Шесть Шинкансен в Токио Япония Два часа спустя наш поезд уехал из города, огни Киото остались позади. Напряжение в моей спине ослабело. Я сидела у окна, Широ — посередине сидения рядом со мной. Как многие поезда в Японии, шинкансен был чистым и тихим, только шорох движения мешал моим мыслям. Я отклонилась на спинку, вздохнув, глядя на темный пейзаж за окном. В окне на меня смотрела тень девушки не в хакама и кимоно жрицы, а в узких джинсах, балетках цвета мяты и облегающей толстовке с кошачьими ушами на капюшоне. Мы с Широ добрались до станции Киото, купили новую одежду в магазине внутри, переоделись в общественном туалете и бросили окровавленную форму храма в разных шкафчиках. Я позвонила маме с телефона Широ, пока мы ждали поезд, читала ложь по губам Широ. Я убедила ее, что была в порядке, но у меня было срочное дело с Горо в Токио. Моя маленькая ложь скрывала пугающую правду. Мы с Широ не убегали. Нет. Но мама не была рада слышать, что я отправилась в Токио. И я ускользнула от нее. — Ты в порядке? — спросил Широ. «Я выгляжу так, будто я в порядке?» — я издала смешок и покачала головой. — Нет. Сто раз нет. — Да, и я, — он опустил ладонь поверх моей. Я взглянула на него, удивилась честной боли в его глазах. — С твоим дедушкой я ощущал, что у меня есть место. Я давно не ощущал себя так, словно у меня есть дом. — Дедушка хорош в этом, — сказала я, притихла и отвернулась, глядя на свое отражение в темных окнах поезда. — Дедушка… был хорош в этом. Широ сжал мою ладонь и отпустил. Поезд несся во тьме, оставляя то, что дедушка «был» еще дальше в прошлом. Он не будет ждать нас, когда мы вернемся в Киото. Я не найду его в саду весной, он не отругает меня за то, что я забыла храм камидана моей семьи. Я не увижу, как он пил сакэ и смеялся от старой манги ленивым летним вечером, не увижу редкую улыбку на его лице во время фестиваля Шичи-Го-Сан для соседских детей. Он умер. Призрак девушки в окне заплакал. Тихие слезы лились по ее щекам. Я отвернулась от Широ, желая сказать девушке, что потерю дедушки можно было пережить. Я хотела сказать ей, что дыра, оставленная им в ее жизни, не заберет весь свет из ее вселенной. Но в шестнадцать я была в пяти годах от возраста, когда я могла получить храм семьи. Теперь храмом будет владеть мама. Мама не любила то место, и отец ясно дал понять, что ему надоело быть одним из главных жертвователей храма Фуджикава. Я не знала, выживет ли храм без его поддержки. Кто поможет мне очистить храм? Кто поможет мне горевать по мертвым, найти деньги для восстановления зданий и новых жрецов? Не мои родители. И я оставила учебники и тетради в кабинете, так что я даже не смогу подготовиться к контрольной в понедельник. Смерть дедушки могла дать мне пару дней скорби, но как объяснить учителям, что один из Трех великих зол мог появиться в ее дворе через месяц? Короткий ответ: никак. — Эй, — Широ отвлек меня от мыслей. — Я рядом, хорошо? — Прости, — я вытерла слезы с лица рукавом. — Я тебя смущаю. — Нет, — мягко сказал Широ. — Фуджикава-сан заслуживает, чтобы его оплакивали. — Это точно… но не на публике, — я издала мрачный смешок. — Я не хочу, чтобы кому-то в поезде было неудобно. — Не бойся, — Широ привстал на месте, огляделся в вагоне. — Никто не сидит рядом, никто не слушает. — Тогда я не хочу, чтобы тебе было неудобно. — И тут не переживай, — Широ посмотрел на женщину, идущую по ряду между сидений с тележкой с едой. — Но с горем проще справляться на полный желудок, а в тележке есть экибен. Ты голодна? От мысли о еде желудок сжался. — Нет. — Мы с тобой в бегах, кстати, — Широ помахал рукой женщине с тележкой. — Ёкаи Ронина могут последовать за нами в Токио. Может, нам придется избегать полиции, все зависит от того, прикроют ли тебя родители. Ешь, когда можешь. Не важно, голодна ли ты. Ешь. — Звучит так, словно ты уже так делал, — сказала я. — Как-то так, — ответил он. Он смотрел вдаль, словно он смотрел сквозь время на воспоминание, от которого все еще было больно. Я не успела попросить объяснения, женщина приблизилась с тележкой с едой. Она слабо поклонилась