– Что вам удалось выяснить, коллега? – Очень немного или очень многое, сеньоры, – загадочно усмехнулся волк, подошёл к окошку, посмотрел во внутренний двор и продолжил: – Мать младенца убита горем. О санта Лючия! Это понятно, она пьёт ромашковый чай, почти всё время плачет и не хочет ни с кем разговаривать. – Даже с вами? – Сержант нарочито прикрыл нос. – Даже со мной. Увы! Однако кое-кто из чёрных слуг этого дома оказался гораздо более разговорчивым. Мы начнём с завязки всей этой истории, а в ней узлов больше, чем в письме индейцев племени чероки. Дон Диего подмигнул, подкрутил усы и продолжил, чуть понизив голос. Должен признать, с его слов складывалась не самая лицеприятная картинка. Разумеется, барон Гастингс не был «продолжателем древнего рода» в общепринятом смысле. По невнятной причине старый, бездетный аристократ усыновил мальчика-павиана, дал ему образование и сделал наследником, успешно скончавшись практически на следующей неделе после подписания всех соответствующих бумаг. Коронер констатировал остановку сердца во сне, в кругах знати пьянство старого барона давно стало притчей во языцех. Молодой Гастингс умудрился в короткий срок овладеть всеми пороками приёмного родителя, вылететь из знаменитого полка колдстримских гвардейцев из-за постоянных склок и ссор с другими офицерами, попал в плохую компанию лондонских прожигателей жизни, где пристрастился к виски и карточным играм. Деньги таяли как мартовский снег. Пошатнувшееся финансовое положение он решил поправить выгодным браком. Однако слава его в определённых кругах была такова, что он смог получить лишь руку не очень богатой вдовы одного из купцов Ост-Индской компании, к тому же беременной на четвёртом месяце. Вряд ли женщина была так уж счастлива подобным предложением, но тем не менее под давлением родственников их брак состоялся. – А теперь, сеньоры, скажите мне, не кажется ли вам подозрительным исчезновение законного наследника двух фамилий в то самое время, когда барону вновь накинули лассо на шею кредиторы? – резюмировал дон Диего и сам себе поаплодировал. Инспектор и сержант одновременно вздохнули. Я слишком хорошо знал их обоих, поэтому почти наверняка мог бы сказать, о чём они сейчас думали. Барон Гастингс, несомненно, очень подозрительный тип и уж точно замешан в этом грязном деле. Вопрос в другом: каким образом негодяю удалось украсть ребёнка, не привлекая внимания слуг и не отключая сигнализации? Как выяснить, где он прячет малыша? И самое главное, чем мы прижучим злодея? Где доказательства? – Единственно, в чём можно быть уверенным, – после паузы весомо добавил волк, – так это в том, что младенец жив. Смерть маленького лорда не принесёт выгоды ни барону, ни его подручным. Гавкинкс и Хаггерт столь же синхронно кивнули. Совершенно верно. Похищение младенца ради выкупа отнюдь не ново и относительно безопасно, ведь ребёнок в силу возраста попросту не сможет опознать преступников. Не с этим ли связана столь неприкрытая угроза павиана применить «собствэнные мэры»? – Окна заперты изнутри, попытка открыть их снаружи привела бы к срабатыванию системы, – как мне казалось, мысленно начал проговаривать я, памятуя порой болезненные, но всегда действенные уроки своего наставника. – Со стороны в дом не попасть, просто так из него же не выйти. Слуги зациклены на правилах, обойти их невозможно. Либо ребёнок всё ещё где-то дома, либо он превратился в туман и вылетел через камин. В таком случае… Я вздрогнул, поймав на себе три пристальных взгляда одновременно. Потом все трое взрослых неуверенно подошли к камину. – Сержант? – вопросительно вскинул бровь инспектор. – Так точно, сэр. Я лично проверял, труба камина слишком узка, уверен, что даже мальчишка в неё