Тут в дверь постучали, и Герствуд с большой неохотой выпустил Керри из объятий. Коридорный принес мыло, полотенце и воду. — Вы скоро будете готовы? — спросил Герствуд; направляясь к двери. — Да, — ответила Керри. — Я вернусь меньше чем через час. Герствуд спустился в вестибюль и стал оглядываться, ища глазами парикмахерскую. На душе у него было легко и радостно. Победа, только что одержанная над Керри, сулила награду за все, что он вынес в последние несколько дней. Жизнь стоила того, чтобы за нее бороться. Это бегство от всего, к чему он привык, к чему был привязан, быть может, вело к счастью. Гроза кончилась, и на небе появилась радуга, быть может, одним концом своим указывающая на золотой клад. Герствуд собрался было подойти к двери, возле которой красовался столбик в красную и белую полоску[6], как вдруг кто-то фамильярно окликнул его. Сердце у него мгновенно сжалось. — Здорово, Джордж, старина! — услышал он. — Что вы поделываете в этих краях? Герствуд узнал одного из своих приятелей, биржевого маклера, по фамилии Кении. — Я здесь по небольшому частному делу, — ответил Герствуд. Его мозг заработал с лихорадочной быстротой: «Очевидно, Кении ничего не знает: он еще не читал утренних газет!» — Как странно встретить вас так далеко от дома, — добродушно продолжал мистер Кенни. — Вы остановились в этом отеле? — Да, — неохотно ответил Герствуд, вспомнив о своей записи в книге приезжих. — Надолго приехали? — Нет. Денька на два. — Вот как! А вы уже завтракали? — Да, — солгал Герствуд. — Я иду бриться. — Не зайдете со мной в бар? — Сейчас не могу. После — пожалуй! — ответил Герствуд. — Мы еще увидимся. Вы тоже остановились здесь? — Да, — ответил мистер Кении. — Как дела в Чикаго? — добавил он. — Все по-старому, — с улыбкой отозвался Герствуд. — Жена с вами? — Нет. — Ну, мы непременно должны еще встретиться с вами сегодня. Я сейчас пойду позавтракаю, а потом заходите ко мне, как только освободитесь. — Непременно, — обещал Герствуд, и они разошлись. Весь этот разговор был для него сплошною пыткой. Каждое слово Кении, казалось, лишь усложняло и без того запутанное положение. Он пробудил в Герствуде тысячу воспоминаний. Он олицетворял собою все, что управляющий баром оставил позади: Чикаго, жену, роскошный бар — обо всем этом упомянул Кении в своих приветствиях и расспросах. Надо же было Кенни остановиться именно в этом отеле! Теперь он, наверное, будет рассчитывать на общество Герствуда! С минуты на минуту прибудут газеты из Чикаго, да и местные газеты сегодня же напечатают обо всем. Мысль о том, что в глазах этого человека он будет вором, взломавшим сейф, заставила Герствуда совсем забыть о победе над Керри. Он чуть не застонал, открывая дверь парикмахерской. Надо бежать отсюда, найти какой-то более уединенный отель! Герствуд обрадовался, когда, выйдя из парикмахерской, увидел, что в вестибюле нет ни души. Он быстро направился к лестнице. Он сейчас же возьмет с собой Керри, они выйдут с другого хода и позавтракают в более укромном месте. Однако на другом конце вестибюля он заметил какого-то субъекта, внимательно наблюдавшего за ним. Это был типичный ирландец, небольшого роста и довольно бедно одетый, с лицом, которое можно было назвать удешевленным изданием лица крупного политического интригана. По-видимому, этот человек только что разговаривал с портье и теперь устремил все свое внимание на бывшего управляющего баром. Герствуд почувствовал на себе пристальный взгляд и тотчас догадался, к какой категории людей принадлежит этот субъект. Инстинктивно он понял, что сыщик следит за ним. Он быстро прошел мимо, делая вид, будто ничего не заметил, но в голове у него вихрем кружился поток мыслей. Что теперь будет? Что могут сделать с ним здесь? Он вспомнил, что существует закон о выдаче преступников, и заволновался, не зная в точности положений этого закона. Что, если его арестуют? О, если Керри узнает! Нет, в Монреале земля горела у него под ногами. Ему захотелось поскорее бежать отсюда. Когда Герствуд вернулся в номер, Керри уже успела выкупаться и теперь ждала его. Она посвежела и казалась еще прелестнее, но вела себя в высшей степени сдержанно. В ней чувствовался прежний холодок. Во всяком случае, любовь не пылала в ее сердце. Герствуд почувствовал это, и на душе у него стало еще тревожнее. Он не смог схватить ее в объятия, он даже не пытался сделать это. Что-то в ее поведении удерживало его. Да и сам он еще не отделался от мыслей и ощущений, нахлынувших на него в вестибюле. — Вы готовы? — ласково спросил он. — Да. — Пойдемте куда-нибудь завтракать. Здешний ресторан мне не очень понравился. — Мне все равно, — сказала Керри. Они вышли из номера и спустились вниз. На ближайшем углу стоял тот же ирландец, который наблюдал за Герствудом в вестибюле. Управляющий баром еле сдержал себя, — так