— А может и не очухаться? — Может очухаться часа даже через три. Здоровью эта гадость не вредит… ну, почти не вредит, а на тех, кто заранее противоядие выпьет, она вообще не действует. Хотите попробовать? — Что-то не очень. — И правильно. Вся эта химия очень дорогая получается… Да, срок хранения противоядия где-то полгода, гранат — думаю, не меньше года, но лучше, если вы мне все, что не истратите, вернете — я вам лучше новых понаделаю. — А если в лесу придется? — Если искомые граждане в схроне заныкаются, то просто в трубу одну гранату пустите, а потом… но я бы термобарической лесников этих… впрочем, вы тут главный, так что меня не слушайте. — Интересная у вас химия. — Не очень, ее делать неприятно. Но штуки получились нужные, общественно полезные, так что… берите и работайте. Единственное, о чем попрошу, вы их просто так не тратьте на шушеру всякую. У меня сессия, времени новые делать просто нет. Ладно, пошла я. — Давайте я вам пропуск подпишу. — Какой пропуск? Нет у меня никакого пропуска… и не надо. До свидания! Когда Судоплатов доложил о случившемся казусе Берии, Лаврентий Павлович, к его удивлению, лишь хмыкнул: — Вот у кого тебе учиться надо! Девочка через полевропы прошла так, что ее ни одна собака не заметила, а тут сотню метров по коридору пустому… Про Европу забудь, ты ничего не слышал. Рапорт об этом не пиши, бумагу напрасно не пачкай. Когда она диплом получит, отдельно попрошу тебе и твоим людям несколько уроков преподать… если она, конечно, согласится. — А что, она может… — Что она может, ты уже сам увидел. А вот как… понимаешь, она все же на самом деле ненормальная. Не в том смысле, а… довольно многие вещи она на самом деле объяснить не может. Не не хочет, а именно не может, и с этим нам приходится мириться. Ну, еще некоторое время. Она же в университете своем учится не столько для того, чтобы что-то новое узнать, сколько для того, чтобы узнать как другим рассказать что она уже знает и умеет. Именно словами рассказать: показывать она тоже пыталась неоднократно, причем лучшим специалистам — а толку… Так что молчим, горюем, сидим и ждем. И это… если будет высок риск невыполнения задания, то она предупредила: лучше ее позвать, она придет и лично все сделает. Но это лишь в крайнем случае, такой девочкой мы рисковать права не имеем… по мелочам. Десятого января в Муроме состоялся свой праздник: артель «НТП» (что означало «научно-технический прогресс») выкатила первый изготовленный артелью экскаватор-канавокопатель. Он вообще-то был практически копией американского экскаватора, разве что мотор использовался отечественный: дизель в шестьдесят четыре силы. Ну и материалы все тоже были исключительно отечественными, причем большей частью именно муромскими. Ну, почти муромскими, все же сталь варилась в Петушках, но варилась-то она из муромского железа! А железо это появилось тоже благодаря «прогрессовцам»: прошлым летом мужики придумали машину, которая умела копать небольшие горизонтальные туннели. Действительно небольшие, высотой сантиметров в семьдесят и шириной около метра, но, главное, эта машина умела эти туннели и обратно закапывать. Честно говоря, когда «прогрессовцы» машину эту приволокли в Москву на промышленную выставку, над ними смеялись почти все посмотревшие на нее инженеры. Но все же нашлась парочка достаточно влиятельных товарищей, которые проект поддержали и даже добились того, чтобы артель получила деньги за три таких машины, причем авансом. Ну а выставочный экземпляр вернулся в Муром и уже через две недели начал рыть туннели в шахте неподалеку от города. Шахта добывала железную руду на очень давно признанном «бесперспективным» месторождении, занимавшем почти весь район. Действительно, добывать руду из не очень глубокого пласта толщиной как раз «в аршин» было невыгодно: для карьера, который отрыть было бы и нетрудно, руды всяко было маловато, а для нормальной шахты перспективы выглядели еще хуже. Но если в