не пролезет. – Всё верно, сеньор, – отважно залезая в грязный камин и задрав голову, заявил дон Диего. – Павиан довольно крепок, с такими плечищами тут никак не развернуться. – Майкл? – Теперь уже вопрос относился ко мне, а я никак не мог понять, чего же тут не так. Зола, пепел, кучка каменного угля, совок, кочерга, мелкие фарфоровые безделушки на каминной полке, чугунная решётка… – И в самом деле странно, – неожиданно поддержал меня инспектор Хаггерт. – Как помнится, уголь держат в специальном ведёрке, а не ссыпают вот так в углу. – Да пресвятой же электрод Аквинский! – Я при всех хлопнул себя ладонью по лбу. – Конечно же! Что, если злодей попал на крышу через собственное окно, отключив сигнализацию в кабинете или спальне? Тогда он мог спустить верёвку через каминную трубу, спокойно навестить малыша перед сном, переложить его из кроватки в ведёрко для угля, привязав верёвку к дужке, выйти, собственноручно запереть дверь и, вернувшись к себе, вытянуть младенца на крышу! А уж потом, держа его одной лапой, спуститься по верёвке с малозаметной стороны особняка на землю и… – Бред собачий, – подумав, прервал меня доберман. – Младенец в угольном ведре? Да он бы орал как резаный! – Он мог спать, как весенний сурок, – деликатно вступился гривистый волк. – Поверьте, есть много способов подарить ребёнку долгий и крепкий сон. – У нас есть версии, но нет доказательств, джентльмены, – пожимая плечами, сообщил инспектор. – Это весьма прискорбно. Гавкинс, прошу вас, верните мальчика домой. Майкл, огромное спасибо, что пришли к нам на встречу. – Я могу и сам вернуться. – Не спорь со старшими, – проворчал сержант, козырнул начальству и за плечи развернул меня на выход. Пылкий, как и все южане, дон Диего Агуарачай сначала попрощался со мной вежливым поклоном, а потом, не удержавшись, шагнул вперёд и обнял меня, на миг прижав к груди, словно младшего брата. Да, одеколон у него был сродни нашатырному спирту, настоянному на бананах и цветках гибискуса, я чуть не чихнул… Гавкинс без лишних слов или сантиментов сопроводил меня вниз, практически отобрал у мрачных чернокожих лакеев мой макинтош, котелок и зонт и вместе со мной вышел на улицу. Двое констеблей по его приказу остановили первый же попавшийся кеб. – Доставить в целости и сохранности! – рявкнул сержант, делая строгие брови. – Слушаюсь, офицер, – приподнял видавшую виды шляпу чалый конь средних лет, с благородным римским профилем, взяв деньги вперёд. По правилам профсоюза кебменов теперь он поедет до нашего дома, приглядывая за мной, как за китайской вазой эпохи Мин или золотым фондом Соединённых Штатов в крепостных стенах Форт-Нокса. Горло противно щекотала лёгкая досада. Нет, не обида, настолько униженным я себя не ощущал, но всё-таки… Это ведь я выдвинул версию о камине, я предложил стройный пошаговый план действий преступника, а они попросту отстранили меня от дела, как обыкновенного мальчишку. Кеб пустил пары и двинулся вперёд… Ну и ладно, на что я, собственно, рассчитывал? На то, что меня примут в их мир как равного на правах нового консультанта Скотленд-Ярда? Для этого надо было быть великим Ренаром, а я уж никак не он… – Не желаете ли песню, юный сэр? – раздалось с облучка. – Нет ничего лучше, чтобы развеять плохие мысли. Либо песня, либо бокальчик виски! И, не дожидаясь моего ответа, более того, видимо даже не нуждаясь в нём, чалый возница пустился драть лужёное горло: Эй, мой кот! Эй, мой кот! Заливай сметану в рот! Эй, мой кот! Эй, мой кот! Миска вряд ли подползёт! В еде мы слишком медленны И часто привередливы, Если под крышкой мышка, а не бутерброд, То грех быть избалованным, Ленивым, толстым клоуном – Тащи нахалку за хвостик и прямо в рот! Время идёт, всё подводит