— Разве такое возможно? — изумился Вартан. — Тяжелая кавалерия Фольдштейна известна во всех пределах Рагеллона! Она непобедима. — Как оказалось — нет, — Монброн обмакнул перышко зеленого лука в солонку, стоящую на столе. — Сам удивлен безмерно. И тем не менее, все так, как сказал Эраст. Фольдштейн пал, эльфы хозяйничают в нем, а Линдус Восьмой велел всем королям поставить свои войска под его знамена. Магов эта новость поразила приблизительно так же, как и нас некоторое время назад. И выводы они сделали ровно такие же. Как, кстати, и из других новостей, которые мы поведали им вслед за уже сказанным. — Это Гай, — сразу же заявил наставник, только услышав о том, что на площадях вновь зачадили костры, на которых сгорают маги. — Вартан, это он. Хочешь верь мне, хочешь нет. — Архимаг Туллий амбициозен, но не безумен, — мягко возразил ди Скорсезе. — Он не может не понимать, что сначала будут сожжены те, кто не по душе ему, но после придет его очередь, потому что Ордену Истины неугодны вообще все маги. — И тем не менее. — Ворон стукнул кулаком по столу. — Что-то не так, месьор маг? — немедленно подскочил к нам корчмарь. — С чего ты взял? — удивился Ворон. — Так кулаком ваша милость долбит по столешнице, — пояснил Йоганн. — И лицо у вас недовольное. — Это, милейший, его естественное состояние, — пояснил Вартан под наши с Гарольдом смешки. — Но хорошо, что вы подошли. Принесите мне горячего вина со специями. И гвоздики побольше, прошу вас. Сушеная гвоздика, молодые люди, крайне полезна в это время года. Она укрепляет здоровье. — У нас такое не подают, — замялся Иоганн. — Но для вас, месьор, расстараюсь! — Кха! — просипел наставник, с изумлением глядя на отошедшего корчмаря. — Друг мой, ты слишком добр к этим бездельникам. Им не здоровья, им ума надо. Фон Рут, куда направился Фальк? Последний раз спрашиваю! Пришлось рассказать. — Плохо, — опередив мастера, первым прокомментировал мои слова Вартан. — Убийство — это всегда плохо. Люди должны договариваться, а не уничтожать друг друга. — По-прежнему не понимаю, как ты дожил до седых волос, — проворчал наставник, дослушав друга. — Сколько тебя знаю — столько и поражаюсь этому факту. Что же до ваших глупостей… Редкий случай, но я, пожалуй, соглашусь с вами, а не с господином ди Скорсезе. Донос этот купец, или кто он там, написал бы непременно. Хотя бы из соображений мести. Монброн его унизил, а этого никто не любит. Другое дело, что тебе бы и следовало заняться устранением своей ошибки. Фальк хорош в убийствах, но более тонкие материи, вроде сокрытия следов, не по его части. А еще лучше, если бы это сделал фон Рут, он вам обоим может фору дать в данной области. Мы переглянулись. Все же никогда нам нашего мастера не понять. Он одобрил наши действия? Да еще такие? — Только вот ничего это уже не изменит, — с какой-то тоской продолжил Ворон. — Когда безумец посеял ветер, то бурю пожнут все те, кто окажется с ним рядом. Даже если этого безумца ветер первым разобьет о скалы, то для остальных ничего уже не изменится. — Ты полагаешь?.. — Вартан пытливо взглянул на наставника. — Не знаю, — покачал головой тот. — Но вот что думаю… Хотя ладно, давай-ка поедим для начала. У меня, знаешь ли, в животе гудит, как в печной трубе. И вино тебе вон несут. Эй, фон Рут, сбегай на кухню и скажи, чтобы нам подали жареного поросенка. С хреном и горчицей! И чтобы на его голову никто не нацеливался! Она моя! Когда от весьма и весьма упитанной хрюшки стараниями господ магов осталась лишь кучка костей, в корчму вернулся припорошенный снегом Карл, румяный и довольный. — Вот и Фальк, — поприветствовал его Ворон, раскуривая трубку. — Злодей и убийца. Что, увенчались успехом твои человеконенавистнические планы? — А? — Карл посмотрел сначала на Монброна, потом на меня. — Вы чего, сказали мастеру? — Сказали-сказали, — подтвердил наставник. — Сразу же, как меня увидели. Мол, не может наш древоподобный друг без кровопролитий, если кого хотя бы раз в месяц не убьет, то начинает хандрить и хиреть. — А? — захлопал глазами Карл. — Чего сразу древоподобный? — Это значит высокий и могучий, — успокоил его я. — Наставник сыт и благодушен, понимать надо. — Я имел в виду другое, но пусть будет так, — благосклонно произнес Ворон. — Но, вообще-то, меня начинает удручать тот факт, что сегодня я не получаю ответы на свои вопросы, причем делается это всякий раз демонстративно. — Ты его убил? — поторопил нашего друга Гарольд, понизив голос. — Или упустил? — Убил, — снимая плащ, ответил тот и показал нам прореху на своем