— Светские тусовщики? И... плейбои, которым нечем заняться? — Люди, которые хотели уехать на время. Подальше от меня, — печально мысленно добавляю я. Пинаю листочек, лежащий на полу террасы, с удивлением замечая, что в течение вечера моя коса распустилась. Теперь мне приходится придерживать волосы от ветра, когда я поднимаю голову, чтобы всматриваться в его лицо. — Было ощущение, что ты не хотел и возвращаться обратно в Чикаго. Сент смотрит на меня в ответ, с той же напряженностью, наблюдая, как я не в силах удержать развивающиеся на ветру волосы. — Не к чему было возвращаться. — «М4», — говорю я. Протянув руку, он собирает мои волосы в кулак, удерживая их на затылке. — «М4» уже большой мальчик. Я научил его стоять на своих двоих и без меня, — он ухмыляется. — По крайней мере, некоторое время. Но ты не научил меня, как пережить ураган, которым являешься, — думаю я. Двумя руками мне удается собрать волосы в хвост. Когда он делает шаг назад и опускает руку, я вздрагиваю от налетевшего ветра - без тепла, которое излучает его тело, я мгновенно замерзаю. — Холодно? — тихо спрашивает он. Я качаю головой, ведь зимой в Чикаго намного холоднее, но он все равно идет в дальний конец террасы, где стопкой сложены одеяла. Обхватив себя руками, я сажусь на кушетку рядом с камином, стараясь не пялиться на него. А потом стараюсь не смотреть на парочку, целующуюся в другом углу террасы, возле ограды. Ничего вызывающего, скорее долгий поцелуй двух взрослых людей, который все не заканчивается. Дрожа, я сильнее обхватываю себя руками. Малкольм протягивает мне принесенное одеяло, молча наблюдая за мной. Он так и стоит там, красивее, чем можно вообразить. Такой влиятельный, шикарный, утонченный. Он прямо излучает тестостерон, так что все женщины в помещении замечают его, даже те, что пришли с другими мужчинами. И я в их числе. Внутри все сжимается от этого, что тоже особо не радует. Я опускаю глаза на свои туфли, когда он садится рядом. — Ты в порядке? — спрашивает он, укутывая меня в одеяло. Я качаю головой, затем киваю, и уже почти тягостно вздыхаю, когда понимаю, что вино, должно быть, повлияло на меня сильнее, чем я думала. Когда он вытягивает ноги, не успев даже обдумать свои действия, я поднимаю одеяло, протягивая ему. — Вот, накинь, здесь и правда прохладно, — говорю я, подвигаясь под одеялом, уступая ему половину. Обхватив меня за талию, он притягивает меня к себе, чтобы ему самому не пришлось двигаться, после чего отпускает меня и откидывается назад. Ему, кажется, совсем не холодно, одеяло лежит на коленях, он пьет вино, изучая содержимое бокала. Движение было таким простым и естественным... и Сент кажется спокойным. Но я ошеломлена. Он хочет, чтобы я была рядом? Придерживая одеяло повыше на груди одной рукой, я уголком глаз наблюдаю, как он пьет вино. Задумываюсь о тех продолжительных снах, после которых просыпалась одна в кровати. Нуждаясь. Желая его. А сейчас мое плечо касается его плеча. Я сижу, не двигаясь, не в силах что-либо сделать. Мне стоило бы отодвинуться, но я украдкой касаюсь его и не могу остановиться. Протянув руку, он подхватывает новый бокал у проходящего мимо официанта. — Хочешь прерваться и подняться наверх, или останешься здесь еще немного? — спрашивает он, тон обыденный, но в глубине его взгляда все совсем не так спокойно. — Прямо сейчас мне здесь очень нравится. Он улыбается. И, боже, эта улыбка. — Хочешь попробовать это вино? Это Каберне, шестьдесят восьмого, — он протягивает мне бокал. — Я уже немного захмелела, так что лучше не нужно, — признаю я. — Только попробовать? Наблюдая за мной своим игривым взглядом, Сент опускает большой палец в бокал. Я смотрю, как он поднимает руку. Сердце замирает, когда он проводит пальцем по моим губам, оставляя влажный след, желание огоньками вспыхивает во всем моём теле. — Что ты делаешь? — спрашиваю я, едва дыша. — То, чего делать не стоит, — его голос хриплый, глаза темные, с дьявольским огоньком. Не дыша, я приоткрываю рот и облизываю губы. Его взгляд становится еще темнее, а мускулы моего тела сокращаются, когда его вкус - единственный Грех к которому меня так страстно тянет - достигает моих рецепторов. Оживляя все воспоминания, все желания. — Еще немного, Рейчел? — спрашивает он проникновенным вкрадчивым голосом. Мы