свой итог. Дважды пожить нам не дозволяет Бог! Но и ты не зря при том Называешься котом… Помни, мой кот, как манифест – Мышка сама себя не съест! Когда едешь в кебе под монотонное урчание парового двигателя и затейливое пение, то одно из немногих доступных тебе развлечений – это пытаться угадать мелодию. Если не ошибаюсь, сегодня меня старались порадовать вариациями на тему Имре Кальмана, достаточно известного венгерского композитора. У нашего дома вновь стояли двое или трое молодых людей плюс уже знакомый мне барсук в коротком пальто и с фотоаппаратом на треноге. – У вас проблемы, юный сэр? – Видя, что я завозился на пассажирском сиденье, понятливо закивал кебмен. – Да, я хотел бы выйти раньше. – Не могу, за вашу доставку уплачено. Ну естественно, конечно, ага… Я даже знаю, чем это кончится. – Вот он! – раздался чей-то визг, стоило мне спустить ногу с подножки кеба на тротуар. – Хватайте его! Джиллигс, снимай! Лицо крупным планом! Он не должен уйти! Мистер Майкл Эдмунд Алистер Кроули, всего несколько вопросов! Пресса вправе знать… По-моему, эти слова были последними. Чалый конь двигался в ритме венского вальса, деликатно, но твёрдо опуская тяжёлые передние копыта на головы настырных журналистов, складируя их рядком пускать слюну поперёк тротуара. Каким чудом успел увернуться барсук, даже не представляю. Впрочем, как оказалось впоследствии, пару фотографий он всё равно успел сделать. В «Таймс» работают настоящие профессионалы, это приходится признать. По крайней мере, конское копыто, крупным планом летящее в камеру, получилось весьма впечатляющим. Мне оставалось лишь коротко поблагодарить кебмена, когда дверь распахнулась и железная рука дворецкого втянула меня внутрь, оторвав от грешной земли. Взгляд Шарля был холоден, а длинный палец указывал на большие напольные часы в прихожей. Уф… ещё чуть-чуть, и я опоздал бы к ужину. Серьёзное преступление с точки зрения француза! На столе у камина меня ждал поднос с ирландским пирогом, яйцо пашот на поджаренном хлебе с кусочком копчёной сёмги, два тоста с ветчиной и огурцом, на десерт печенье, персиковый джем и чай со сливками. Судя по всему, выбить кофе по-бретонски так и не получится. – Это очень много для одного. Вы не составите мне компанию? – Так не принято, – повёл плечами дворецкий, но на миг его глаза потеплели. – К тому же у вас будет гость. Примерно через две минуты. Я бросился мыть руки и переодеваться в домашнее. Действительно, спустя короткое время раздался стук электрического дверного молотка, и мне было доложено о визите сеньора Агуарачая. Дон Диего решил навестить меня уже через час после нашей первой встречи. – Интересно, что ему нужно? – пробормотал я себе под нос. – Надеюсь, это не любовь, а то знаем мы этих южноамериканцев. На самом-то деле, разумеется, ничего я не знал, но консервативные британские газеты всё ещё не могли отойти от поражения, нанесённого нам в наших же заокеанских колониях. Несмотря на устоявшийся мир и добрососедскую торговлю, традиционное предубеждение к жителям Америки было не меньшим, чем, допустим, к той же Российской империи. Меж тем Шарль принял плащ и шляпу гостя, сопроводив его к столу. Улыбающийся волк держал в лапах большой пакет. – Прощу прощения за то, что столь бесцеремонно напросился в гости, но в наших краях бытуют более простые нравы. Я впервые в вашем вигваме, поэтому не мог прийти без подарка. Но, с другой стороны, что мне было позволительно взять? Он, не снимая перчаток, достал из пакета бутылку испанского вина, свежий кекс из кондитерской и плитку немецкого шоколада. Трансатлантические компании обеспечивали Лондон всем, а уж тем более на нашей улице можно было найти любой импортный товар. – Вы получили мою записку?