шахте пыхтит одинокая машина, достающая при содействии всего трех человек за день по две сотни тонн руды (а за ночь штрек закапывающая так, что наверху земля проваливаться не будет), то определенная выгода все же получается. И особенно она становится заметна, когда стали в стране просто не хватает. А вот делать из руды железо в Муроме решили даже не с помощью древесного угля (а другого в городе вообще было взять негде), а с помощью древесных пеллет. Из которых в газогенераторе получался газ ­– и этот газ в специальной печи из руды делал железо. Не чугун, а именно железо, причем, как его называл инженер Юрлов, «пористое». Да, дров такая технология требовало много, но дрова вообще копейки стоили (тем более, что и делались они из всякого мусора), так что железо это выходило дешевле чугуна. А в электропечи в Петушках его переплавляли на сталь, прокатывали — и готовый продукт шел уже «прогрессовцам». А необходимый для отливки моторов чугун «прогрессовцы» сами варили из творимого в процессе постройки машин металлолома. Тоже в электрической печи, просто небольшой… Первый канавокопатель закупил колхоз «Новый Егорлык», и получать машину приехали председатель колхоза и главный его агроном. И этот визит для Наташи Поповой — того самого агронома — оказался определяющим в ее жизни: уже не очень и молодая девушка сначала языками зацепилась с одним из артельшиков, обсуждая, как с помощью канавокопателя в колхозе будут в том числе и лесополосы сажать. А потом перешли к разговорам о том, что бы еще в экскаваторе улучшить для расширения сфер его применения… С учетом того, что с нового года полеты новеньких М-7 по маршруту Сальск-Ковров выполнялись трижды в неделю, а рейсы Ковров-Муром — вообще трижды в день, дальнейшее общение их продолжилось весьма активно, тем более что Таня выпустила специальное «постановление»: с южных агрономов деньги за полеты в Ковров и по области не брать… Света Качурина, которую назначили начальником Ковровского авиаотряда, по этому поводу поинтересовалась: — Белоснежка, с чего это им такие подарки? — Это не подарки, а инвестиции. То есть мы деньги вкладываем чтобы потом получить их гораздо больше. Билет на самолет по области стоит максимум десятку, много ли мы с этих агрономов выгоды получим? Да и в Ростов, Сальск, Ставрополь и так далее билет в пределах ста рублей стоит, а один агроном, своими глазками посмотрев и своими ручками пощупав машины наших артелей, этих машин купит уже на десятки тысяч рублей. Из которых тысячи артельщики передадут в фонд детства и материнства. Вере кто для детишек пеленки всякие покупал с распашонками, кто кроватку детскую ставил? И тебе ведь скоро все это понадобится, так что как возили агрономов и председателей бесплатно, так и будем возить: это им кажется, что они даром летают, но платят они за полеты очень немало. А что платят не нам, так в СССР частной собственности-то нет, все общее. — Ага, в особенности у нас в области, — широко улыбнулась Света. — Я слышала, товарищ Егоров хотел область забором пятиметровым окружить чтобы народ к нам из других областей не переселялся. Только не решил, из чего этот забор делать. — А знаешь, из чего его делать лучше всего? Из других областей, где люди живут так же хорошо. Тут товарищ Голованов идею выдвинул: сделать на базе Ковровского авиаотряда учебный центр. Готовить будете теперь целиком коллективы новых областных авиаотрядов. В марте обещал прислать на обучение народ для Рязанского, Ярославского и Ивановского отрядов. Ты девушкам-то скажи: скоро к нам повалит молодой и неженатый свежедемобилизованный летный состав, пусть гимнастерки выгладят да ордена начистят заранее… В начале февраля Лаврентий Павлович снова попросил Таню о «консультации»: — Фея, — начал он, уже обращением показывая, что разговор будет неофициальным, — есть мнение, что ты слишком много знаешь, но знанием с народом не делишься. Это не упрек, ты просто еще не научилась знанием