— Хорошая погода, не правда ли? — спросил я. Стража молчала. — Вам нравится дождь? — продолжил я. Стража буравила меня своими чёрными глазами и не издавала ни звука. — В детстве любил бегать под дождём, — не унимался я. — Бабушка говорила, что от этого растёшь. А вам такое говорили? Стража неожиданно ответила. Голос у неё был ровный, скучный, такой мог принадлежать и мужчине, и женщине. — Не говорили. Когда случилась Перемена, вся моя семья погибла. Я ещё не умела ходить. Я осёкся. Это что же получается, страже двухметрового роста всего восемь лет? — Я говорю с тобой, поскольку ты призван Гнездом, — пояснила стража. — А мне интересно говорить с людьми. Давай играть? Вопрос за вопрос. Я растерянно кивнул. — Спрашивай. — Тебе всего восемь лет? — Девять. Гнезду были нужны стражи, я торопилась. Нам не надо бегать под дождём, чтобы вырасти. Мой вопрос. Ты боишься меня? Ответил я аккуратно, как мог: — Опасаюсь. Ты гораздо сильнее, и ты непонятна. Но мы ведь разговариваем, мы не враги. — Это вопрос? А почему бы и нет? — Вопрос. — Тебя нет в списке врагов. Теперь мой вопрос. Ты хочешь стать Изменённым? — Нет, — ответил я резко. — Мне нравится быть человеком. Можно ещё вопрос? — Говори. — Как вы относитесь к Инсекам? — спросил я неожиданно для самого себя. Наверное, я ждал, что она скажет «благодарны». Или «недолюбливаем». Или «боимся». Но стража молчала. Потом сказала: — Поменяй вопрос. — Почему? — Поменяй вопрос. Это плохая игра. Это опасная игра. Если бы в голосе стражи были эмоции, то сейчас это был бы испуг. У неё даже мелко задрожала кожа на лице. — Хорошо, — быстро сказал я. — Другой вопрос. Гнезда воюют между собой? — Вообще или сейчас? — Вчера, сегодня, сейчас? — Ни одно Гнездо на Земле не воюет и не воевало с другим Гнездом, — ответила стража. Мне даже показалось, что я услышал облегчение в её голосе. Я вдруг подумал, что говорю с ребёнком. Пусть вымахавшим выше меня, чудовищной силы и каким-то образом умным не по возрасту. Но всё-таки ребёнком. — Хорошая была игра, — сказал я мягко. — Спасибо. Мне было интересно говорить с тобой. — Мне тоже, — ответила стража. — Мы любим играть в игру вопрос за вопрос. Но я никогда не играла с человеком. Я кивнул. Да, мой странный статус призванного Гнездом сделал меня тем самым посредником между людьми и Изменёнными, о котором мечтал полковник Лихачёв. Вернулась вторая стража. Не одна — за ней шёл шла жница… нет, не совсем жница. Куда более похожая на человека, чем стража, но глаза у неё были ослепительно-белые, будто слепые, с крошечными как булавочные проколы, чёрными зрачками. Комбинезон тоже белый, но крупночешуйчатый, свободного покроя. И движения совсем человеческие, без дёрганности. — Я хранитель Гнезда, — сказала Изменённая, останавливаясь передо мной. — Ты призван. — Призван, — кивнул я, хотя это не было вопросом. — Матерью или хранителем? — Хранителем и матерью, — я решил, что это будет правильный ответ. — Хорошо, значит, они живы, — кивнула хранитель. — Зачем ты пришёл? — Наше… — меня немного дёрнуло от этого слова, но я опять же подумал, что надо говорить именно так. — Наше Гнездо подверглось нападению. Есть убитые. Хранитель размышляла. — Если мать и хранитель живы, то живо и Гнездо. Зачем тебя послали? Вот тут я ступал на самый тонкий лёд. Дарина без особой дипломатичности велела мне спросить, не замешано ли в атаке это Гнездо. Но что, если хранитель обидится? — Хранитель ищет виновных, — сказал я. — Она просила узнать, не известно ли вам о каком-либо Гнезде, нападавшем на наше? Конечно, стража мне уже сказала, что Гнёзда не воюют, но одно дело рядовая стража, а другое — хранитель. — Ты смягчаешь вопрос, — ответила хранитель. — Но любая вежливость оскорбляет и задающего вопрос, и отвечающего, и посланника. Я вздохнул. — Хранитель спросила, не нападало ли ваше Гнездо на нас? — Если такой вопрос был задан именно нашему Гнезду, — произнесла хранитель, — то это значит лишь одно. Потери были крайне велики, поэтому в нападении заподозрили самых сильных. Полагаю, в живых остались только мать и хранитель. Меня охватила паника. Я всего лишь задал вопрос, а хранитель уже всё поняла! Хотя нет. Она недооценила разгром. Вместо матери у Гнезда маленькая куколка, вместо хранителя — жница. — Мы не нападали, — сказала хранитель. — Моё сочувствие хранителю и матери. Если они не успевают переработать тела, я могу прислать жниц. Вот тут меня едва не стошнило. Они что, и впрямь жрут своих мертвецов? — Не надо, — сказал я. — Хранитель сказала, что помощи не требуется. Только ответ. Хранитель кивнула, как мне показалось — с огорчением. — Тогда я пойду, — сказал я. — Спасибо за ответы, уважаемая хранитель. Мне надо передать их. Дождь лил всё сильнее, и я понимал, что, несмотря на ветровку, по пути к метро промокну насквозь. Но лучше уж промокнуть от дождя, чем от собственной крови. — Хорошо, — сказала хранитель. — Спасибо хранителю за информацию, мы увеличим охрану. Моё сочувствие и тебе, призванный. Голос её при этом оставался равнодушным. Что ж, я и не напрашивался. — Да, мне очень жаль Гнездо, — сказал я, натягивая на голову капюшон. — Речь не о Гнезде. Моё сочувствие тебе, ибо путь призванного печален и недолог. С этими словами она развернулась и пошла назад. Стражи стоически мокли под дождём, глядя на меня. — Вот нафиг мне, а? — сказал я. Похоже, это становилось мой любимой фразой. И пошёл к метро.