жилете. — Но не скажу, что это было просто. Очень ловок оказался, шельма. Правда твоя, Эраст, никакой это не купец. Не умеют купцы так драться. И из арбалета стрелять тоже. Возьми он прицел чуть левее — и не я его под елку бы оттащил, а он меня. — Надеюсь, не прямо рядом с дорогой его припрятал? — уточнил Монброн. — И что с санями? — Все как надо сделал, — успокоил его Карл, цапнув со стола кувшин с пивом. — И оттащил подальше, и пятна крови снежком присыпал, и сани в лес отволок, и лошадь расседлал да в лес отпустил, так что жить ей до темноты, пока волки на охоту не выйдут. Жалко животину, но ничего не поделаешь. А этого если даже найдут — подумают, что разбойники пошалили. В санях топор нашелся, так я его им пару раз рубанул, чтобы правдоподобней выглядело. А, вот еще. Он повертел головой, достал из-за пазухи массивный кошель, положил его перед Вороном и присосался к кувшину. — Даже не знаю, что сказать, — сообщил Вартану наш учитель. — С одной стороны — молодец. С другой… Всякое мог себе представить, но, чтобы ученики мне отдавали добычу, взятую разбойным путем… Это точно нет. Хотя, что греха таить, это приятно и небезвыгодно. Слушай, ди Скорсезе, может, мне с магическими науками завязать, да чем-то другим с этими сорвиголовами заняться? Ну явно же бандитский промысел прибыльнее! — И еще — вот, — вытирая подбородок, бросил на стол какую-то железяку Фальк. — На шее у него было. Я прихватил, подумал — пригодится. Это был знак, представляющий собой нечто вроде полукруглого снопа, из тех, что вяжут селяне при уборке хлеба, в котором скрестились друг с другом две зигзагообразно изогнутые молнии. — Не амулет, — сказал ди Скорсезе, потрогав предмет указательным пальцем. — Скорее — цеховой знак. Хотя, возможно, не цеховой, а, скажем, говорящий о принадлежности убитого к какому-либо сообществу. Таковых в Рагеллоне масса. Но я подобного никогда не видел. — Я тоже. — Ворон повертел железяку на столе. — Вот он минус того, что мы живем в такой глуши — справки быстро не наведешь. Ладно, что сделано — то сделано, его не воротишь. Все, собираемся. Фальк, куда в тебя столько лезет? Не забывай, тебе еще мешки с зерном в сани грузить, староста нам любезно их предоставил. Да и другие продукты продал мне с хорошей скидкой. — Сделаем, — невозмутимо ответил ему Карл и взялся за мою недопитую кружку. — Не сомневайтесь, наставник. — Можно, я скажу? — вдруг подала голос Аманда. — Точнее — попрошу кое о чем? — Нет, — неожиданно резко произнес Ворон. — Мой ответ — нет. — Вы же не знаете еще… — насупилась девушка. — Все я знаю, — оборвал ее учитель. — Хочешь взять лошадь у одного из своих приятелей и отправиться в Фольдштейн на поиски отца? Верно? — Хочу, — смело глянула на него Грейси. — Именно так. — А я тебе это запрещаю! — рубанул воздух рукой Ворон. — Запрещаю, причем своим правом наставника, вслух и при свидетелях. И только попробуй теперь хоть шаг из замка без моего ведома сделать! Аманда сузила глаза, весь ее вид говорил о том, что она услышать слова наставника услышала, но совершенно необязательно станет им следовать. — У тебя теперь нет выбора, — сказал Грейси Вартан. — Если ты нарушишь волю своего мастера, то не проживешь и нескольких дней. Таковы правила обучения. Это догма. Ученик, покинувший дом учителя без его ведома, или нарушив его запрет, обречен. Может, ты замерзнешь в сугробе, или случайно заедешь в топь, которая даже зимой не покрывается льдом — я не знаю. Но смертельный исход в этом случае неизбежен. — Там мой отец, — сдерживая слезы, пробормотала Аманда. — Он жив. Мне надо его найти! Надо! — Глупая девчонка, — стукнул кулаком по столу Ворон. — Там война! Настоящая война, а не то представление, что мы видели прошлой зимой. Да-да, там имело место быть представление. Куча войск, личные повара, обозные проститутки и штандарты, развевающиеся на ветру — это, по-твоему, была война? Нет. Поверь мне — нет. А там, куда ты рвешься, сейчас кровь, грязь и смерть — и более ничего. Линдус не будет спешить, он даст эльфам поглубже впиться в подбрюшье Центральных Королевств, поверь мне. И чем больше будет жертв, тем лучше. И одной из них станешь ты, потому что тебя поведут чувства, а не расчет. Но финал предсказуем. Не знаю, как именно, но ты умрешь. Может, под двадцатым по счету пыхтящем на тебе насильником-мародером, в которых там сейчас нет недостатка, может, под пыткой эльфа, может, просто от шального арбалетного болта. Не случится по-другому, Грейси. И ты, Монброн, молчи, никаких: «Так может я с ней?». Что такое опять? — Так