оба понимаем, что играем с огнем. Я вижу дьявольские огоньки, пляшущие в его глазах, чувствую жар, который сожжет меня до костей, но не могу остановиться, не хочу останавливаться. Я киваю, но затем, прислушавшись к внутреннему голосу, который со страхом кричит, что это причинит мне боль, добавляю, надеясь защитить себя: — Но только немного. В этот раз, стоит ему опустить палец в бокал и поднести его к моим губам, как я начинаю аккуратно посасывать его, стараясь не выдать, что больше всего жажду почувствовать его вкус. Я лишь легонько касаюсь кончика пальца, показывая, что заинтересована только в вине. Но это же его палец, квадратный, чистый, знакомый, я хочу впиться в него, хочу целовать и пробовать, заниматься с ним любовью. В моем горле застревает стон. В моем теле — желание. А в сердце запрятана любовь, так глубоко, что он, возможно, никогда и не узнает, как сильно я его люблю. На мгновение во взгляде Сента отражается разочарование, будто он хотел, чтобы я подольше подержала во рту его палец, он засовывает его себе в рот, слизывая остатки вина. А затем, почти шепотом, говорит мне: — Это вино определенно слаще остального. — Я... да. И вновь повисает молчание. Он смотрит на меня, во взгляде одновременно улыбка и странное томление, которого я не видела прежде, отчего я краснею до кончиков пальцев. Когда ко мне наконец-то возвращается речь, голос звучит хрипло. — Что те мужчины сказали... о твоем отце. — Они были коллегами моей мамы. Они знают отца, — на губах саркастическая горькая ухмылка, заметно, как он возводит стены и вот уже в его глазах не осталось прежней нежности. — Не волнуйся. Я с его бизнесом не связан. Сент достает телефон. Меняет тему разговора. — Помнишь это фото? — спрашивает он, показывая мне экран телефона. Я испытываю одновременно смущение и восторг, когда присматриваюсь к снимку. — Он все еще у тебя. Он открыл фотографию, на которой запечатлена я на «Игрушке». Это был мой первый визит на его яхту, я смотрела на воду, думая... ну, что ж, как бесконечна гладь воды. И задаваясь вопросом, почему меня так смутили девчонки, кормящие его виноградом, обсуждающие недавние развлечения на вечеринке, на которую меня не пригласили. Вот этот момент на фото, профиль меня, смотрящей на озеро. — Ты же должен был удалить ее! — упрекаю я. — Я и стер ту, что показал тогда. Но я сделал два снимка. — Два, не четыре? Возникшая на его губах улыбка не достигает его глаз. Взгляд скорее глубокий и задумчивый. Он открывает другое фото в телефоне, и там снова я. Сижу на скамейке на улице, держа журнал на коленях. Журнал. В котором опубликована моя статья о нем. Я смотрю на этот журнал, а на лице отражается чувство утраты, словно в тот день я потеряла весь свой мир, а этот журнал - все, что осталось. Не представляю, откуда у него этот снимок, но я удивлена, пристыжена, в глубине сердца мне очень, очень жаль, что это фото, этот момент, был в моей жизни. — Откуда это у тебя? — Из интернета, — он неотрывно смотрит на меня своими темными глазами, челюсть напряжена. — У тебя в телефоне есть фотографии всех сотрудников? — Ты пока не моя сотрудница, помнишь? — он возвращается к фотографии с яхты. — И в этот момент ты не работала на меня, — Сент поднимает взгляд на меня. — Сент, — говорю я, едва дыша от его близости, напуганная тем, как он влияет на меня. — И никогда не буду работать на тебя. Я никогда не смогу смотреть на тебя, как на начальника. — Я хотел показать тебе вот это, — говорит он, открывая что-то на телефоне прежде, чем передать его мне. На экране письмо от зоопарка, Сент открывает приложение, показывая мне. На фотографии огромный слон, поднимающий хобот вверх, будто приветствующий камеру. — Твоя слониха, — говорит он, пристально наблюдая за мной — Рози, — говорю я, поднимая на него взгляд, с трудом сдерживая поцелуи, которыми хочу покрыть его лицо и тело, его губы и такие нечитаемые зеленые глаза. Подняв бровь, он салютует мне бокалом, делает глоток и протягивает бокал мне, раз уж у меня нет своего, чтобы с ним чокнуться. Взяв бокал и удерживая его взгляд, я касаюсь губами того места, где пил он, и допиваю оставшееся вино. Его улыбка полностью исчезает, когда он видит, что я сделала. — За Рози, — говорю я, опуская бокал. В его руке его телефон, в моей - пустой бокал.