– Прибереги свои деньги, сосед. А вот кофе не помешает. Надо залечить рану на голове, а то она принесет тебе смерть. Они пошли к летнему домику. Яакко слегка прихрамывал, Калле шел осторожно, как все старики. Внутри пахло свежим лакированным деревом – вообще Яакко любил этот запах, но сейчас он вызывал тошноту. Ему не хотелось показывать старику свою слабость. Он поднялся наверх, вытерся и переоделся в сухое. Порез на лбу оказался неглубоким, и он заклеил его пластырем и почувствовал себя немного лучше. Калле сидел в плетеном кресле, вытянув длинные, как у саранчи, ноги. – Эспрессо будете? – спросил Яакко, доставая из буфета две чашки. Калле не ответил. Звук его дыхания походил на звук рвущейся бумаги. Яакко включил кофемашину. Ее знакомое шипение заглушило неприятный болезненный шум. – Выходит, она тебя поймала, – наконец сказал Калле. – Выходит, вы… – Яакко сглотнул, – знаете эту даму? Старик коротко засмеялся, как будто ветка треснула. – Она моя жена вот уже семьдесят лет. Хотя, раз уж ты здесь появился, сосед, это ненадолго. «Наверняка у него деменция, – подумал Яакко. – Скорее всего, это его дочь или внучка». Он протянул гостю кофейную чашку, и Калле принялся баюкать ее в руках. – И как же вы познакомились? – Она пришла за мной во время шторма, – сказал Калле, – спасла мою лодку, и я ей приглянулся. Я был тогда дерзкий. Взял дочь моря в любовницы и думал, что смогу удержать ее. Но все оказалось наоборот. Она меня не отпустила и никогда не отпустит. – Он отхлебнул эспрессо и поморщился: – Крепкий кофе варишь, сосед. Но ей нужно кое-что получше. Потом Калле сделал еще глоток с явным удовольствием. – Ты должен кое-что увидеть, сосед. – Он медленно встал и жестом пригласил Яакко следовать за ним. Яакко молча повиновался. Калле повел их по узкой тропинке, которую Яакко никогда раньше не замечал, в небольшую рощицу посреди острова. Лето выдалось таким засушливым, что деревья уже стояли голые. Темные ветки резко вырисовывались на фоне тусклого неба. Тишина давила так, что Яакко сгорбился. Они вышли на небольшую поляну. Мокрая земля, почти болото, поросла желтым мхом. Из нее торчала дюжина замшелых камней с вырезанными на них именами и годами. Некоторые надписи казались совсем старыми. – Что это за место? – спросил Яакко. – И зачем мы сюда пришли? – А ты посмотри хорошенько. Так и закончишь, сосед. – Старик устало привалился к дереву. – Это сеть, чертова сеть. Раз ты попался, то уже не сможешь уйти. – Калле посмотрел вниз и улыбнулся: – Я живу на этом острове семьдесят лет. Иногда она ненадолго отпускает меня на заправку купить сигарет. Или повидать родню, пока они еще были живы. Или вместе со своим скотом берет меня в море. Или даже вниз, в замок Ахти. Но я в ее сети и навсегда в ней останусь. «Ладно, – решил Яакко. – Ахти. Бог моря. Старикана надо лечить. Я с этим разберусь, в конце концов, он мне жизнь спас». – Вижу, ты не понимаешь, – прошептал Калле. – Ты теперь тоже здесь, сосед, с нами. Со всеми мужьями. Мы все здесь, кроме самого первого. Того, кого она первым полюбила и кто никогда не надел ей на палец свадебное кольцо. Того, кто ушел с другой. Того, которого она утопила… – Отлично, – осторожно сказал Яакко. – Давайте вернемся в дом, там еще остался кофе… – Я должен был вернуть его ей, кольцо. Оно там, внизу. Я пробыл здесь так долго, что почти увидел его, я был почти у цели… Калле подошел так близко, что Яакко почувствовал приторно-сладкий запах табака и перекрывающий его смрад немытого тела. В красных глазах горело безумие. – Но ты заявился сюда и все испортил. Яакко не успел увидеть нож. Он прорвал его футболку и огненной дугой прошелся по ребрам. Яакко прикусил язык от боли и почувствовал, как рот наполняется кровью. В глазах помутилось, и он упал на одно колено. – Я не мог сделать этого в воде, потому что она видела. Не мог позволить тебе утонуть – тогда она заполучила бы тебя. Но здесь она нас не видит, здесь, в роще Эйо… – Калле навис над ним, запрокинул ему голову костлявой рукой, приставил к горлу холодное лезвие. Пальцы Яакко нащупали камень, круглый и гладкий, как яйцо, идеально легший в ладонь. Не думая, он размахнулся. Удар пришелся вскользь, но старик упал, потеряв шапку. Тонкие