вы обратно кулаком по столу вдарили, — пояснил корчмарь, опасливо отойдя в сторону шага на три. — Я и подумал — может, недовольны чем? — Недоволен, — дружелюбно подтвердил Ворон. — Тем, что у меня ученики — идиоты. Чему ж тут радоваться? — Они все такие, — обтер руки о фартук Йоганн. — У меня, думаете, поварята лучше? Дерево-деревом, хуже иного бревна. Так ведь только других-то нет? — Это да, — наставник достал из своего напоясного кошеля золотую монету. — Столько достаточно? — С избытком, — просиял Литке. — Благодарю! — Если с избытком — то заверни-ка мне с собой в какую-нибудь холстину еще пару жареных поросят, — велел Ворон. — Очень они у тебя хороши! — И пива, — потребовал Карл. — Там на него точно хватит! Я цены знаю! — И пива, — одобрил его слова наставник. — Грейси, если я услышу еще один всхлип, то прокляну тебя дня на три. Да так, что даже ди Скорсезе не поможет. Да-да, Вартан, я знаю, что время от времени ты приходишь к этим неучам, которые о себе даже позаботиться не могут, на выручку. И в самом деле — Аманда плакала, теперь, правда, беззвучно. Слезинки текли по ее щекам, и это зрелище меня, признаться, здорово потрясло. Я видел ее всякую — злую, беснующуюся, безжалостную к себе и другим. Даже голую — и то видел. Но вот плачущую — никогда. Что там — я даже не подозревал, что она умеет плакать в принципе. Может, неправ наставник? Может, следовало ее отпустить? А еще мне стало ее жалко. Чуть ли не в первый раз в жизни. Возникало ощущение, что из Аманды вынули какой-то внутренний стержень, который все эти годы ее поддерживал, и из-за этого она стала чем-то вроде тряпичной самодельной куклы, вроде тех, которыми играются девчушки в небогатых семьях. Она позволила Гарольду себя сначала одеть, а после усадить в сани, поверх мешков с зерном, мукой и прочим провиантом. Молча, без ее обычных саркастичных выпадов и разнообразных: «Это не ты мне сюда разрешил сесть, это я сама заняла то место, которое хочу». Это даже Карла, полностью лишенного хоть какой-то душевной мягкости и минимального сострадания к ближнему своему, проняло настолько, что он предложил Грейси половину кольца колбасы, которое стянул из погреба деревенского старосты, когда выносил оттуда последний мешок с мукой. И как же он удивился, когда та отказалась от этого дара! Солнце давно зашло, мы не спеша двигались по все тому же узкому тоннелю среди снега, по сути, предоставленные каждый сам себе. Да и говорить было вроде как не о чем, каждый думал о своем, только наставник еле слышно о чем-то беседовал с ди Скорсезе, шествуя во главе нашего маленького отряда. Потому я, мерно шагая, снова и снова прогонял в голове все, что сегодня услышал и увидел. Купец. То, что он никакой не купец, теперь было очевидно. Но кто он тогда? Соглядатай? Но чей? Если даже Ворон и Вартан не знают тот символ, что он таскал на своей шее, то что говорить о нас. А если не соглядатай? Точнее — не только он? Если его обязанность была не только подсматривать и подслушивать, но еще и людей подготавливать… К чему? Например, к тому, что единственный, кто сможет принести мир на континент — король Линдус Восьмой. Почему нет? Заметим — Фольдштейн он показал как королевство-неудачник, про остальных венценосцев вовсе не упоминал почти, зато Линдус у него прямо молодец-молодец. Как там было? «Вот он король так король!». И как он смотрел на моих друзей, когда те начали довольно едко проходиться на его счет. Нет, правильно сделали, что его прирезали. Много могло бы быть из-за него неприятностей. Только вот Гарольду надо бы становиться чуть поосмотрительнее. Времена, похоже, наступают такие, когда неосторожное слово может привести к большим бедам. Раньше тоже, понятное дело, абы что, абы где болтать не стоило, но теперь — особенно. Одно плохо — говорить ему про это никому не рекомендуется. Знаю я своего лучшего друга, он сразу начнет руками размахивать, орать про то, что он в своем праве, что никто из Монбронов Силистрийских никогда никому не позволял себе рот затыкать, и так далее. Как же с ним иногда трудно, кто бы знал… По прибытию в замок Ворон отдал распоряжение перегрузить припасы в кладовые, обменялся парой фраз с Вартаном и ушел в свои покои на втором этаже. — Чего это с Грейси? — спросила у меня Рози, когда я, потирая запястья, наконец-то добрался до спальни и разлегся на своем топчане. — Ее кто-то ударил поленом по голове в Кранненхерсте? И еще — отчего у нее лицо опухло так, будто она плакала часа два без остановки? — Она и плакала, — хмуро сообщил я. — Два часа. Без остановки.