– Откуда я знаю! – Ты давно здесь прячешься, должна знать. Она перепугалась. Он уловил момент, когда она перепугалась. Дрогнули её немыслимые волосы, и она отвела глаза. – Я?! Ни от кого я не прячусь, – фальшиво возмутилась она. – Я здесь отдыхаю. Работаю, короче! Мне нужно стихи писать, а в Москве я не могу, мне там все мешают! – Много написала? Она посмотрела на него. Установив, где служебный вход, а где детская площадка, он стал совершенно безмятежен, как будто в этом было всё дело. Уселся на качели и начал отталкиваться. Длинные цепи поскрипывали – уить, уить. Ангел топталась рядом, ей сесть было некуда. Уить, уить – поскрипывали качели. – Чего не было в номере? Этого, как его зовут, я забыла? Матвея! Илья рассматривал небо и лес, сбегавший под горку. – Чего, ну?! – Того, что меня интересовало, – не было. На вопрос, что меня интересовало, я не отвечу. – Ты жулик, может? Он отрицательно покачал головой. – Тогда почему ты лезешь в чужие номера? И почему всё записываешь? Какая тебе разница, кто убил ту тётку? И что тебе за дело до её дочери или, может быть, не дочери?.. – Секундочку, – перебил Илья. Он развлекался. – Сформулируйте главный вопрос и задайте его правильно. На этот вопрос я постараюсь ответить. – Кто ты такой? – Это неправильный вопрос. Я Илья Сергеевич Субботин. Попытайтесь ещё раз. – Ты издеваешься, да? – закричала поэтесса, шея у неё покраснела, и она топнула ногой. …Он не собирался её дразнить. На самом деле не собирался!.. Но она понравилась ему. Она понравилась ему, когда они сидели на лавочке, сколоченной из двух чурбаков и доски. Он ел капусту и смотрел на неё. У неё была беззащитная шея и очень странные глаза, показавшиеся ему красивыми. Она легко краснела, и это тоже было забавно. Дверь служебного входа отворилась, и на улицу вывалилась дородная тётка в белом халате с перетянутым животом. Тётка прищурилась на солнце, постояла, пошарила в карманах и двинула под грибок, вкопанный поблизости. – Ага, – сам себе сказал Илья. – Вот и она. Он поднялся с качелей и окликнул тётку, как давнюю и хорошую знакомую: – Клава! – А!.. – Здравствуйте! – И тебе того же! – Я вас тут поджидаю! Тётка засмеялась полным, сдобным смехом: – Чего это? – Вот хочу спасибо сказать за ваше гениальное искусство! – Чего это?! Илья подошёл и поклонился. – Вы не повар, – сказал он с чувством. – Вы полный и окончательный Поль Бокюз! Тётка покачала пергидрольной жёлтой головой, вытащила из смятой пачки папиросу и спичечный коробок и прикурила. – Москвич небось? – сказала она невнятно из-за папиросы. – Пришёл мне работу в столичном ресторане предлагать? Так я это, не поеду, сразу говорю! Я родилася тут, и помру тоже тут! – Рано вам помирать, Клавочка, – сказал Илья, ставший вдруг разбитным парнем. – Вы ещё молоденькая совсем! – Ой-ё-ё-ёй, какие он слова говорит! А?! Вы послушайте его!.. – Правду я говорю, Клавочка! А готовите вы так, что умереть можно. Нигде так вкусно не ел, как в селе Скольничьем, а я весь мир объездил. – Ты гляди, – хохотала Клавдия. – Вот врёт, вот врёт! Махорочный дым поднимался под крышу грибка и там замирал, а от самой Клавдии пахло хорошо – свежим, сдобным. – Значит, в Москву не поедете? – Ни за что на свете, вот озолоти меня!.. – Тогда я сам опять приеду. Что же, мне теперь с голоду умереть? – Ой, все вы так говорите – приеду, приеду!.. Вон Николай Иванович так же говорит! И всем вам верь?! Повариха Клавдия всеми местами выпирала из белой блузки и фартука, и выпирала тоже как-то сдобно, притягательно. И когда хохотала, показывала белые крупные зубы, и глазами стреляла по всем правилам. – И что мне с вами со всеми делать-то, а? Я женщина слабая, одинокая. Ну, говори, чего тебе сготовить! Чего охота? Калиток, мож, с ягодой или утку?.. Сейчас для утки самое время! Ухи могу наварить сиговой. А хошь пирогов с капустой? – Я всего хочу, Клавочка! – Ой, прыткий! Поэтесса наблюдала всю сцену от качелей, ближе не подходила. Илья мельком глянул на неё. Ему некогда было сейчас ею заниматься. – Ладно, будет тебе пир! Уговорил. По всей видимости, уговорить её было проще простого! – А говорят, у вас в Скольничьем не только огурцы, но ещё и грибы вкусные. Клавдия округлила накрашенный красной помадой рот: – А ты грибник? Да грибы у нас такие, полведра в один присест можно уговорить! Маманя моя так солила, так солила, царствие ей небесное. А папаня до первого снега из лесу таскал по корзине, по две!.. – Говорят, вы тоже в лес часто ходите, и в тот день, когда женщину убили, как раз ходили. Клавдия вздохнула, все её выпуклости дрогнули. – Ты мне лучше не напоминай, парень, как звать-то тебя? – Он сказал как. – Я ж прям мимо протопала! Прям вот рядышком! Эх, знать бы, что там смертоубийство происходит! Я б не допустила! Я бы поганца этого, вон, башкой в окошко сунула, и дело с концом! Уж он у меня не дёрнулся бы!.. Она энергично затушила папиросу, шмыгнула крупным носом и посмотрела на Илью: – А ты чего спрашиваешь? Так просто или дело какое? – Ещё говорят, что женщина убитая обычно на машине приезжала, шофёр её привозил. А в тот день почему-то пешком пришла. Вы машину не видели? – Видела, – сказала Клавдия как о чём-то само собой разумеющемся. – Как не видать! – Так, хорошо. Где была машина? – А с той стороны, где Заиконоспасская горка, знаешь? Прям, где с дороги сворот в рощу. Стояла машина ейная, шофёр спал. А может, и не спал, а музыку слушал, я не глядела. – Так это неблизко, – протянул профессор Субботин так, как будто на самом деле имел представление, где «сворот» на Заиконоспасскую горку. – А оно как поглядеть. Как поглядеть, Илюшенька!.. Если по шоссейке, так и не близко, а если через лес, так два шага. И дорожка там хорошая, ровная. Иди не хочу! …Получается, что убитая Лилия Петровна, женщина курпулентная и почтенная, как о ней рассказывают, почему-то оставила машину и водителя возле какого-то поворота и пошла в Сокольничье пешком. Зачем? Почему?.. Она любила прогулки? Или с кем-то в этом лесу встречалась? С кем она могла встречаться? …Плохо, что о ней ничего не известно. Каким человеком она была, что её связывало с Сокольничьим и его обитателями? Олег Павлович должен был внести ясность, но почему-то не пожелал. Почему он не пожелал? – А как Петрович у Зои в магазине мог оказаться? – спросил Илья. – А, Клавочка? Он же к ней никогда не заходил! Говорят, он из-за неё запил и с завода уволился.