От неожиданности все разом повернулись к ней. Но искренний смех Шейна снял напряжение. — Здорово! — Он продолжал смеяться. — Я как раз это и имел в виду. Надеюсь, вы тоже будете в нашей программе. Это прозвучало так неожиданно, что Эми не знала, что ответить. — Понимаете, — начала она после неловкой паузы, — я не очень уверена, что могу оказаться полезной. Мне, право, лучше оставить вас, чтобы дать возможность как следует познакомиться. И она отошла к столу. Рестон беспомощно пожал плечами. — Извините. — Не извиняйтесь, Рестон, — сказал Шейн. — Она из породы бунтарей. Поверьте мне, уйдя с головой в работу, вы забыли, что такое люди с сильным характером. — Усмехаясь, он отошел от них. Все четверо молчали. — Знаете, — сказала Сабрина, — а я на подобное не обращаю внимания. — А должны бы, — резко возразила Барбара Лукас. — Когда начальник отпускает похотливые замечания, в наш ей стране это называется сексуальным домогательством. — Да? — Она едва заметно улыбнулась. — Ну, наверное, это потому, что я не из вашей страны. — Вы должны чувствовать себя оскорбленной. Как женщина. Мы все это почувствовали. — Потому что он сказал, что я хороший ученый, да к тому же и очень привлекательная? — Точно. Но, черт побери, не его дело комментировать вашу внешность или кого-то другого. — Да, да, — снова повторила итальянка и задумалась. — Значит, я должна научиться понимать, что такое оскорбление. Логан подавил улыбку и посмотрел на нее с еще большим интересом. Но Лукас, подумавшая, не смеются ли над ней, быстро повернулась к Рестону. — Она ваша жена? — кивнула она в сторону Эми. — Подруга, — ответил Рестон. — Она юрист и работает в Федеральной комиссии связи. — Она в порядке. С характером. Я бы сама сказала что-то в этом духе. — Подозреваю, вам еще представится случай, — усмехнулся Рестон. — Ну, — начал Бернстейн, — не знаю, так ли уж необходимо говорить то, что думаешь. Не все такие терпимые, как Шейн. Вчера вечером я говорил с одним знающим человеком: здесь полно тех, с кем надо быть начеку. Барбара Лукас пристально посмотрела на него. — Назовите имена. Склонив голову, Бернстейн указал на лысеющего молодого человека в очках в роговой оправе возле стола. — Видите его? Другие тоже уставились на незнакомца. — Питер Кразас. Ларсен номер два. — Ларсен беседовал со мной, — сказал Логан, — ну, если это можно так назвать. Я вошел и вышел, все заняло десять минут. — У меня то же самое. Все повернулись к Сабрине. — Я так долго добиралась сюда, а он держался со мной так холодно. — Расскажите, — сказал Бернстейн. — Я слышал, что Кразас еще хуже. Но чего вы действительно должны опасаться, так это его манеры общения. Всегда готов поболтать о спорте, о старых фильмах, будто он твой лучший друг. Барбара Лукас округлила глаза. — Это чтобы вы подумали, что он на вашей стороне, а он сразу все донесет Ларсену? — Вы правильно поняли, — кивнул Бернстейн. — О ком нам еще следовало бы знать? — спросил Дэн. — Вы хотите сказать: кого еще нам не следовало бы знать? Наблюдая, как Бернстейн смакует ситуацию, Логан вдруг почувствовал, что он не случайно, а намеренно все драматизирует. — Ну так о ком еще? — не отставала Барбара. — Грег Стиллман. Все удивленно замолчали. Имя это не нуждалось в комментариях. Доктор Грегори Стиллман — известный специалист по раку груди, гордость института. — Ну да, — усмехнулся Логан. — По-моему, кое-кто слишком преувеличивает. Бернстейн запыхтел. — Я же о характере, а не о достоинствах его как медика. Поговорите со старожилами — этот парень не пытается скрыть свой дурной нрав. Он думает, что другие его за это уважают. — Он сделал эффектную паузу, потом закончил: — Что они и делают. Несколько минут спустя Логан вместе с Рестоном отошли к столу. — Ты веришь его россказням? Рестон пожал плечами. — Трудно сказать. Может, парень просто старается произвести впечатление на красивую женщину. — Он улыбнулся. — Кто его за это осудит? — Да и вообще, — сказал Логан, — если мы выжили в Клермонте… Эта ремарка не требовала дальнейшего пояснения. Место, которое они только что оставили, являло собой своего рода минное поле, известное даже верхушке медицинских кругов тем, что молодые готовы были беззастенчиво заискивать перед старшими, но, когда доходило до дела, могли перерезать друг другу глотку. Еще гнуснее было то, что начальство в случае чего не гнушалось все свалить на подчиненных. — Черт побери, да, — согласился Рестон. — Вряд ли найдешь местечко похуже. В Клермонте определяющий фактор — жадность, все живут ради денег, ради этакого горшка, набитого золотыми. А здесь… — Здесь — ради науки, — закончил Логан его мысль. Рестон рассмеялся. — Я хотел сказать, что здесь единственный горшок — тот, в который мы справляем нужду. — А чего ради ты сюда явился? Зачем тебе исследовательская работа? Ты не похож на книжного червя. — Я? Я не переношу вида крови. Логан рассмеялся. — Думаешь, шучу? Когда я впервые увидел, как вскрывают труп, как электропилой бедняге снесли верхушку черепа, я понял — надо срочно искать что-то получше. — Правда? А мне всегда было интересно на вскрытии. — И еще, — сказал Рестон, оставив без внимания реплику Дэна, — я думаю, что, если долго заниматься клиникой, твоему мужскому «я» конец. Я люблю женщин, но если взять даже самую красивую в мире, о которой мечтаешь, обрядить ее в этот чертов больничный халат, высветить ярким светом каждый ее изъян, то, простите, вся любовь уйдет. Особенно если ты потом увидишь ее в прозекторской. После этого неделю не вспомнишь о сексе. — Ну… — Дэн не знал, что на это сказать, но искренне оценил прямоту Рестона. Это было редким качеством, в особенности для тех, кто прошел Клермонт. — Я уверен, здесь не придется страдать от вскрытия трупов. Похоже, это не входит в обучение. — Надеюсь. Если задаться вопросом, для чего так много их вскрывали в Клермонте, — да для того, чтобы задницы сволочей администраторов были прикрыты! — А разве это не главная задача Клермонта — прикрыть задницу? Каждый хочет выбраться оттуда без потерь. Рестон кивнул. — И как это тебе удалось? — Сам не знаю. — Он подумал с минутку. — Понимаешь, ты там вынужден быть хорошим, а многообещающих обычно не трогают. На этом и держится их репутация… — Я понял. То есть к тебе никто не цеплялся — ведь все видели, какой ты талантливый. Логан улыбнулся. Этой фразой Рестон не собирался его обидеть, и Дэн это понял.