«Отчего же нет? — подсказывал ему разум. — Там каждый может получить работу. Ты будешь зарабатывать два доллара в день!» «А как насчет забастовщиков? — шептал какой-то голос. — Тебя могут изувечить». «О, это маловероятно! — отвечал самому себе Герствуд. — Трамвайные компании поставили на ноги всю полицию. Всякий, кто пожелает вести вагон, найдет должную защиту». «Но ведь ты не умеешь водить вагон», — говорил голос сомнения. «Незачем и наниматься вагоновожатым, — отвечал рассудок. — Уж билеты-то я, наверное, сумею выдавать». «Но там нужны главным образом вагоновожатые». «О, они охотно возьмут кого угодно». Несколько часов Герствуд дискутировал сам с собой, перебирая все «за» и «против» и чувствуя, что нет особой необходимости спешить в таком верном деле. А наутро он надел свой лучший костюм (который тем не менее имел довольно жалкий вид) и стал готовиться в путь. Он завернул в бумажку немного хлеба и холодного мяса. Керри, заинтересованная, не спускала с него глаз. — Куда ты идешь? — спросила она наконец. — В Бруклин, — ответил Герствуд. Но так как Керри все еще с удивлением смотрела на него, он добавил: — Я думаю, что найду там работу. — Трамвайщиком? — изумилась Керри. — И ты не боишься? — Чего же бояться? — отозвался Герствуд. — Все трамвайные служащие — под охраной полиции. — В газетах пишут, что вчера избили четырех штрейкбрехеров. — Это так, — согласился Герствуд, — но нельзя верить всему, что сообщают в газетах. А трамвай все равно будет ходить. У Герствуда был сейчас довольно решительный вид, но это была решимость отчаяния, и Керри стало больно за него. Она точно вдруг увидела призрак прежнего Герствуда, мужественного и сильного. Небо было затянуто тучами, и в воздухе носились редкие хлопья снега. «Не особенно приятная погода для путешествия в Бруклин!» — невольно подумала Керри. Герствуд ушел раньше ее, и это уже само по себе было знаменательным событием. Дойдя до угла Четырнадцатой улицы и Шестой авеню, он сел в трамвай. Герствуд читал в газете, что десятки людей являются с предложением своих услуг в конторы Бруклинской трамвайной компании и всех принимают на службу. Герствуд, молчаливый и мрачный, добирался туда сначала конкой, потом на пароме. Дальше путь предстоял нелегкий, так как трамвай не шел, а день был холодный, но Герствуд упрямо шагал вперед. Стоило ему очутиться в Бруклине, как он сразу почувствовал, что находится в районе забастовки. Это сказывалось даже в поведении людей. На некоторых путях не было ни одного трамвайного вагона. На перекрестках стояли небольшие группы. Мимо Герствуда проехало несколько открытых фургонов с расставленными на них табуретками. На фургонах были надписи: «Флэтбуш» или «Проспект-парк. Плата 10 центов». Герствуд заметил, какие холодные и угрюмые лица у рабочих. Они вели здесь войну. Добравшись до конторы трамвайной компании, Герствуд увидел возле здания нескольких человек в штатском, а также группу полицейских. Вдали, у перекрестка, стояли другие люди, очевидно, забастовщики, и наблюдали за тем, что происходит. Все дома кругом были маленькие, деревянные, а улицы плохо вымощены. После Нью-Йорка Бруклин производил весьма убогое впечатление. Герствуд пробрался в самый центр маленькой группы, за действиями которой наблюдали и полисмены и прочие стоявшие поблизости люди. Один из полицейских обратился к нему: — Что вы ищете? — Я хочу спросить, не найдется ли тут работы. — Контора вот здесь, наверху, — ответил синий мундир. Судя по выражению лица этого блюстителя порядка, он относился безучастно к тому, что происходит, но в глубине души явно сочувствовал бастующим и потому сразу возненавидел пришедшего штрейкбрехера. С другой стороны, по долгу службы он был обязан поддерживать порядок. Над истинной ролью полиции в человеческом обществе ему никогда не приходило в голову задумываться. Не того склада он человек, чтобы задаваться подобными вопросами. В нем смешались два чувства, которые уравновешивали друг друга. Он стал бы защищать этого человека, как самого себя, но лишь потому, что это ему приказано. А скинув синюю форму, он переломал бы ребра всем скэбам[11]. Герствуд поднялся по грязной лестнице и очутился в маленькой, не менее грязной комнате, где находилось несколько конторских служащих. Они сидели за