– Я люблю здесь ходить, – сказал Матвей. – Особенно осенью. Осенью холодно и темно. – Логично, – пробормотал профессор Субботин. – Так приятно наступать в свет. Идёшь в темноте и приходишь в свет. Смотрите под ноги! Илья уставился на асфальт. – Видите, как красиво? А теперь опять темнота. Какие у вас отличные сапоги. Я бы тоже себе купил. Где вы нашли такие? – В «Торговле Гороховых». Но там больше подобных нет. – Не везёт мне, – сказал Матвей и улыбнулся. – А что за девушка была сегодня с вами? – Какая девушка? – не понял Илья. – Я шёл в магазин Зои Семёновны, а вы сидели на скамейке с девушкой. – Это же наша поэтесса, мы вместе завтракали. А потом водку пили тоже вместе. Вы и её не помните?! – Нет, это совершенно другая девушка, – заявил Матвей убеждённо. – Ту я бы узнал. Точно, точно! Через эркер они вошли в тёплый мраморно-золотистый зальчик, и Илья стянул перчатки. – Нагулялись? – женщина за конторкой заулыбалась приветливо. – Зябко небось, да? У нас тут кругом леса, холодает моментально!.. Олег Павлович звонил, спрашивал, забрали папочку, нет ли, велел её вам в номер отнести. – Спасибо, – пробормотал Илья и оглянулся. Матвей, замерев, во все глаза смотрел на стену. Лицо у него из смуглого сделалось болотным, в цвет свитера. Илья тоже посмотрел. Стена, на стене картина. Он тронул Матвея за рукав. – Что случилось? А?.. – Её здесь не было. – Кого, меня?! – поразилась администратор. Матвей дёрнулся, словно от тока. – Картины! – крикнул он тонким голосом. – Откуда она взялась?! Илья посмотрел ещё раз. – Здесь висела другая картина, – бормотал Матвей, – кувшин на окне, в кувшине ромашки, а за окном поле! Другая! – Да вы не волнуйтесь, – зачастила женщина. – Это Олег Павлович распорядился повесить. Да что с вами такое, может, водички налить? – Какой… Олег Павлович?! – Наш, наш, директор. Он заехал, привёз эту, а ту велел на второй этаж перевесить. Мы так и сделали. А что? Вам не нравится?.. – Откуда… откуда у него эта картина?! Илья ещё раз посмотрел. Он не разбирался в живописи, но отчего-то сразу было понятно, что картина хороша. И не просто хороша, а удивительна. Что именно на ней изображено, Илья затруднился бы сказать, но зато точно понимал, о чём она. – Где ваш директор её взял?! – Так я же не знаю! Может, водички, а?.. Илья подошёл поближе, потом оглянулся на Матвея. – Вы знаете эту картину? Или художника? – Я не знаю, откуда она взялась, – ответил Матвей сквозь зубы. – А вы можете её снять? – Как?! – Просто снять, и всё. Перевесить в подвал. Администраторша от неожиданности, кажется, отступила немного. – Без разрешения Олег Палыча нет, конечно… Что вы… Хорошая же картина… Матвей сморщился, замотал головой, замычал что-то и побежал по лестнице. Илья подошёл к картине и посмотрел вблизи – это было трудно, широкие яростные мазки расползались, словно хлестали по глазам. На полотне не было ни даты, ни подписи. Илья аккуратно приподнял раму и снял картину. – Да нельзя, ну как же! – Администратор выскочила из-за конторки. – Зачем вы её трогаете? – Я только посмотрю. На задней стороне холста тоже не было никаких пометок. – А кто автор, вы не знаете? – Илья ещё раз внимательно посмотрел и так и сяк и стал прилаживать картину обратно. – Да откуда же! Олег Павлович велел повесить, мы и повесили! Равняйте, равняйте, правый угол поднимайте! – Он в котором часу заезжал? – Да после обеда сразу же. – И картину привёз с собой? Женщина вздохнула и покачала головой: – Какие все нервные, сил моих нет. – Она спохватилась и улыбнулась. – Ну, слава богу, на месте, а то попадёт мне от Олег Палыча. Да, да, с собой и привёз. Должно быть, новая какая-то, у нас такой не было никогда. Небось