делиться, но ответь мне на простой вопрос: в связи с твоими каляками на обрывках бумажек у нас появились сразу три проекта атомных установок. То есть из-за твоих картинок два, а еще один раньше появился, когда неизвестно кто неизвестно когда в тетрадке неизвестно что написал-нарисовал. Товарищ Доллежаль предлагает сделать урановый реактор на воде, и вроде получается, что для определенных кораблей это лучший вариант. А товарищ Курчатов говорит, что при получении плутония на графитовом реакторе можно тоже много энергии получать… — Игорь Васильевич — замечательный физик. И очень неплохой администратор. Но вот как технолог и как экономист он, мягко говоря, полный невежа. Поясню, — тут же добавила Таня, увидев, что Лаврентий Павлович при этих словах аж дернулся. — Графитовый реактор раза в два дешевле реактора на тяжелой воде — но это пока он строится. Но когда реактор свой срок отработает, у графитового получится несколько тонн радиоактивного углерода, который будет гадить в окружающую среду многие тысячи лет. Точнее, пару сотен тысяч лет — и с этим ничего поделать нельзя. Я уже не говорю, что просто для захоронения этой гадости придется затратить средств гораздо больше чем обошлось строительство такого реактора, но просто эксплуатация его окажется сильно недешевой. Если стоит задача получать плутоний, то его придется каждые три месяца останавливать и полностью перегружать топливо — то есть энергию он в это время выдавать не будет. А облученное топливо в таких объемах таскать туда-сюда — дело тоже очень недешевое. Если же реактор сделать на тяжелой воде, то топливо можно перегружать маленькими порциями без остановки самого реактора, а спрятать в защитную оболочку пару радиоактивных сборок проще чем полный комплект загрузки: можно таких контейнеров защитных изготовить не тысячу, а пару десятков всего. И, главное, после того, как реактор отработает, из радиоактивного мусора останется лишь тритий, у которого период полураспада всего семнадцать лет. Разница в гадстве между тяжеловодным и графитовым реактором окупает излишние затраты на строительство, к тому же остатки тяжелой волы можно смело в новый реактор заливать, а графит радиоактивный — только захоранивать придется где-нибудь в недоступном месте. — Коротко и доступно ты все объяснила. А что с Курчатовым делать посоветуешь? — Я не знаю. Дайте ему звание Героя труда, пусть тяжеловодный реактор проектирует. Он же не со зла, он просто не знает, как получить много тяжелой и недорогой воды. Но вы-то уже знаете! Что смеетесь? — Я просто представил себе физиономию Игоря Василевича, когда суровый нарком будет ему объяснять секретные сведения про радиоизотопы, причем настолько секретные, что сами ученые их еще не знают… — Так у вас работа такая: всё знать и направлять этих ученых в нужное русло. Если вы знать всего не будете, то как определите, работает ученый на благо Родины или ваньку валяет? — Только я забывать стал, что с тобой спорить бесполезно… Перейдем ко второму вопросу. Николай Антонович твои каракули посмотрел и высказал мнение, что схема несколько усложнена. Говорит, что если пар сразу из ядерного котла в турбину направлять, то КПД сильно повысится… — Плюньте ему в рожу! Нет, дядька не наврал, вот только он, похоже, вообще не химик. Пока не химик, но быстро исправится — если вы его будете пинать регулярно. Если коротко, то тепловыделяющие элементы упаковываются в оболочку из циркония. И в воде цирконий ведет себя вполне прилично. Но если там окажется не вода, а пар, то из пара цирконий заберет кислород и окислится, что само по себе неприятно: стенка-то оболочки тоньше станет. А еще в остатке получится чистый водород. Который в любую дырочку норовит пролезть и в смеси с воздухом взорваться. Теперь представьте себе такой взрывчик на подводной лодке ценой в несколько миллиардов… — Что-то ты цены закладываешь… — Если учесть, что на лодке будет еще и специзделий пара десятков, то я