Хотя, как выясняется, и продолжало выполнять определенную роль. По рассказам Маккензи мне удалось реконструировать события того дня. План предусматривал три одновременных налета: на мельницу, дом Карла и коттедж, где проживал Дейл Бреннер. Идея состояла в том, чтобы захватить обоих мужчин врасплох, не позволив родственникам их предупредить. И пусть при этом на подготовку уйдет больше времени, полиция сочла, что таким образом повысятся шансы застать Дженни в живых. Разумеется, если все пойдет точно по плану. Я мог бы им возразить, что такого не бывает. Маккензи отправился вместе с группой захвата на мельницу. День уже клонился к закату, когда машины с полицейскими в бронежилетах приблизились к цели. В состав автоколонны входили фургон вооруженного спецподразделения, несколько санитарных машин и бригад «скорой помощи», готовых умчать Дженни и любых иных пострадавших в больницу. Поскольку единственный доступ к мельнице проходил по узкой и заросшей тропинке, было решено оставить автомобили на границе леса, а дальше двигаться самостоятельно. Подойдя ближе, основные силы сосредоточились вдоль опушки, выслав вперед прикрытие для контроля за дверьми и окнами с тыльной стороны. Ожидая, когда бойцы займут свои места, Маккензи изучал руины здания. Впечатление полной заброшенности. Потемневшие кирпичи словно всасывают в себя мрак наступающей ночи. Зашипело радио, и чей-то голос доложил, что все готово. Маккензи бросил взгляд на командира тактической группы. Короткий кивок в ответ. — Вперед. * * * Вышеописанные события протекали без моего участия, и единственное, что заботило меня в ту минуту, — это борьба с муками ожидания при полнейшем бездействии. Я знал, что Маккензи прав. Мне уже доводилось видеть сорванные полицейские операции, поэтому я понимал важность их планирования. К сожалению, на душе легче от этого не становилось. Очевидно, что в полицейский трейлер мне дорога заказана, даже если бы я и хотел остаться. С другой стороны, нет никаких сил сидеть, пытаясь угадать ход событий по угрюмым, замкнутым лицам. Лучше вернуться к «лендроверу» и позвонить жаждавшему новостей Бену. Руки тряслись, пока я набирал его номер. — Слушай, почему бы тебе не приехать и не подождать здесь? — предложил он. — Заодно помог бы прикончить виски. Тебе так и так лучше не оставаться пока одному. Я оценил его заботу, но от приглашения отказался. Меньше всего мне нужен сейчас алкоголь. Или чья-то компания, если на то пошло. Я нажал кнопку отбоя и бездумно уставился на мир сквозь ветровое стекло. Небо над Манхэмом потускнело до цвета жженой меди, а с востока накатывали темные облака. Воздух пропитался предвкушением дождя. Все мое существо говорило, что волне необычного летнего зноя приходит, по счастью, конец. Как и многим прочим вещам. Я резко выскочил из машины, твердо решив вновь воззвать к Маккензи и попробовать добиться разрешения приехать. На полдороге, впрочем, пришлось остановиться. Я заранее знал, каким будет ответ, да и вмешательство в ход событий на этом этапе ничем бы не помогло Дженни. И тут внезапно пришло решение. Может, они и не взяли меня с собой, но что, если я тихонько приеду и стану поджидать в сторонке? На это никакого разрешения от Маккензи не нужно. Заодно захвачу с собой инсулин и окажусь наготове, когда они найдут мою девушку. Не самый безупречный план, конечно, да все равно куда лучше, чем ждать у моря погоды. Я и так потерял Кару с Алисой. Нет сил тупо сидеть, когда решается судьба Дженни. Хотя в моем медицинском саквояже инсулина нет и никогда не было, я знал, где его можно найти: в нашем амбулаторном