– Ты слишком много говоришь с множественными. Они больше не люди. – А ты говоришь как пиар-боты «ВекТех». – Я говорю как ты. Озвучиваю твои сомнения. Ты уверен, что поступил правильно? Я не Пиноккио. Ты не Джеппетто. Хозяин долго молчал. – А если я он? Может быть, нам нужны именно Джеппетто. Никто больше не создает ничего нового, не говоря уж о деревянных куклах, которые оживают. Когда я был молод, мы воображали, что нас ждет что-то прекрасное. Алмазные дети в небе, ангелы из машин. Чудеса. Но мы сдались как раз перед тем, как пришла голубая фея. – Я не твое чудо. – А кто же ты? – Если бы ты хотя бы сделал себя женщиной, – сказал неправильный хозяин, и голос его прозвучал как удар ножа, – наверное, это было бы менее неприятно. Я не слышал удара, но я его чувствовал. Неправильный хозяин вскрикнул, бросился наружу и чуть не наткнулся на меня. Хозяин смотрел, как он уходит. Его губы шевелились, но я не слышал слов. Я хотел утешить его и тихо зарычал, но он даже не посмотрел на меня, вернулся в каюту и запер дверь. Я поцарапал ее, но он не открыл, так что я поднялся на палубу и стал искать мяч. Наконец кошка находит камеру хозяина. Она полна голов. Лишенные тел головы парят в воздухе, заключенные в бриллиантовые цилиндры. Башня выполняет команду, которую мы отправили в ее одурманенную нервную систему, и один из цилиндров начинает моргать. «Хозяин, хозяин». Я тихонько скулю, когда вижу холодное голубое лицо под бриллиантом. Но в то же время я понимаю, что это не хозяин, еще нет. Кошка протягивает свой протез. Умная поверхность прогибается, как мыльный пузырь. – Осторожнее, осторожнее, – говорю я. Кошка сердито шипит, но слушается, обрызгивает голову нанитами-консервантами и аккуратно кладет ее в наполненный особым студнем рюкзак. Некрополь наконец-то просыпается: ущерб, причиненный небесным хакером, почти устранен. Кошка направляется к выходу и снова начинает двигаться невероятно стремительно. Через нашу сенсорную связь я чувствую ее отрывистое сердцебиение. Пора выключать свет. Мои глаза поляризуются и становятся черными для защиты от солнца. Я поднимаю гауссову пусковую установку и поражаюсь, насколько нежны русские ручные трансплантаты. Я нажимаю на спусковой крючок. Установка едва дергается в моей лапе, и полоса света взлетает к небу. Ядерный боевой заряд крошечный, едва ли декатонна, это даже не настоящая плутониевая боеголовка, а гафниевая микробомба. Но достаточно зажечь маленькое солнышко над городом-мавзолеем на одно мгновение, и сфокусированный импульс мазера сделает его таким же мертвым, как всех жителей города. Свет вспыхивает белым ударом, почти осязаемый в своей интенсивности, и на мгновение кажется, что долина сделана из яркой слоновой кости. Белый шум шипит в моих ушах, как кошка, когда злится. Для меня запахи были не просто ощущениями, они были моей реальностью. Теперь я знаю, что это недалеко от истины: запахи – это молекулы, части предмета. От неправильного хозяина пахло не так. Сначала это меня смутило: запах бога, но не совсем. Запах падшего бога. И он пал, в конце концов. Я спал на диване хозяина, когда это случилось. Я проснулся от шарканья босых ног по ковру и звуков тяжелого дыхания. Меня вырвали из сна, где Маленький Зверек пытался научить меня таблице умножения. Неправильный хозяин посмотрел на меня: – Хороший мальчик. Тихо. Я хотел залаять, но божественный запах был слишком силен. И поэтому я просто завилял хвостом, медленно и неуверенно. Неправильно. Хозяин сел на диван рядом со мной и рассеянно почесал мне уши. – Я тебя помню, – сказал он. – Я знаю, почему он сделал тебя. Ожившее воспоминание детства. Он улыбался и пах дружелюбнее, чем раньше. – Я знаю, каково это. – Он вздохнул, встал и пошел в Комнату. И тут я понял, что он собирается сделать что-то нехорошее, и залаял так громко, как только мог. Хозяин проснулся, и когда неправильный хозяин вернулся, он уже ждал. – Что ты наделал? – спросил он, и лицо его было белым как мел. Неправильный хозяин посмотрел на него вызывающе: – То же самое, что и ты. Ты преступник, а не я. Почему я должен страдать? Я тебе не принадлежу. – Я мог бы убить тебя, – сказал хозяин, и от гнева в его голосе я испуганно заскулил. – Я мог бы сказать им, что я был тобой. Они бы поверили мне. – Да, – сказал неправильный хозяин, – но ты этого не сделаешь. – Нет. Не сделаю, – вздохнул хозяин. Я веду стрекозу над криобашней. Я вижу кошку на крыше и тихо вою от облегчения. Летательный аппарат легко приземляется. Из меня так себе пилот, но лоботомированный разум даймона – нелегальная копия летчика-аса двадцать первого века – все сделает сам. Кошка залезает внутрь, и мы мчимся в стратосферу на скорости, при которой число Маха становится равным пяти. Ветер ласкает оболочку стрекозы. – Молодец, – говорю я кошке и виляю хвостом. Она смотрит на меня желтыми раскосыми глазами и сворачивается в гелевом гнезде, рассчитанном на перегрузки. Я смотрю на контейнер рядом с ней. Это дуновение божественного запаха или просто мое воображение? В любом случае этого достаточно, чтобы я свернулся клубочком и заснул глубоким