расценки еще и занижаю. — Логично. Еще какие соображения… мне придется Николаю Антоновичу за свои озарения выдавать? — По сплавам я вроде все расписала… но все равно: пусть сначала поставит реактор где-то на земле. Скажем, в Сарове электростанцию выстроит. И город электричеством обеспечит, и технологию отработает. Если какая-нибудь труба потечет, то на земле и заплатку поставить проще, и я смогу в случае чего людям помочь пока они не сдохли от лучевой болезни… — Ох, не любишь ты людей, как о скотине рассуждаешь. — Профессиональная деформация психики, приходится так к людям относиться. Вы поспрашивайте: почти ни один врач не берется лечить своих родственников потому что к ним он относится не как к вещам. Ему родню жалко, и он может постараться им больно лишний раз не сделать — а в результате и вылечить не сможет. А у меня родни нет, я ко всем отношусь как к предметам неодушевленным. Поэтому-то у меня все пациенты и выздоравливают… кстати, вы тоже примерно так же себя ведете, и это правильно. Неправильно, что все же вы так не всех людей рассматриваете, и некоторые этим пользуются. — Кто именно? — Я вам расскажу, когда это будет действительно важно. Еще вопросы у вас остались? — Честно говоря, я бы тебя в клетку посадил и год-два без перерывов всякие вопросы задавал… — Я знаю, но на воле от меня пользы больше. И это вы тоже знаете. — А ты знаешь что я это знаю и пользуешься… — Ага, а вы знаете, что я знаю что вы знаете что я знаю… Ладно, пошла я, работы много. — А чем сейчас занимаешься? Говорят, ты из лаборатории в Медведково почти не вылезаешь. — Анализирую золу разных углей. Кстати, раз уж о работе речь зашла: в золе угля со Шпицбергена галлия и германия раз в десять больше, чем в золе подмосковных углей. Не надо тамошний уголь металлургам отдавать, пусть на электростанциях его жгут и мне всю золу отправляют… И не смотрите на меня так, я это только сегодня утром определила… На очередной встрече Иосиф Виссарионович задал Тане вопрос, который его давно уже мучил: — А все же, как вы, врач, стали террористом? Ведь врач — он о людях заботится… — Это здесь заботится, но и то с определенными исключениями. А у нас в Системе врачей специально учили людей собственно людьми не считать. Люди для настоящих врачей — существа вообще неодушевленные, просто вещи такие. Как, скажем, для инженеров машины: сломалась машина — жалко, конечно, хочется починить ее. Но думать о том, как к этому сама машина относится — вообще глупость. А иногда машину проще выбросить и новую сделать. — И человека можно выбросить? — Нужно. Иногда нужно. В принципе, ничто не мешает сохранять человеку — практически любому человеку — жизнь многие сотни и даже тысячи лет. Но смысла в этом нет ни малейшего: мозг человека в состоянии информацию перерабатывать, то есть именно мыслить, лет триста… Нас, кстати, специально обучали ненужную информацию забывать, причем именно окончательно забывать чтобы память освобождать: регенератор — специалист очень дорогой, регенератор первой категории стоит дороже сотни, а может быть и тысячи других сервов. Поэтому довольно много регенераторов, именно первой категории, и по тысяче лет поддерживаются, а вот прочих всех зачем в живых держать? Они все равно лет в триста больше ничего в жизни не хотят, все, что было важного и интересного, забывают, да и что-то новое в голове у них хорошо если пару месяцев держится. По факту они уже не совсем люди, жизнь и для них становится мучением, и для общества тоже накладно их содержать… — Понятно… но здесь вы ко многим людям относитесь совсем не так, как к вещам. — Попробую объяснить. Дети — они дети и есть: многого не знают, почти ничего не умеют, желания с возможностями соотнести не могут. Поэтому за детьми нужно присматривать, учить их, помогать… а для меня очень многие здесь кажутся детьми. О которых нужно заботиться. По сути, очень многие и есть дети: в Системе детьми считаются все сервы и гаверны, которые