грязные волосы слиплись от крови. Калле неподвижно лежал на болотистой земле, нога ритмично подергивалась, как умирающая рыба. Яакко выкинул камень и сплюнул кровь. А потом бросился бежать. Он забежал в домик, чтобы взять ключи, бумажник и мобильный телефон, и побежал дальше. Рана на боку болела, но футболка прилипла к коже, и кровь почти не текла. Надо было звонить в полицию. Или в «Скорую». Или Рейну в офис. Или хоть кому-то. Уже почти стемнело, и ему пришлось остановиться на тропинке к пешеходному мосту, который соединял Ахтоланниеми с материком, и посмотреть на светящийся экран. Связи не было, ни одной палочки. Яакко выругался и пошел дальше. Мост представлял собой узкую V-образную конструкцию из дерева и металла. Ветер усилился, и море разбушевалось, оно билось о металлические перила так, что мост звенел, как колокол, звук распространялся по нему как по слабым пружинам, которые использовали на уроках физики в школе. От первого же удара волны он потерял равновесие на мокрых досках. Второй был похож на игривую пощечину, и он упал на колени, схватившись за перила побелевшими пальцами. Выплюнул соленую воду. Волны щетинились, как злые собаки. Наверное, можно вплавь. Расстояние небольшое. Он бы справился. Он посмотрел, как черные языки воды лижут стометровый мост, и повернул назад. Выйдя на берег, он ощутил, что что-то не так. Ощупал карманы и понял, что ключи от машины пропали. Вернувшись в летний домик, он запер дверь и сел за кухонный стол. Растирал руки и ноги, смотрел в окно. С одежды капала вода. Вечернее небо выглядело неправильно. Яркая акварельная полоса, которая всегда полыхала над горизонтом в это время, исчезла. Небо затянуло темно-серыми тучами. Нужно было согреться. Сауна, вот что. Он порадовался, что не выстроил традиционную сауну в отдельном здании у самой воды, а устроил ее в самом летнем домике. При мысли о том, чтобы снова выйти на улицу, он вздрогнул. Он разделся, набил печь дровами и зажег ее. Потом сел на кафельный пол, ожидая, пока дрова прогорят. В сауне было безопасно. Ему казалось, что он сидит внутри собственного черепа. После второго выгорания Яакко хорошо представлял себе, как это работает. Сначала исчезает ощущение того, что ты есть. Затем кратковременная память. А потом появляются галлюцинации. Предыдущие месяцы вспоминались плохо. Привлечение второго раунда венчурных инвестиций, бесконечные совещания, слайды презентаций, моргающие, как глаза. Он завел роман с Минной, просто чтобы в жизни было хоть что-то еще, но он тоже оказался коротким и безумным, как жизнь таблетки аспирина в стакане воды. IPO стало последней каплей. Яакко помнил ужасный момент на заседании правления, когда вдруг понял, что смотрит на стену враждебных лиц и не представляет, что должен говорить. Может быть, все зашло дальше, чем думал. Была ли эта женщина настоящей? Был ли Калле настоящим? Он не мог заставить себя вернуться на полянку в темноте и посмотреть, что случилось со стариком. При одной мысли об этом он вздрогнул. «Утром. Я сделаю это утром». Когда печка раскалилась, Яакко взобрался на верхнюю полку, взял деревянный ковш и плеснул на печку воды. Промыл рану на боку: это оказался просто поверхностный порез. Когда он смыл запекшуюся кровь, вытекло немного свежей. От вида красноватой воды, текущей с полки, закружилась голова. «Я схожу с ума. – Он зажмурился. – Я останусь здесь. У себя в голове. Пока реальность не вернется». Открылась дверь, и в сауну проник холодный воздух. Яакко открыл глаза: вошла женщина. В отсветах печного огня она уже не казалась бледной: кожа ее покраснела и казалась выпеченной из красной глины. Тело у нее было молодое, с тяжелой, круглой грудью. Холмик лобка покрывали темно-золотые волосы. А лицо у нее было лишено возраста. На крупном носу виднелись веснушки, как золотые крошки. Против собственной воли Яакко ощутил возбуждение, смешанное с паникой. Это придало желанию остроту, какой он не чувствовал с тех пор, как был подростком. Не говоря ни слова, женщина встала рядом с ним на колени и стала мыть ему спину. Полила голову теплой водой, помассировала плечи. Даже в сауне пальцы ее были холодны, как морская вода. – Маленький человек, – сказала она, – с маленькими желаниями. Тебе