– Хм, хорошо, Федор, считай, подловил. Теперь правда. Одной из моих наложниц случайно попал в руки артефакт переселения душ. И она… – Так, стой. Не знаю как, но я чувствую ложь. Ты опять мне лжешь. – Я не лгу. – Проверим. Почему ты каждый раз меня отправлял на Корейскую войну? – Это случайность? – с вопросительными интонациями сказал тот. – Ложь. И еще… твоя манера говорить, построение фраз при общении… Ты кто такой? Где Исследователь? Голос похож, но ты не он. – Я… – Неизвестный не договорил, и меня куда-то резко понесло. Вспышки не было, не вырубило. Не знаю, сколько я висел в пространстве, но снова закрутило, потом замерло – непонятно, как я это чувствую в полной мгле, да еще без тела, – и снова раздался голос: – Здравствуй, Федор. – Надеюсь, в этот раз я с настоящим Исследователем говорю? – Теперь да. Одна из моих младших сестренок взяла артефакт перемещения душ и поиграла. Еще и в записи моих исследований залезла, где ты занимаешь первое место. Молодая, сто сорок лет всего, десять по вашим земным меркам. Просить прощения не буду, это ваша людская придумка, мы не просим, мы берем. – Н-да, младшие сестрицы – они такие. После них хоть потоп. – Я вижу, ты знаком с моей проблемой. У меня сестер двести двенадцать, а присматриваю за ними я. Пока в одном месте склоку успокаивал, другая поиграла в лаборатории в мое отсутствие. – В тело Михаила меня уже не вернуть? – Сестрица отправила твою душу в хранилище, прошло почти сто лет. Я не сразу обнаружил, где твоя душа. Для тебя эти годы как миг пролетели. Могу отправить в тело Михаила в другом параллельном мире. Или в Союз хочешь? – Давайте Союз. В этот раз в сороковые годы. В парнишку, который при смерти. Не хочу лишать жизни детей – только те, что уходят за грань. Желательно с полностью здоровым телом. – Утопленники? Хм, я тебя понял. Есть тут один из параллельных миров, тысяча девятьсот сорок восьмой год, лето. История полностью повторяет историю твоего родного мира. Тебе понравится. – Это наша последняя встреча? – Возможно. После смерти твоя душа автоматически переместится в хранилище душ. Если вспомню о тебе, пообщаемся. – Прощай, Исследователь. – Прощай, Федор. Дальше закрутило и завертело, после чего последовал удар с потерей сознания. Надеюсь, тело мне действительно достанется подходящее. * * * Задергавшись, я попытался всплыть, но что-то давящее на ноги не давало мне это сделать, вода хлынула в легкие и желудок. До поверхности полметра, вон, солнце светило, но всплыть я не мог, как ни работал руками, дергаясь и захлебываясь. Резко присев, я ощупал ноги – руки были связаны спереди, к ним было привязано что-то железное. На одной силе воли, сдерживая спазмы, я ухватился за корневища на дне и потянул тело ближе к берегу, к тени, где, как мне показалось, была крона дерева. Пару метров полз по поднимающемуся дну и встал – моя голова оказалась на поверхности. Вот тут мне действительно стало плохо: кашлял, выплевывал воду, спазмы так и крутили тело. Чуть снова не захлебнулся. И тут услышал удивленный возглас на берегу, на таком знакомом западноукраинском суржике: – Михась, ты глянь, москаль, которого мы утопили, выплыл… Не-е, не стреляй, шуметь нельзя. Ты штыком его, штыком. – Бандеровцы, – прохрипел я и нырнул, уходя от удара штыка винтовки Мосина. Опознал ее боковым зрением. Сидя на дне – все равно никуда не денусь из-за груза на ногах, – я разрывался от мыслей, но главная была в том, что Исследователь точно гад. Я дергал веревки на ногах: черт с ними, с руками, потом развяжу, главное ноги освободить. Тут между боком и рукой протиснулся штык и ствол винтовки: Михась все пытался меня найти и достать в воде. Зажав ствол под мышкой, я резко дернул, и тот, видимо, упустил приклад. Я дернул плечом еще раз, и винтовка опустилась на дно. А узел стал поддаваться. Легкие горели от недостатка воздуха и недавних спазмов, было очень плохо, но я не унывал. Наконец веревка поддалась. Рывок и ноги освободились. Нашарив на дне винтовку и схватив ее, я оттолкнулся и, отплыв на пару метров в сторону, быстро вынырнул и сразу снова нырнул, успев глотнуть воздуха. Дальше, присев, перекинул винтовку так, что палец лег на спусковой крючок, снова всплыв в другом месте и дернув головой (вода заливала глаза), навел ствол на двух бандитов в полувоенной форме, что смотрели на меня, и нажал на спуск. По второму, у которого немецкий карабин в руках был. Ага, ствол на камыши направлен – он думал, я там в следующий раз всплыву, а я обратно вернулся. Грохнул