еще не получили диплома об образовании. То есть люди лет до тридцати. Вот мадларков я детьми воспринимать не могу, у нас они взрослые ровно с того момента, как становятся годными для работы… Впрочем, гаверны мне тоже детьми показаться не могут, причем вообще независимо от возраста. — Я уже несколько раз слышал эти названия: сервы, гаверны, мадларки… вы можете рассказать, кого вы так называете? — Хорошо. В Системе все люди делятся на гавернов, сервов и мадларков. Гаверны — это те, кто занимается управлением обществом, из было миллионов триста. Сервы занимаются обслуживанием всех машин, заводами управляют, транспортными системами. Их миллионов сто. И мадларков тоже миллионов сто, они выполняют работы, для которых никакого обучения не требуется. Эти группы никогда… то есть в Системе уже несколько сот, или даже тысяч лет, не смешивались, каждая группа занималась своим делом и была счастлива. Я как раз серв… насколько теперь мне стало понятно, червы в основном происходили из потомков британцев и немцев. Здесь сейчас это именуется кавказской расой, но сейчас-то ученые вообще ничего о расах не знают: генетика даже не на зачаточном уровне, ее вообще, можно сказать, нет. — А ваша фамилия Ашфаль… вы по происхождению не из немцев? И говорите на немецком свободно… — Ну, судя по тому, что генетическая копия Тани Ашфаль обнаружилась в районе Рязани, то скорее всего мои далекие предки тоже откуда-то отсюда были. Я вообще не знаю, возможно все сервы предков в России имели. Хотя и не обязательно: все белые люди произошли от неандертальцев, так что возможно, что Таня Ашфаль была родней Тане Серовой в тысячном поколении. — Я не совсем понял, вы как-то особо выделили то, что все сервы — белые люди. А остальные? — Гаверны — кроманьонцы, у них вообще особой заботой было выяснение, кто из них более чистокровный кроманьонец. А мадларки… — Если, как вы говорите, ваш язык основан на английском и немецком… мадларками британцы называют чернорабочих. — Не совсем верно, в современном английском это означает сельскохозяйственных подсобных рабочих. «Ковыряющиеся в грязи», буквальный перевод слова на русский, очень точно описывает значение слова. Но в Системе это значение тоже почти точно соответствует их занятиям. Если не считать того, что самки мадларков используются для вынашивания детей гавернов, то в основном они занимаются сбором фруктов и ягод, рыбу разводят на рисовых плантациях… — То есть те, кто учиться не хочет или не может, становится мадларком? — Нет. Я же сказала, что в Системе группы никак не смешивались. Мадларки по происхождению азиаты, я теперь думаю, что скорее всего их предками были нынешние корейцы. Японию целиком уничтожили, от китайцев тоже мало что оставалось в последние века Проклятых континентов… — То есть у вас было расистское общество… это действительно ужасно. — Я как-то об этом не задумывалась… возможно. Однако ужас, беспробудный ужас Системы вовсе не в том заключался. Я вам как-нибудь попозже расскажу, мне просто сначала нужно подумать немножко, сосредоточиться, формулировки подобрать. Я почему-то здесь расслабилась, многие детали забывать стала. Нет, не стерла из памяти, а просто… Я думаю, что месяца на сосредоточение мне хватит. А пока поговорим о действительно важных вещах: у вас организм уже полностью стабилизировался и пора переходить к форсированным методам омоложения. Вот эта коробочка — она с часами, в нужное время будет вибрировать у вас в кармане. Когда она завибрирует, вы в течение десяти минут должны будете выпить таблетку, которая появится под этой крышкой. Коробочку с собой носите в кармане все время, сигнал она будет подавать с восьми утра и до полуночи… шесть раз в сутки. Поскольку вы встаете поздно, не забывайте будильник заводить — таблетку проглотите и потом еще доспите. Такой режим вам устанавливается на следующие три месяца, за нарушения режима буду наказывать. — Пинать? Я слышал, что вы любите пинаться…