трудно было ему притворяться, что он ничего не замечает. Его злил наглый взгляд ирландца. Они прошли мимо, и Герствуд принялся рассказывать Керри про Монреаль. Вскоре они увидели ресторан и вошли туда. — Какой странный город! — заметила Керри, которую Монреаль удивлял, в сущности, лишь потому, что не был похож на Чикаго. — Просто жизнь здесь не кипит, как в Чикаго, — сказал Герствуд. — Вам тут не нравится? — Нет, — ответила Керри, уже свыкшаяся с великой столицей Запада и полюбившая ее. — Да, пожалуй, Монреаль менее интересен, — согласился Герствуд. — А что он собой представляет? — полюбопытствовала Керри. Она никак не могла понять, почему Герствуд повез ее именно в этот город. — Ничего особенного, — ответил Герствуд. — Это своего рода курорт с очень живописными окрестностями. Керри слушала его со смутной тревогой. Странность ее положения отравляла удовольствие, которое могла бы доставить ей эта поездка. — Но мы здесь долго не останемся, — продолжал Герствуд, который теперь был даже рад, что Керри не одобрила Монреаля. — Как только мы позавтракаем, вы купите нужные вам вещи, и мы сразу двинемся в Нью-Йорк. Там вам понравится! Чикаго и Нью-Йорк — самые интересные города в Соединенных Штатах. Герствуд только и думал о том, как бы скорее убраться отсюда подобру-поздорову. Надо будет только сперва посмотреть, что сделают сыщики, что предпримут его бывшие хозяева в Чикаго, а потом улизнуть, хотя бы в Нью-Йорк, где можно скрыться без особого труда. Он был достаточно хорошо знаком с этим городом и знал, какие источники питают здешнюю бездумную расточительность. Но чем больше он об этом размышлял, тем ужаснее казалось ему положение, в котором он находился. Герствуду стало ясно, что бегство в Монреаль отнюдь не решало задачи. Надо полагать, что его хозяева наймут сыщиков, которые неотступно будут следить за ним, — для этого существуют агентства Пинкертона, Муни и Боланда. Как только он попытается покинуть Канаду, его тотчас же арестуют. Возможно, ему придется прожить здесь долгие месяцы и в каком состоянии! Вернувшись, Герствуд решил как можно скорее просмотреть утренние газеты. Его тянуло к ним, и в то же время он боялся взять их в руки. Ему хотелось узнать, как далеко успела распространиться весть о совершенном им преступлении. Сказав Керри, что вернется через несколько минут, он отправился за газетами. В вестибюле не оказалось ни одного знакомого или подозрительного лица, тем не менее Герствуд не хотел читать здесь. Поэтому он поднялся во второй этаж и уселся с газетами у окна общей гостиной. Его преступлению было уделено очень мало места, но о нем было упомянуто во всех газетах среди всевозможных телеграфных сообщений о несчастных случаях, убийствах, ограблениях, венчаниях и прочем. «И зачем только я сделал это!» — с горечью размышлял Герствуд. С каждой минутой пребывания в этом далеком убежище в нем крепло мучительное сознание, что он совершил большую оплошность. Наверное, существовал другой, более легкий выход из положения, выход, которого он не знал. Не желая, чтобы газеты попались на глаза Керри, он оставил их в гостиной. — Ну, как вы себя чувствуете? — спросил он, входя в номер. Керри сидела у окна и смотрела на улицу. — Ничего, — ответила она. Герствуд подошел к ней и только собрался заговорить, как вдруг раздался стук в дверь. — Это, вероятно, мои покупки, — сказала Керри. Герствуд отпер дверь. В коридоре стоял все тот же неприятный субъект, в котором он уже давно заподозрил сыщика. — Вы мистер Герствуд, не так ли? — спросил ирландец, принимая решительный и самоуверенный вид. — Да, — спокойно ответил Герствуд. Он так хорошо знал, чего стоят подобные люди, что к нему даже вернулась доля прежнего самообладания. У него в баре таких господ принимали весьма холодно. Выйдя в коридор, Герствуд закрыл за собой дверь. — Надо полагать, что вы знаете, зачем я здесь? — понизив голос, спросил сыщик. — Да, догадываюсь, — так же тихо ответил Герствуд. — Ну и что же? Намерены вы вернуть деньги? — Это мое личное дело, — угрюмо отозвался Герствуд. — Вы отлично знаете, что вам не удастся улизнуть, — сказал сыщик, невозмутимо глядя на него. — Послушайте, милейший, — пренебрежительным тоном начал Герствуд. — Вы ровно ничего не понимаете во всем этом деле, и я не намерен объясняться с вами. Как бы я ни собирался поступить, я сделаю это без вашего или чьего бы то ни было совета. Прошу прощения! — Странно вы рассуждаете! — заметил сыщик. — Ведь вы, в сущности, уже сейчас в руках полиции. Если мы пожелаем, то можем причинить вам много неприятностей. Вы записались здесь под вымышленным именем, и с вами вовсе не ваша жена. Но газеты еще не знают, что вы здесь, и я советовал бы вам быть благоразумнее. — Что вы хотите знать? — Только одно: отошлете вы назад деньги или нет. Герствуд молча глядел в пол.