в Ярославле купил или даже в Москве. Деньги большие заплатил, как пить дать. И чего она Матвею Александровичу не понравилась?.. Они стояли вдвоём и рассматривали полотно. – Не пойму только, чего на ней нарисовано-то. А вы? Понимаете? – Мне кажется, тревога, – сказал Илья. – Или даже страх. Женщина вздохнула. – А что? Похоже. Поднявшись на второй этаж, Илья подумал немного и постучал к Матвею. Подождал и ещё раз постучал. – Кто там? – приглушённо спросили из-за двери. – Матвей, это Илья! Откройте, пожалуйста. Внутри завозились, кажется, что-то упало и покатилось, потом Матвей сказал: – Я… не могу. Я заболел. Илья вздохнул и спросил злобно, не нужно ли врача. Матвей проблеял, что ничего и никого не надо, он уже лёг спать. – Какие все нервные, сил моих нет, – под нос пробормотал Илья Сергеевич и отправился к себе. В люксе «Николай Романов» было очень тепло и свежо – горничная приоткрыла окно, выходившее в парк. Кеды бодро стояли на батарее. Илья подошёл и пощупал. В резиновое нутро каждого башмака была затолкана мятая газета. Они были абсолютно сухие и чистые. – Так, хорошо, – сказал Илья. – Спасибо большое. На обширном нетронутом пространстве письменного стола выделялась пухлая чёрная папка. Илья, стягивая куртку, несколько раз покосился на неё. Ему очень хотелось посмотреть, что в ней, и именно потому что не терпелось, он решил пока не смотреть. Он плюхнулся в кресло и начал стягивать сапоги, сработанные знаменитым дядей Васей Галочкиным. Ясное дело, сапоги застряли и не шли, и он долго с ними возился. Пошвыряв их по очереди на середину тусклого ковра, он вытянул ноги и стал думать. Потом достал блокнот и принялся быстро писать. …Сам виноват!.. Он был уверен, что такое простое дело разъяснится в два счёта. Он был уверен в этом в Москве, когда беседовал по телефону с исчезнувшим директором, – кстати сказать, директор уверял его, что Илья очень быстро во всём разберётся! Он был уверен в этом, когда словоохотливый старик в электричке убеждал его, что Петрович ни в чём не виноват. Он был уверен, когда утром за завтраком прикидывал, кто из присутствовавших больше всего подходит на роль убийцы, и пришёл к выводу: никто не подходит. Были разные странности, мелочи, несовпадения, но они казались или чепуховыми, или уж точно не могли иметь отношения к делу, как цепи, украшавшие бюст Ангела. День потрачен впустую – или почти впустую. Ну что сегодня вечером он знает такого, чего не знал вчера? Дочь убитой мечтает вернуться в Нью-Йорк и не собирается выходить замуж. Смерть матери не нанесла ей никакого сокрушительного удара. Вспоминать о том, что случилось, она не хочет, ей тяжело и неприятно. Что это значит?.. Ничего. Так бывает – дети не любят родителей, а родителям нет дела до детей. Это современный подход! Кажется, он называется – мы разные люди. Жених – назовём его по старинке – то ли прибыл с девушкой из Нью-Йорка, то ли образовался на её горизонте уже здесь, самый обыкновенный молодой человек. Интернет интересует его гораздо больше, чем происходящее вокруг. Вполне возможно, что он не нравился Лилии Петровне, женщине деловой и хваткой, по всей видимости, неглупой. Разговоры про стартапы, мудборды и обучение в Израиле вряд ли могли произвести на неё завораживающее впечатление. Коллекция дорогих очков и раритетных автомобилей тоже едва ли её вдохновляла. Вполне возможно, что она желала дочери совсем другой партии, – тоже по старинке! – человека солидного, занятого делом и главное – понятного. Чтобы вместо палки для селфи клюшка для гольфа, вместо воркшопов и хакерспейсов химический заводик, и чтоб не в форксваре чекинился, а в бане парился. Что из этого следует? Ничего.