длинным, отгороженным барьером столом. — Что вам угодно, сэр? — обратился к нему человек средних лет, поднимая глаза от бумаг. — Вам нужны люди? — спросил, в свою очередь, Герствуд. — А вы кто же будете? Вагоновожатый? — Нет, я никогда не работал трамвайщиком, — ответил Герствуд. Он нисколько не был смущен. Он знал, что трамвайные компании нуждаются в людях. Если одна контора его не возьмет, то наймет другая. И ему было совсем безразлично, как отнесется к нему этот служащий. — Гм! — пробормотал клерк. — Мы, конечно, предпочитаем людей с некоторым опытом… Видя, однако, что Герствуд равнодушно улыбается, он добавил: — Ну, я думаю, вы скоро научитесь управлять вагоном. Как ваша фамилия? — спросил он. — Уилер. Клерк написал распоряжение на маленькой карточке. — Идите вот с этим в парк и передайте мастеру. Он покажет вам, что нужно делать. Герствуд вышел, спустился с крыльца и снова очутился на улице. Он пошел в указанном направлении, а полицейские глядели ему вслед. — Еще одному охота попытать счастья! — заметил полицейский Кийли, обращаясь к полицейскому Мепси. — Я думаю, уж намнут ему шею! — спокойно отозвался его товарищ. Они уже видели немало забастовок. 41. Забастовка Трамвайный парк, куда направили Герствуда, страдал от острого недостатка людей: там распоряжались, в сущности, всего три человека. За работой явилось много новичков, это были большей частью опустившиеся, изголодавшиеся люди, чьи лица говорили о том, что только крайняя нужда толкает их на такой отчаянный шаг. Они бодрились, но вид у них был пришибленный. Герствуд прошел сквозь депо в глубь парка и очутился на просторном огороженном дворе с целой сетью рельсовых путей и разветвлений. Здесь двигалось несколько вагонов, которыми управляли ученики под наблюдением инструкторов. Другие ученики дожидались своей очереди у задних ворот одного из огромных сараев. Герствуд молча наблюдал за этой сценой и ждал. Он мельком оглядел своих будущих коллег, хотя, в сущности, они интересовали его не больше, чем вагоны. В общем, это была не особенно приятная на вид компания. Среди них были и люди тощие, изможденные, попадались и толстяки, было и несколько жилистых субъектов с нездоровым цветом лица, побывавших, видимо, во всяких переделках. — Вы читали, что управление дорог собирается вызвать на помощь полицию? — услышал Герствуд неподалеку от себя. — И вызовут! — отозвался кто-то другой. — В подобных случаях всегда так поступают. — Вы думаете, нам грозят неприятности? — спросил штрейкбрехер, лица которого Герствуд не мог различить. — Нет, не думаю, — последовал ответ. — Этот шотландец, что отправился с последним вагоном, рассказал мне, будто ему в голову запустили куском угля, — вставил чей-то голос. В ответ послышался нервный смешок. — Одному из наших, который ездил по Пятой авеню, очень не поздоровилось, как пишут в газетах, — произнес кто-то, растягивая слова. — У него в вагоне разбили все стекла, а его самого вытащили на улицу раньше, чем подоспела полиция. — Все это верно, но сегодня дежурит больше полицейских. Герствуд слушал, не особенно вдумываясь в слова штрейкбрехеров. Все эти люди, казалось ему, были изрядно напуганы, болтали они лихорадочно и с единственной целью — успокоить собственную тревогу. Он равнодушно смотрел на курсировавшие по двору вагоны и ждал. Двое из дожидавшихся очереди подошли ближе и стали за его спиной. Они были весьма словоохотливы, и Герствуд прислушался к их словам. — Вы не трамвайщик? — спросил один из них. — Я? Нет, я работал на бумажной фабрике, — отозвался другой. — А я до октября работал в Ньюарке, — в тон ему сказал первый. Они понизили голоса, и Герствуд некоторое время ничего не мог разобрать. Но вскоре оба заговорили громче. — Я нисколько не виню этих ребят за то, что они бастуют. По-моему, они совершенно правы. Но, с другой стороны, мне до смерти нужна работа. — Вот и мне тоже, — живо подхватил второй. — Найдись какая-нибудь работенка в Ньюарке, я и не подумал бы соваться сюда! — Да, подлая стала жизнь! — согласился с ним первый. — Бедняку теперь совсем некуда деваться. Хоть среди улицы околевай, и никто тебе не поможет. — Это вы правильно сказали! Я потерял место на фабрике, потому что она закрылась. Хозяева наготовили большой запас товару, а потом и прикрыли лавочку.