего не ответила и уставилась в окно. – Ну, вот мы и приехали, – произнес подполковник Михайлов. – Прошу всех с вещами на выход. 5 (17 мая) 1801 года. Санкт-Петербург. Михайловский замок. Патрикеев Василий Васильевич, журналист и историк О лихой перестрелке у Кашина моста было немедленно доложено императору. Павел поутру срочно вызвал к себе меня и подполковника Михайлова. Сразу после вахтпарада мы с Игорем отправились в Михайловский дворец, где предстали перед гневными очами самодержца. – Что скажете, господа? – пыхтя от возмущения, сказал Павел. – Мне все это уже изрядно надоело. В моей столице среди бела дня гремят выстрелы и льется кровь. Вот вы, господин Патрикеев, что можете сказать в свое оправдание? – Видите ли, ваше императорское величество, – спокойно ответил я, – нам приходится иметь дело не с кроткими агнцами, а с закоренелыми бандитами и убийцами. И когда те при задержании оказывают вооруженное сопротивление, подчиненным подполковника Михайлова пришлось, в свою очередь, открыть огонь, дабы защитить себя. Если позволите, мы расскажем вам все подробно, и тогда вы, государь, решите, правы мы были или нет. Павел, немного остыв, кивнул головой, развалился на мягком диване и приготовился слушать. – Ваше императорское величество, – начал Михайлов, – мы вместе с людьми господина Макарова проделали большую работу по розыску преступников, напавших на Резанова. И поиск закончился успехом. Нам удалось установить личность одного из них. Мы отправились в дом у Кашина моста, чтобы задержать и побеседовать с ним. Задержание прошло тихо и спокойно. А вот потом… – А что было потом? – живо поинтересовался император. Он вскочил с дивана и стал расхаживать по своему кабинету. Михайлов усмехнулся и посмотрел на заинтригованного Павла. – Дальше же произошло следующее. Я стал осматривать жилище злоумышленника, рассчитывая найти документы, его изобличающие, или относящиеся к делу улики. И тут передо мной неожиданно явилось небесное создание, можно сказать, ангел во плоти… Павел вскрикнул от неожиданности и от нетерпения топнул ботфортом, желая услышать от Игоря более подробный рассказ. – Да-да, ваше императорское величество, девица, которая предстала передо мной, была на удивление хороша. Вот, посмотрите… Михайлов достал из кармана айфон, вывел на экран фото задержанной полячки и показал его императору. Павел взглянул, покачал головой и осторожно вернул айфон подполковнику. – Да, эта мадемуазель действительно прелестна. Но я так и не понял – как связаны между собой эта красавица и начавшаяся вскоре стрельба? Игорь не спеша убрал в карман айфон и продолжил свой рассказ. – Так вот, государь, эта самая кисейная барышня попыталась меня убить. Что ей не удалось сделать по независящим от нее причинам. Мне сразу подумалось, что она приехала в дом у Кашина моста не одна. И по рации предупредил своих людей, чтобы они держали ухо востро. Я оказался прав – на пролетке примчались трое сообщников этой девицы и попытались убить уже ее. – В самом деле? – удивился Павел. – Может быть, они просто хотели ее вызволить? – Именно убить, – вздохнул Михайлов. – Пролетка мчалась прямо на девицу. Если бы не Сыч – простите, старший лейтенант Совиных – лошади бы сбили ее с ног и растоптали. Но Сыч успел оттолкнуть девицу в сторону, да и сам тоже в последний момент выскочил буквально из-под колес пролетки. – Молодец этот самый Сыч! – воскликнул император. – Передайте, что я выражаю ему свое благоволение. Но вернемся к тем злодеям. Как я слышал, вы их всех убили? – Да, государь, они достали пистолеты и приготовились открыть по нам огонь. Но мы оказались проворнее и успели выстрелить раньше. – Гм, – император задумчиво почесал переносицу, – мне об этом происшествии доложили несколько иное. Но я, однако, склонен поверить именно вам. Скажу, что вы все сделали правильно, и я благодарю вас, Игорь Викторович. А теперь я попрошу поподробней рассказать мне о тех, кого вам удалось задержать живыми и невредимыми. – Государь, – вступил в разговор я, – начну с того шведского моряка. Сам по себе Густав Нюстрём не представляет для нас большого интереса. Обычный матрос с торгового судна. Дело свое знает, но не более того. Характер же у него скверный. Он вспыльчив и склонен к выпивке. Пьян же он почти всегда. Гораздо интересней его соучастники, которых мы еще не задержали, и розыском которых сейчас занимается вся полиция Санкт-Петербурга. Со слов Нюстрёма, его наняли два ранее неизвестных ему человека. Как считает швед, один из них был француз, а вот второй больше смахивал на англичанина. – Странное сочетание, – покачал головой император, – швед, француз и британец. Извините, Василий Васильевич, я вас перебил. Продолжайте свой рассказ. – Те двое использовали Нюстрёма исключительно для силовой поддержки. Он должен был схватить под уздцы лошадей экипажа, в котором ехал Резанов. А британец и француз в это время напали на Николая Петровича. Один из них ударил его ножом в грудь, а второй выхватил из рук портфель с документами. Потом нападавшие скрылись на