нам. Мы заказали несколько экибенов — бенто для путешественников в поезде. Я выбрала экибен с красиво уложенным рисом, поджаренным лососем, омлетом тамагояки и овощами. Розовые и белые цветы из тофу украшали еду, делая ее почти милой. Почти. Каждая часть блюда была в своем отделении, красиво разложенная по местам. Я хотела, чтобы моя жизнь стала понятнее. Я сняла деревянную крышку экибена, ощутила запах риса и уксуса, желудок заурчал. Я не ела с обеда. — Итадакимас, — сказал Широ, улыбаясь мне. Обычно так всегда говорили перед принятием пищи. Он сложил ладони и поклонился над едой. Нормальное поведение утешало меня. Ритуалы и милые цветы из тофу не исцелят потерю дедушки или храма, но они немного притупят боль. — Итадакимас, — я не смогла улыбнуться в ответ, но была благодарна. Мы ели в тишине, слушали гул поезда, несущегося к Токио. Время близилось к девяти вечера, и было не удивительно, что поезд был почти пустым — мы прибудем в Токио после полуночи. Широ сказал, что его мама была «активнее ночью», что бы это ни значило. — Скажи-ка, — сказала я, поймав палочками кусочек тофу, пытаясь решить, была ли я еще голодна. — Почему ёкаи думали, что осколок Кусанаги спрятан в храме Фуджикава? Это часть императорской регалии, она принадлежит императору, и я думала, что она хранилась в храме Ацута в Нагое, — Я не знала, что меч был разбит, начнем с этого. В историях об этом не говорится. Широ поймал палочками кусочек осьминога. — Меч в Нагое — подделка. — Что? — сказала я. Он бросил осьминога в рот и жевал, думая. — В первом веке был император по имени… — Суджин, знаю, — сказала я. — Потому что императорская регалия дает власть императорам, Суджин сделал копии, чтобы защитить оригиналы. Один набор копий был выброшен в море, когда клан Тайра проиграл в бою Дан-но-ура. Еще один был украден в пятом веке корейским монахом, так говорят. Но оригиналы у семьи императора. — Ты знаешь свою историю, — Широ криво улыбнулся. Он подвинул наполовину пустой экибен по раскладному столику ко мне. — Осьминога? — Нет, спасибо. Он подвинул коробочку, взял кусочек рыбы палочками и бросил в рот. — Когда копию Кусанаги вернули, жрецы Ацуты отказались показывать хоть кому-то копии или настоящую императорскую регалию. Почему? — Исторические записи не ясны, — сказала я. — Почему, Кира? — Потому что… — я охнула, поняв это. — Потому что украли не копию, а настоящий Кусанаги? — Именно. А истории — просто истории, — Широ опустил крышку на экибен и подвинул его к пустому месту рядом с нами, взял вторую коробочку. — Во время прошлой кровавой луны около пяти веков назад кто-то подумал, что стоит разбить меч и разослать кусочки по храмам по всей Японии. Храм Фуджикава, видимо, получил один из них. — Звучит как хорошая идея, — сказала я. — Храмов тысячи, все осколки искать долго. — Но не вечность, — сказал Широ. — Шутен-доджи собрал все кусочки, кроме одного. Я прижала ладони к ушам, почти шутя, и зажмурилась. — И Шутен-доджи нужен еще кусочек Кусанаги но Цуруги, чтобы восстановить клинок, — медленно сказала я, словно я не хотела слышать ответ. Широ кивнул. — Ага. Я опустила ладони на колени. — Если он найдет его, он использует меч, чтобы убить Богиню солнца, Аматэрасу, и в Японии будет вечная ночь. — И… знаешь… — Широ прижал лисьи уши к голове, — и во всем мире… От понимания я ощутила, как медленно угасает свет в душе. Я вспомнила прощальные слова демона в храме: «Следующее полнолуние будет кровавой луной, и сила Богини солнца в этом мире ослабнет. Когда это произойдет, наш хозяин Шутен-доджи вернется в этот мир смертных и заставит Свет страдать за унижения нашего народа». — Нам нужно вернуться, — я бросила салфетку в коробочку бенто, забыв о манерах и разуме. — У нас есть всего месяц, Широ. Нам нужно вернуться в храм, помешать им… — Кира, слушай, — Широ коснулся моего запястья. — Ёкаи Шутен-доджи убежали с прибытием полиции. Пока что там безопасно, а нам с тобой нужны союзники. Нам нужна моя мама и Горо, да? Мы не справимся с Шутен-доджи одни. Я вдохнула. Он был прав. Я надеялась на это. Семь Красный они