Заметив мой вопросительный взгляд, она состроила гримаску. — У меня диабет, так что приходится следить, что есть и пить. — Какой тип — один или два? — спросил я. — Господи, я все время забываю, что вы доктор. Тип один. Я так и думал. СДI — самая распространенная форма диабета среди людей ее возраста. — Ничего страшного, я всего лишь на низкой инсулиновой дозе. Как только я приехала сюда, доктор Мейтланд выписал мне рецепт, — добавила она извиняющимся тоном. Наверное, ей неудобно говорить, что консультировалась не со мной, а с «настоящим» врачом. Напрасное беспокойство. Я уже привык. Тина наигранно передернула плечами. — Я бы в обморок постоянно падала, если бы пришлось каждый день колоться, как она. — Ой, да брось ты, ничего особенного, — запротестовала Дженни. — Даже иглы не настоящие, а какие-то шприц-ручки… И хватит уже об этом, не то Дэвид застесняется и перестанет подливать себе вина. — Боже сохрани! — ужаснулась Тина. — Мне же нужно с кем-то пить за компанию! Вообще-то я и не собирался пить, за компанию с Тиной или как угодно, но по настоянию Дженни позволил наполнять свой стакан чаще, чем планировал. Впрочем, завтра суббота и неделя выпала еще та. К тому же мы неплохо проводили время. Даже не помню, когда я так развлекался… Очень, очень давно было дело. Единственное облачко, подпортившее нам настроение, набежало уже после того, как мы поели. Спустились сумерки, и в слабеющем свете Дженни сидела, глядя через сад на озеро. Я заметил, как помрачнело ее лицо, и догадался, о чем она вот-вот скажет. — Все время забываю о том, что случилось. Как-то даже… виноватой себя чувствуешь, правда? Тина вздохнула: — Она хотела отменить этот вечер. Ей взбрело в голову, что людям не понравится, что у нас тут жареное мясо, веселье и тому подобное. — Я подумала, что это будет неуважительно, — сказала мне Дженни. — Почему? — требовательно спросила Тина. — Ты хочешь сказать, что другие люди не будут смотреть телевизор или пить пиво в кабачке? Все это очень печально и страшно, однако я не думаю, что нам надо носить власяницу, чтобы демонстрировать свое сочувствие. — Ты знаешь, о чем я. — Да, и еще я знаю, что за люди здесь живут. Если они решат точить на кого-то ножи, то сделают это по-любому, и не важно, виновен человек в чем-то или нет. — Тина помолчала. — Ну хорошо, я не самым лучшим образом выразилась, только это правда. — Она в упор взглянула на меня. — Вы ведь сами с этим столкнулись, не так ли? Тут я сообразил, что до них, должно быть, долетели слухи. — Тина… — предостерегающе сказала Дженни. — А что? Какой смысл притворяться, будто мы ничего не слышали? Нет, понятно, что полиция захочет поговорить с местным доктором, но стоит кому-то одному вскинуть бровь, как тебя сразу запишут в преступники. Просто очередной пример, до какой степени у здешнего народа узкий взгляд на вещи. — И длинные языки, — вскипев, подхватила Дженни. Впервые я заметил в ней признаки раздражительности. Тина презрительно повела плечом. — Лучше всего играть в открытую. Здесь и без того слишком много шепчутся. Я-то выросла тут, а ты — нет. — Вы, кажется, несколько недолюбливаете Манхэм, — сказал я, желал сменить тему. Она усмехнулась уголком рта. — Была бы возможность, я бы отсюда убежала не оглядываясь. Я таких людей, как вы двое, понять не могу. Приехать сюда по доброй воле?! Наступила внезапная тишина. Дженни встала с побелевшим лицом. — Пойду сделаю кофе. Резко откинув стеклярусную занавеску, она ушла в дом. — Черт, — сказала Тина и виновато улыбнулась. — Действительно, длинный язык. И пьяный, — добавила она, отставляя стакан. Сначала я подумал, что все случилось из-за меня, но потом понял, что это вовсе не так. Какова бы ни была причина, реакция Дженни ко мне отношения не имеет. — Она в порядке? — Мне кажется, ее просто достала бестактная подруга. — Тина уставилась на дом, словно размышляя, не сходить ли за Дженни. — Понимаете… я не то чтобы должна что-то рассказать, но хочу, чтоб вы знали… С ней в прошлом году приключилась одна очень плохая вещь. Вот почему она сюда приехала. Чтобы вроде как убежать. — Очень плохая вещь? Однако Тина уже качала головой. — Если захочет, она сама расскажет. Мне, наверное, вообще стоило бы помолчать. Хотя… ну, я подумала, что вам об этом следует знать. Дженни к вам неравнодушна, поэтому… Ой Господи, я так все запутываю! Может, забудем все, что я говорила? Давайте о чем-нибудь другом. — О'кей. — Все еще раздумывая над услышанным, я сказал первое, что пришло в голову: — Так что за слухи обо мне ходят? Тина состроила гримаску. — Сама напросилась, да? В общем, ничего особенного, одни только сплетни. Что вас допрашивала полиция и что… короче, что вы подозреваемый. — Она попробовала заговорщицки улыбнуться, только вышло не вполне убедительно. — Но ведь это не так, да? — Насколько я знаю, нет. Ответа оказалось достаточно. — Вот я и говорю: чертова деревня. Народ все время готов вообразить худшее. А когда случается такое, как сейчас… — Она махнула рукой. — Опять я за свое. Знаете что, пойду-ка я помогу там с кофе. — Мне что-нибудь нужно сделать? Тина уже шла к дому. — Ничего, ничего. Я пришлю Дженни развеять ваше одиночество. Когда она ушла, я остался сидеть в ночной тишине, размышляя над ее словами. «Дженни к вам неравнодушна». Это как понимать? Точнее, что я сам об этом думаю? Я сказал себе, что в Тине говорит хмель и что не стоит слишком многое искать в ее словах. Все это хорошо, но отчего же я вдруг так занервничал? Я встал и прошел к низкой стене из каменной кладки, что огораживала садик. Последние лучи света уже пропали, и поля потерялись во мраке. С озера, на легчайшем дыхании ветерка, донесся одинокий крик совы. Сзади послышался шорох — это вернулась Дженни с двумя кружками кофе. Я отошел от стены и вновь попал в лужицу света, падавшего через открытую дверь. Когда я вынырнул из тени, Дженни вздрогнула, пролив кофе на руку. — Простите, не хотел вас напугать. — Ничего. Просто я вас не заметила. — Она поставила кружки и подула на руку. Я протянул ей рулон кухонных полотенец. — Все в порядке? — Ничего, выживу. — Она вытерла руки. — А где Тина? — Протрезвляется. — Дженни вновь взяла кружки в руки. — Я вас не спросила, надо ли молока и сахара. — Ни того ни другого. Она улыбнулась: — Значит, я угадала. Она подошла ближе к стене, где я стоял. — Любуетесь пейзажем? — Насколько возможно в темноте. — Вид отсюда великолепный, особенно если любишь поля и воду. — И вы их любите? Она встала рядом, глядя в сторону озера. — Знаете, да. Когда я была маленькой, мы часто с отцом ходили под парусом.