Я встретилась с ним взглядом и удерживала его. — Хорошо. Дыши, — сказал он. — Я хочу, чтобы ты в своей голове назвала то, чего можешь коснуться, что можешь учуять и видеть, хорошо? Можешь это сделать? Я кивнула и заставила думать о настоящем — ощущать камешки на пальцах Широ, дрожать от холода земли подо мной, ощущать запах бензина и крови, а потом считать янтарные искры в его необычных глазах. Сегодня их было двадцать. Вчера их было семнадцать… хотя я не помнила, как их считала. Когда я их посчитала? Я вдохнула, поняла, что стала спокойнее, хотя стоны раненого терзали мое сердце. — Он — ч-чей-то дедушка, — дыхание вырывалось из меня короткими залпами. — Не думай об этом, — сказал Широ, поднял меня на руки. — Н-нам н-нужно ему помочь. — Ты в шоке, Кира, — сказал Широ, открыл прачечную и отнес меня внутрь. Свет казался слишком ярким, и я зажмурилась и повернула лицо к его груди. — И даже если бы было не так, мы никак не можем его спасти. — Но мы… должны… дедушка… — Он — не твой дедушка, обещаю, — он опустил меня на гудящую сушилку вещей. Ее тепло проникало сквозь мокрую одежду. С этого угла я не видела остановку, только машины, остановившиеся на дороге. Не меньше десяти зевак укрылись в прачечной. Некоторые выглядывали, прикрывая ладонями глаза. Другие прижимали телефоны к ушам, говорили тревожными тонами. Они кланялись людям на другом конце линии, хоть те и не видели. В стороне от хаоса в прачечной отец отвлекал ребенка от сцены игрушкой-покемоном, но улыбка пропадала с его лица каждый раз, как ребенок отводил взгляд. Холод из моих костей проникал в душу. Широ тоже это ощутил, потому что мы вместе подняли взгляды. Моя душа стала узнавать смерть раньше головы. От ее прибытия вокруг становилось холоднее. В ушах хлопнуло. Даже сердце замедлилось в груди, словно поддавалось силе существа снаружи. Смерть влияла на души, и я научилась слышать ее зов. Я съехала с сушилки без слов, направилась к выходу. Колокольчики звякнули над головой, когда я прошла в дверь. Ветер забрал тепло из моей одежды. Я окинула взглядом тротуар, а потом сцену перед собой. Фигура в серых кимоно и черных хакама стояла рядом с умирающим, края красной хаори трепетали на ветру. Снежинки собирались на его шляпе сугегаса и широких плечах. Бабочки с крыльями цвета оникса окружали его, цеплялись к окровавленному стеклу и вмятинам на металле. Их крылья были такими темными, что они будто впитывали свет. Каждая бабочка была размером с мою ладонь, а то и больше. «Это не человек», — я потрясенно смотрела, как шинигами опустил ладонь на голову умирающего с нежностью. Как с благоговением. Колокольчики на двери за мной звякнули. Широ появился рядом со мной, прижал ладонь к моей спине и прошептал: — Ого. Шинигами вытащил катану. Я и не заметила клинок. — Стой, — шепнула я. — Мы не должны… то есть… — Нет, — сказал Широ, обвил рукой мои плечи. Он крепко обнял меня, я прижала ладонь ко рту. Слезы были теплыми на щеках. Браслет под рукавом стал сиять, наполняя меня светом солнца. Если кто-то и видел шинигами, они не подали виду. Шинигами осторожно прижал кончик меча между бровей умирающего. Катана замерцала, клинок стал туманом. Этот туманный свет опустился на кожу мужчины. Рот мужчины раскрылся. Напряжение в его мышцах пропало, и его тело обмякло среди обломков машины. Его глаза, до этого пылающие болью, стали стеклянными. Шинигами закрыл их. Он убрал катану из головы мертвого, не оставив физического следа на трупе. Я заметила комок на клинке. Он выглядел как твердый янтарь, коричнево-черный и шершавый. «Не комок, — сказала я себе. — Это кокон». Шинигами отцепил кокон от меча и прицепил под шляпой. Он убрал меч в ножны, сделал два четких жеста руками над телом, а потом он повернулся. — Это он, шинигами в красной накидке, — я отодвинула Широ. — Мы его искали. — Кира, стой, — сказал Широ. Но я уже пошла за шинигами от хаоса на остановке. — Шинигами-сама? — робко спросила я, спеша за ним. Мои ноги скользили по льду. — Простите? Шинигами-сама? Можно минутку? Он не замечал меня. Я решила рискнуть. — Шимада! — крикнула я. Шинигами замер под снегом, он не шевелился, и одежда будто застыла. — Откуда ты знаешь это имя? — прорычал он, повернув голову ко мне. Его глаза пылали в тени шляпы. В отличие от вечно юных