пролетке, кучером которой был… Знаете, кто был кучером той самой пролетки? Павел отрицательно покачал головой. – Так вот, государь, управлял пролеткой тот самый человек, которого вчера Игорь Викторович пристрелили у Кашина моста. Павел удивленно воскликнул и развел руками. – Значит, вы оказались на верном пути, господин подполковник, – сказал он, – а вы уверены, что это тот самый человек, который участвовал в нападении на беднягу Резанова? – Уверен, государь, – кивнул Михайлов, – свидетели опознали в нем того, кто управлял пролеткой во время бандитского нападения на Николая Петровича. – Тогда мне его ничуть не жаль, – произнес Павел. – Продолжайте, Василий Васильевич. – Швед, несмотря на свою природную тупость, все же смог сообщить нам много интересного. И теперь люди господина Макарова пытаются найти англичанина и француза. Что же касается задержанной девицы… – Мне она весьма любопытна, – сказал Павел. – Кто она такая и откуда? – Зовут ее Барбара Каминская. Ей всего двадцать лет. Родилась в Польше, где отец ее участвовал в мятеже Костюшко. Под Мацеёвицами пан Каминский попал в плен вместе со своим военачальником и был отправлен в Россию. Как человек грамотный, он быстро нашел себе место управляющего имением на отошедших России землях. Дочь свою пан Каминский воспитал в духе ненависти к России и русским. Ему удалось установить связь с единомышленниками, скрывшимися за границей после разгрома польского мятежа. Повзрослевшая Барбара, как могла, помогала отцу. По его просьбе она выехала в Петербург, чтобы поучаствовать, как ей объяснили, в «деле, которое поможет Польше обрести свободу». Мадемуазель Каминская вошла в группу, старший которой, англичанин по имени Джеффри, намеревался похитить одного из тех, кто пробился к трону и заставил императора Павла изменить традиционной дружбе России и Англии. – «Заставить императора Павла»! – от негодования лицо царя пошло красными пятнами. – И эти мерзавцы смеют надеяться, что я стану прислушиваться к их советам?! Впрочем, продолжайте, Василий Васильевич, я вас внимательно слушаю. – Джеффри, впрочем, особо ей не доверял. Он просто давал мадемуазель Каминской отдельные поручения, которые она прилежно исполняла. А вот вчера произошла осечка. Правда, британцу доложили о том, что за одним из участников нападения на Резанова выехали «пятнистые» – так злоумышленники окрестили людей подполковника Михайлова. И он срочно отправил Барбару с тремя своими головорезами, чтобы убить Нюстрёма и тем самым оборвать ниточку, которая могла вывести нас на всю банду. Но мы оказались на месте быстрее. – А почему эти изверги пытались убить такую прелестную девицу? – задумчиво произнес Павел. – Хотя догадываюсь, они, как вы сказали, тем самым намеревались оборвать и эту ниточку. Как, кстати, сейчас себя чувствует мадемуазель Каминская? – Поначалу она была в полном расстройстве чувств, – усмехнулся Михайлов. – С ней даже случилась истерика. По потом она пришла в себя и рассказала все, что знала. Знала она, кстати, не так уж много. Но даже то, что ей стало известно, должно помочь нам изловить этого самого Джеффри с его бандитами. – Ну что ж, Игорь Викторович – в добрый путь. Надеюсь, что вам удастся поймать британца и его гнусную компанию. Надо сделать это как можно быстрее, чтобы ни у кого больше не появилось желания нападать с кинжалами на верных слуг государевых. Можете идти, но как только у вас появятся новые известия по этому делу, немедленно докладывайте лично мне. 5 (17 мая) 1801 года. Санкт-Петербург. Михайловский замок. Подполковник ФСБ Михайлов Игорь Викторович. РССН УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области «Град» После аудиенции у императора я вместе с Васильи-чем отправился в Кордегардию. – Послушай, Игорь, – спросил мой визави, – что ты думаешь обо всем этом? У меня было много предположений о грядущих действиях наших противников, но я решил промолчать. Все же Васильич лучше меня знал эпоху, в которой мы очутились, и потому он мог более точно предугадать будущее, пусть оно теперь и заметно отличается от того, что было в нашей реальности. Именно в таком духе я и ответил Патрикееву. Тот улыбнулся и внимательно посмотрел на меня. – Игорь, а ведь ты ни слова не сказал Павлу о британце, которого ребята Баринова захватили в Ревеле. Я знаю, что при задержании вы его неслабо продырявили, но наш эскулап Гена Антонов шепнул мне, что ваш пленник пошел на поправку, и с ним можно работать. – Работать-то можно, – я пожал плечами, – только знаешь, Васильич, беседовать придется с ним в щадящем режиме. Все же он еще окончательно не поправился, и если на него как следует нажать, то придется снова передать инглиза нашим медикам. А знает он, между прочим, немало. – Ну-ка, ну-ка, – оживился Патрикеев, – и что же поведал вам этот Джейм Бонд недоделанный? День сегодня выдался солнечный, весенний. Уже вовсю чирикали птички, на деревьях появились первые листочки, а над плацем пролетела бабочка-капустница. Мы остановились у памятника Петру Великому работы Растрелли-старшего.