будет хорошо в морском лоне. Затем она наклонилась и взяла его член в рот. Сначала ее прикосновения были такими же небрежными и деловитыми, как при мытье, потом сделались настойчивыми. Яакко попытался прикоснуться к ней, руки дрожали от возбуждения, но она оттолкнула его и заставила опуститься на полку. А потом стало поздно: горячая волна прошла сквозь него и растеклась блаженным горячим пятном. Она села рядом с ним, тихо напевая, и волосы ее были похожи на ручейки темного золота. – Я сделала хороший выбор, мой прекрасный. Ты ничего не хочешь. Ты станешь мне мужем. Я буду одевать тебя и кормить, а ты ляжешь со мной и сделаешь мне ребенка. Она как маленькая девочка. Как девушка, которая впервые узнала о существовании юношей. – Муж, – сказал он вслух. У него кружилась голова, и все чувства обострились, как будто прикосновение женщины было крючком, вытащившим его из глубокой воды нереальности. – А как же свадьба? Печка погасла. По сауне пронесся порыв холодного ветра, и пар превратился в капли воды на коже Яакко. Стена за спиной будто заледенела. Рука женщины на его бедре обернулась холодным камнем, а ее глаза сверкнули во тьме зеленым. – Никакой свадьбы, – сказала она, и голос ее походил на шорох волны, разбивающейся о камни. – Никакой свадьбы без кольца. А потом она ушла, и Яакко остался один в темноте. Всю ночь он просидел на кухне, пил кофе и ел ржаной хлеб с солеными русскими сосисками, пока желудок не начал протестовать. Он думал, когда же она вернется. Море казалось спокойным, но он не мог заставить себя попробовать перейти мост еще раз. За ночь мысли о внешнем мире – Минне, компании и всем остальном – утекли, как вода из ладони. Остались только остров, женщина и ее мужья. Рассвет показался бледным пятном света над серым морем, но он набрался смелости и смог подумать о Калле. Протер глаза, выпил еще одну чашку кофе и вышел из дома. Идя по дорожке, он заметил что-то, чего не увидел накануне вечером: блекло-красное пятно среди деревьев. Подойдя ближе, он разглядел старую рыбацкую хижину, которая, казалось, сейчас рухнет под собственным весом. Неудивительно, что он не видел ее раньше: она стояла метрах в пятидесяти от берега, и со всех сторон, кроме стороны моря, ее защищали от взглядов деревья и кусты. Соломенная крыша походила на насупленные брови. «Наверное, здесь он и жил», – подумал Яакко. Он надеялся разглядеть какое-то движение в темных окнах, признак того, что старик еще жив, но ничего не увидел. Он нашел Калле там, где оставил. Тело немного погрузилось в мягкую землю, и, к счастью, подлесок скрыл лицо старика. Яакко давно не видел мертвецов и теперь ощутил одновременно тошноту и вину. Это он сделал. И он не мог просто оставить его здесь. Он нашел ржавую лопату, прислоненную к стене, забросал тело сосновыми ветками и принялся копать могилу. Земля была мягкая, работалось легко, но в яму заливалась вода. К тому времени, как дыра в земле достигла подходящих размеров, он вспотел, а утренняя дымка превратилась в тусклый дневной свет. От бессонной ночи жгло глаза, так что через какое-то время он сел, прислонившись спиной к березе, и опустил веки. Всего на секундочку. Ему приснилось, что он продолжает копать, и яма все растет, и ее наполняет темная вода. И тут его лопата наткнулась на что-то металлическое, и раздался громкий лязг. – Осторожнее, – сказал низкий голос. Маленький человечек вылез из сырой могилы, принеся с собой запах мокрой земли и тухлой рыбы. Лицо у него было темное, как прокопченное дерево, с грубым топориком носа и широким ртом с острыми зубами. Облачен он был в медную кольчугу, за поясом которой торчал топор из того же металла. Ручейки черной воды стекали с бороды и волос. – Выходит, она и тебя поймала, – сказал человечек. Яакко и в голову не пришло, что надо бояться: он ощущал спокойствие, и краски окружающего мира были четкими и ясными, как будто наступил светлый летний вечер. – Кто ты? – спросил он. – Ику-Турсо, сын Эйо, – усмехнулся человечек. – Это мой топор срубил большой дуб, мои зубы потопили лодку, на которой везли Сампо. – Ухмылка стала шире. – И это меня дочь моря поймала в свои сети. Внезапно Яакко узнал темные глаза. Это были глаза рыбы, которую он отнял у женщины.