шинигами, которых я до этого видела, у этого мужчины было морщинистое лицо, которое видело много закатов. Его глаза сияли из-под шляпы. Те глаза предупреждали меня не считать, что его сострадание к мертвым может быть и добротой к живым. Я еще не видела такого шинигами, как он. Через пару долгих мгновений он скрыл лицо шляпой. — Твое время не пришло, — он отвернулся. — Ты — не мое дело. Я побежала за ним, слова срывались с губ: — Я в-внучка Хииро Фуджикавы, бывшего главного священника храма Фуджикава. Прошу, я не хочу оскорбить, но я уверена, что только вы можете мне помочь. — Твоя фамилия Фуджикава? — он зашагал быстрее. Я кивнула, едва дышала. Я вытянула руки в стороны, чтобы не упасть. — Тебе не повезло, — сказал он, опустив шляпу сильнее. — Но я не могу тебе помочь. Никто не может. — Попытайтесь, — я потянулась к его рукаву. Ткань была холодной настолько, что обжигала. — Мне говорили, что вы забывали о сожалениях в храме Фуджикава… Шимада двигался быстрее, чем я ожидала. Он остановился в дюймах от меня, так близко, что его хакама задели мою ногу. Через секунду мой мозг уловил ледяную вспышку боли на шее. Его танто задел мою кожу. Горячая кровь покатилась по горлу. Боль возле яремной вены заставила меня вдруг осознать каждый удар сердца. Я осмелилась двигать только глазами и упрямо встретила его взгляд. Если я поскользнусь на льду, мне конец. — Ты ничего не знаешь, — сказала Шимада. — Это не так, — прошептала я. Одна из его бабочек опустилась на мое плечо. — Вы — агент смерти, но вас уважает старший кицунэ, которого я знаю. Вы не состоите в клане, значит, вам не нужна защита от ёкаев. В отличие от остальных. Он прищурился. — Но вы нужны мне, — процедила я. — Потому что кровавая луна поднимется над Киото, и тогда Шутен-доджи разрушит храм моей семьи, чтобы найти последний осколок древнего меча. Если мы его не остановим, он использует клинок, чтобы уничтожить все хорошее и священное в этом мире. — Тц, — сказал Шимада, но он опустил нож. — Проблемы мира людей меня не волнуют. — Возможно, — я коснулась ранки на горле. Я убрала ладонь от шеи и протянула к нему. Алые пятна были на кончиках пальцев. Еще бабочка села на мою ладонь. Потом две. — Но вы не можете делать вид, что храм Фуджикава вам не важен. Он посмотрел на мою ладонь, а потом на свет моего браслета. — Что это? — он указал на свет. Я отодвинула рукав и показала металлические звенья браслета. — Это сокровище семьи, его передал мне дедушка. Я подняла взгляд, Шимада выглядел… младше в свете браслета. Время вырезало не так много морщин на его лице, и он был в одежде священника, похожей на одежду дедушки. Я видела мерцание удивления в его глазах, а не ненависть. Он опустил шляпу, закрывая лицо от света. Бабочки собрались на его шляпе и плечах, стряхнули снег бархатными крыльями. — Мне нужно время, чтобы подумать, — Шимада отвернулся. Его бабочки полетели, наполнили воздух тенями. Я затаила дыхание. — Но, Шимада-сама, времени нет… — Три ночи, — он остановился, но не повернулся ко мне. — Если я решу тебе помочь, я приду к твоему храму на третью ночь. Я не успела ничего сказать, он пропал в облаке черного тумана и скрылся в трещинах тротуара. Я взглянула на Широ, раскрыв рот. — Ты его слышала, — Широ сунул руки в карманы. — Думаю, нам лучше вернуться в Киото. Тринадцать Вокзал Токио Токио, Япония В среду — почти через неделю после нападения на храм — я оказалась на вокзале, направлялась домой. Со мной были два кицунэ, злой некомата и ноль шинигами. Мы только ночью узнаем, будет ли с нами Шимада. Я переживала последние два дня. Сгрызла нижнюю губу. Горе из-за потери дедушки не помогало. Я ощущала вину за то, что потратила время в Токио без прогресса. Вокзал в Токио был одним из самых больших в мире — это был огромный подземный комплекс с щупальцами по всему городу. Не удивительно, что мы с Горо, Широ и Они-чаном дважды потерялись. Это не помогало моим нервам, которые уже были потрепаны. — Стоило вызвать машину, — ворчал Горо, убрав руки в широкие рукава. Пока Широ покупал билеты в Киото, мы с Горо ждали его у ворот безопасности. Они-чан рычал из ящика у моих ног. Я не знала, кто был мрачнее — старший кицунэ или некомата. — Тихо, — сказала я Они-чану, опустившись у его ящика. — Они не пустят тебя в поезд.