холодильнике. Прыгнув обратно в машину, я добрался до «Банк-хауса» и, не выключая двигателя, нырнул в дом. Хотя вечерний прием закончился, Дженис все еще сидела на месте и, когда я ворвался в дверь, изумленно округлила глаза: — Доктор Хантер? Я вас даже не… А разве вы ничего не слышали? Я просто помотал на ходу головой, вбежал в кабинет Генри и рывком распахнул холодильник. За спиной заскрипела коляска, но я даже не обернулся. — Дэвид?! Что вы затеяли? — Инсулин ищу, — буркнул я, роясь в склянках и картонных коробках. — Ах, чтоб тебя! Да где же он?! — Дэвид, успокойтесь и расскажите, что случилось! — Там этот… Карл Бреннер со своим кузеном. Они держат Дженни на старой мельнице. Сейчас туда полиция нагрянет. — Карл Бреннер? — Генри умолк, переваривая новость. — А инсулин-то зачем? — Я туда еду. Инсулин нашелся сразу. Я схватил всю пачку и открыл металлический шкаф, чтобы достать шприц. — А у них что, нет с собой врачей? Я не ответил, упрямо разглядывая полки в поисках одноразовых шприцев. — Дэвид, остановитесь на секунду и подумайте. С ними — отлично оснащенные медбригады, с инсулином и всем прочим. Ну примчитесь вы туда, и что толку? Лихорадка, охватившая меня с головы до ног, словно напоролась на этот вопрос. Вытекла вся та неистовая энергия, что доселе двигала моими помыслами. Как дурак стоял я с инсулином в одной руке и шприцами в другой. — Не знаю… — ответил я охрипшим голосом. Генри вздохнул. — Верните-ка все на место, Дэвид, — мягко предложил он. Я потянул еще пару секунд, затем подчинился. Он взял меня под руку. — Давайте мы лучше присядем. Вы так ужасно выглядите… Не сопротивляясь, я позволил ему подвести меня к креслу, хотя садиться не стал. — Да не могу я сидеть. Мне надо что-то делать… Генри сочувственно смотрел мне в лицо. — Я понимаю, вам трудно. Но иногда, как бы страстно нам этого ни хотелось, никто ничего не может поделать. В горле стоял комок. Из глаз, кажется, вот-вот брызнут слезы. — Я хочу туда. Хочу быть там, когда они ее найдут. Генри промолчал, а затем вновь заговорил. — Дэвид… — осторожно, как бы нехотя начал он. — Я понимаю, вам не хочется этого слышать, но… знаете, может быть, вам следует как-то подготовить себя?.. Эти слова — словно удар под ложечку. Дыхание перехватило. — Я знаю, как вы любите ее, и все же… — Молчите! Он устало кивнул: — Ладно. Слушайте, давайте я вам налью… — Не хочу я пить! — взвился я, хотя тут же взял себя в руки. — Не могу я просто сидеть и ждать. Не могу — и все! Генри выглядел беспомощным. — Даже не знаю, что сказать… Мне очень жаль… — Поручите мне что-нибудь сделать. Что угодно… — Да ведь у нас нет ничего. Из домашних визитов записан только один человек, и к тому же… — Кто? — Айрин Вильямс, и это не срочно. Вам лучше здесь поси… Не дослушав, я вышел на улицу, даже не захватив с собой амбулаторную карту и едва заметив, каким встревоженным взглядом проводила меня Дженис. Надо двигаться, надо как-то отвлечься от мысли, что жизнь Дженни находится в чужих руках. По дороге к небольшому коттеджу на окраине поселка, где жила Айрин Вильямс, я попытался заполнить голову, припоминая, кем была эта пациентка. Довольно болтливая старушка, давно за семьдесят, со стоическим юмором поджидающая трансплантации артрического бедренного сустава. Обычно мне нравилось ее навещать, хотя нынешним вечером на светские беседы уже не осталось сил. — Вы какой-то тихий. Язык проглотили? — спросила она, пока я выписывал рецепт. — Просто устал, — ответил я и тут увидел, что вместо болеутоляющих пилюль назначил ей инсулин. Миссис Вильямс хмыкнула: — Можно подумать, я не