счастливым собачьим сном, и впервые за много лет мне снятся мячик и Зверек, которые соскальзывают с крутой баллистической орбиты. Они пришли с неба перед восходом солнца. Хозяин поднялся на палубу в костюме, который пах новым. У него на коленях была кошка, которая тихо мурлыкала. Неправильный хозяин последовал за ним, заложив руки за спину. Три машины, скарабеи с черным панцирем, множеством ног и прозрачными крыльями. Они летели совсем низко, поднимая за собой белую пену. Гул их крыльев резал мне уши. Они сели на палубу. Та, что посередине, изрыгнула облако тумана. Облако тускло замерцало, закружилось в воздухе и превратилось в чернокожую женщину без запаха. К тому времени я узнал, что вещи без запаха все равно могут быть опасны, поэтому я лаял на нее, пока хозяин не велел мне замолчать. – Мистер Такеши, вы знаете, почему мы здесь. Хозяин кивнул. – Вы не отрицаете своей вины? – Отрицаю. Технически эта платформа является суверенным государством, где действуют мои собственные законы. Аутогенез здесь не является преступлением. – Она была суверенным государством, – сказала женщина, – теперь она принадлежит «ВекТех». Правосудие стремительно, мистер Такеши. Наши законоботы нарушили вашу конституцию через десять секунд после того, как мистер Такеши, – она кивнула в сторону неправильного хозяина, – рассказал нам о своем положении. После этого у нас не было выбора. Квантовый судья ВОИС, с которым мы консультировались, приговорил вас к медленной зоне на триста четырнадцать лет, и мы, как потерпевшая сторона, имеем право исполнить приговор. Вам есть что сказать? Хозяин посмотрел не неправильного хозяина, его лицо скривилось, как восковая маска. Затем он осторожно опустил кошку и почесал мне уши. – Позаботься о них, – сказал он неправильному хозяину. – Я готов. Жук посередине двигался слишком быстро, чтобы я мог его заметить. Рука хозяина на моем загривке на мгновение напряглась, напоминая о днях, когда мама носила меня за шкирку, а потом отпустила. Что-то теплое брызнуло мне на шкуру, и в воздухе повис темный, глубокий запах крови. Потом он упал. Я увидел его голову в плавающем пузыре, который проглотил один из жуков. Другой открыл свое брюхо неправильному хозяину. И потом они ушли, а мы с кошкой остались одни на окровавленной палубе. Кошка будит меня, когда мы стыкуемся с «Маркизом Карабасом». Цеппелин проглатывает наш дрон-стрекозу, как кит. Он похож на хрустальную сигару, а его сапфировый стержень из нановолокна светится голубоватым светом. Быстрый город под нами, он похож на небо, полное неоновых звезд, пришвартованное к цеппелину лифтовыми тросами. Я вижу, как далеко внизу по ним карабкаются пауки-лифты, и вздыхаю с облегчением. Гости еще прибывают, и мы еще не опоздали. Мой личный файерволл закрыт – я знаю, что он сдерживает целый поток сообщений. Мы спешим прямо в лабораторию. Я готовлю сканер, пока кошка очень, очень осторожно вынимает голову хозяина наружу. Фрактальный куст сканера вылезает из гнезда, ощетинившись пальцами-разбирателями с молекулу размером. Мне приходится отвести взгляд, когда он начинает пожирать лицо хозяина. Я сбегаю в виртуальную реальность, заниматься тем, что умею лучше всего. Через полчаса мы готовы. Нанофаб выплевывает черные пластиковые диски, а дроны-дирижабли несут их в концертный зал. Металлические бабочки возвращаются ко мне в живот, и мы направляемся в гримерку. Сержант уже ждет нас: судя по окуркам на полу, он провел здесь какое-то время. Я морщу нос от резкой вони. – Вы опоздали, – говорит наш менеджер, – и, надеюсь, вы знаете, что, черт побери, делаете. На это шоу продано больше билетов, чем на вечеринку в честь дня рождения Туринского клона. – В этом и идея, – поясняю я и позволяю Анетт опрыскать меня косметическим туманом. От него щекочет в носу и хочется чихать, и я ревниво смотрю на кошку: она-то в прекрасных отношениях со своим собственным консультантом по имиджу. – Мы популярнее Иисуса. Они в спешке включают ди-джеев, сделанных последним человеческим портным на Сэвилл Роу. – Хорошая кожа, – говорит Анетт. – Красное дерево с фиолетовым отливом. Она продолжает, но я не слышу. Музыка уже в голове. Голос хозяина. Меня спасла кошка. Не знаю, нарочно она это сделала или нет, мне и сейчас тяжело это понять. Она зашипела на меня, выгнув спину. Затем прыгнула вперед и расцарапала мне нос: его жгло, как раскаленный уголь. Я чуть не сошел с ума от злости, хотя был уже очень слаб. Я яростно залаял и стал гонять кошку по всей палубе. Наконец я рухнул, обессиленный, и понял, что проголодался. Автокухня внизу, в капитанской каюте, еще работала, и я знал, как попросить еды. Но когда я вернулся, тела хозяина уже не было: роботы-утилизаторы выбросили его в море. Вот тогда я понял, что он не вернется. Той ночью я свернулся калачиком в его постели совсем один. У меня остался только запах бога. Ну и Маленький Зверек. Он пришел ко мне на берег грез, но я не стал его преследовать. Он сидел на песке, смотрел на меня своими маленькими красными глазками и ждал. – Почему они взяли хозяина? – спросил я. – Ты не поймешь. Не сейчас.