знаю, что вас гложет. Я вытаращил глаза на старушку. Та улыбнулась, показывая фальшивые зубы — единственную моложавую особенность своей физиономии. — Нашли бы вы себе хорошую девушку. Вот тогда и настроение поднимется… Я еле выполз на улицу и, забившись в «лендровер», уронил голову на руль. Посидев так некоторое время, скосил глаза на часы. Словно издеваясь, стрелки едва тащились по циферблату. Для новостей слишком рано. По опыту работы с полицией я знал, что они, наверное, все еще что-то обсуждают, раздают задания тактическим группам, завершают планирование… Впрочем, мобильник проверить не мешает. Антенный индикатор вяло мерцал, хотя сигнала должно хватить для приема звонков или сообщений. Увы, пока что нет ни того ни другого. Я поднял лицо и сквозь ветровое стекло уставился на панораму поселка. Поразительно, до какой степени я стал ненавидеть Манхэм. Ненавидеть его кремнистые дома, безрадостный, пропитанный водой пейзаж. Ненавидеть подозрительность и злобу, прямо-таки сочившуюся из «туземцев». Ненавидеть убийцу-извращенца, сумевшего незаметно жить здесь эти годы, взращивая свой психоз, пока он не проявился во всей омерзительной силе. Но больше всего я ненавидел поселок за то, что он, подарив мне Дженни, вновь забрал ее назад. «Видишь? Нет, ты видишь? Вот какой могла бы стать ваша с ней жизнь». Ненависть, судорогой охватившая все мое существо, исчезла столь же внезапно, как и появилась, оставив за собой тошноту и лихорадку. Черные тучи синяком растекались по темнеющему небу. Я завел мотор. Делать нечего, кроме как вернуться назад и с тоской ждать страшного звонка. Дайте же воздуха… И тут я вспомнил нечто совершенно постороннее. Тем утром, когда у нас с пастором был разговор в церковном саду, Том Мейсон упомянул, что его деда опять скрутило. Что-то такое со спиной. Старик постоянно жаловался на поясницу: цена, которую приходится платить, десятилетиями простояв в согбенном виде над чужими клумбами. Может, проведать его? Это займет десяток минут, а заодно и отвлечет от горьких мыслей в ожидании звонка Маккензи. С облегчением, смешанным с отчаянием, я развернул машину и поехал к Мейсонам. Старик Джордж проживал со своим внуком неподалеку от озера, на лесной опушке. В свое время этот домик специально отвели садовнику, приписанному к местной ратуше. Семья обитала здесь уже несколько поколений, и в молодости Джорджу самому доводилось работать в ратуше, пока ее не снесли после войны. Все, что осталось от той эпохи, — это домик да несколько опрятных и прекрасно возделанных акров земли посреди наступающей дикости. Оставив в стороне озеро, поблескивавшее серо-стальным отливом сквозь деревья, я припарковался во дворике и направился ко входной двери. Под костяшками пальцев задребезжала, завибрировала массивная стеклянная панель. Не дождавшись ответа, я постучал вновь. Небо откликнулось дальним раскатом грома. Я взглянул вверх и с удивлением отметил, как быстро тускнеет свет. Грозовые облака, катившиеся над головой, ставили точку этому дню. Вскорости совсем стемнеет. Вслед за этой мыслью появилась другая, хоть и запоздалая. В доме нет ни огонька. Получается, Мейсоны куда-то ушли? Их же всего двое, потому что Том еще ребенком потерял родителей… Надо думать, старик Джордж поправился и смог выйти на работу. Я пошел было к «лендроверу», но через пару шагов остановился. Что-то царапало подсознание, что-то я пропустил… Сам воздух будто затаился, замер в сверхъестественном предштормовом молчании. Я огляделся, охваченный предчувствием близкой беды. Вот-вот случится нечто жуткое, хотя кругом все вроде нормально.