выстрел, и он, выронив оружие, упал, а второй, оружие которого я, видимо, позаимствовал, присел, схватив карабин. Черт, я надеялся, тот убежит! Опытный, сволочь, знал, что не успею я стрелянную гильзу выбить и взвести затвор. Пришлось снова нырять. Отплыв, я присел и стал зубами рвать узел, развязывая его. Поддался тот не сразу, но я смог освободить руки. Они как-то наспех связаны были, не скажу, что профессионал вязал. Дальше стал уходить выше по течению, отталкиваясь от дна. Винтовка не давала всплыть, при этом я одновременно выбил гильзу, вставив новый патрон. Подобравшись к берегу и стараясь не волновать воду, я выглянул, держа винтовку и прижимая приклад к плечу. Однако убитый лежал на берегу, а того, первого, не было. И карабин пропал. Я тряхнул головой – слышал плохо из-за попавшей воды, но вроде тихо. Вообще речка, где топили паренька, в тело которого я попал, была узкой, метров десять до другого берега, но глубокой, больше двух метров. Речка протекала по лесу, бурелом на обоих берегах. Осторожно выбравшись на берег, я осмотрелся: все так же тихо. Прислонив винтовку к стволу ближайшего дерева, начал прыгать на одной ноге, заодно борясь с незнакомой координацией, но я опытный, быстро осваивал тело, потом и из второго уха вытряхнул воду. Стало заметно легче. Пересчитал патроны в магазине винтовки – три, и один в стволе, – я пробежался вокруг, но все тихо: бандит Михась явно сбежал. Пока на открытую местность к телу убитого я не выходил – его тело можно использовать как приманку. Тем более на берегу у кустов лежали два германских армейских ранца. Сомневаюсь, что тот бандит бросит свои вещи, значит, точно где-то залег и держит место под прицелом. Понять бы, где. Мест с позициями для стрельбы тут множество. Пока же я осмотрел себя. Значит так, брюнет, лет двенадцать примерно, одет в черные широкие штаны, хотя, может, темно-серые, из-за воды цвет поменяли. Высохнут – точно скажу. Светлая рубаха. Ремень на штанах, карманы пусты, ноги босые. Если обувь и была (а думаю так и есть, подошвы нежные, не привык парнишка без обуви ходить), то ее бандиты сняли. Расстегнув ремень и стянув штаны, осмотрел плавки, вполне приличные такие плавки, не трусы. Под рубашкой майка. Сейчас это все мокрое. Однако нужно действовать, найти Михася. А вообще все же Исследователю я благодарен. Отправил меня именно туда, куда и нужно. Я даже мечтать о таком не мог, скоро снова «Сакуру» увижу, если это действительно сорок восьмой год. Всего лишь два года ждать. Люблю я свое судно. Спасибо ему. Играть против лесного брата, который знает тут каждую тропку, я не стал, поэтому искать его даже и не думал, а нашел отличную позицию на дереве, в двухстах метрах от трупа на берегу, и, положив винтовку на ветку, стал ждать. Поглядим, кто кого. Кстати, патроны я достал и просушил, и вставил на место, надеясь, что не подведут после купания. Да и выстрел с водой в стволе, произведенный в отчаянии, к счастью, винтовке не навредил. Изредка поглядывал на солнце, отслеживал время. В этом теле я оказался часов в одиннадцать дня, а сейчас время уже час, но берег пуст и тих. Я был уверен, что бандеровец где-то тут: их натуру я знал хорошо, вещи он не бросит, значит, появится, нужно ждать. И я дождался, в пять часов вечера уловив движение: один из ранцев вдруг свалился. Он был прислонен ко второму, а тут взял и упал. Зрение у парнишки, в тело которого я попал, было превосходным, и несмотря на сто сорок метров дистанции, он рассмотрел палку с сучком на конце, высунувшуюся из кустарника. Этим сучком Михась – я уверен, что это он – пытался подцепить лямки ранца, оставаясь вне видимости. Я прицелился туда, где должно быть его тело, и трижды выстрелил, а потом и четвертую пулю послал. Быстро скатившись по веткам вниз – позиция моя раскрыта, – побежал к речке, переплыл ее и дальше стал подкрадываться к кустарнику. Игольчатый штык винтовки я до этого убрал, а теперь вернул на место и двигался вперед, готовый ударить. Вот и кустарник, и ноги, обутые в сапоги, из него торчат. Даже гвозди блестят своими шляпками на подошве. Наши сапоги-то. Размахнувшись, я метнул винтовку как копье, и та, пролетев метров десять, вошла в спину Михася. Грохнул выстрел, разделся стон, ноги чуть подергались, и все стихло. Винтовка, покачиваясь, так и торчала в теле. Не зря метнул – тот видимо был ранен, ждал меня. А пуля над плечом свистнула. Рисковать я все равно не стал, чуть подождал и подкрался сбоку. Точно убит. Встав уже уверенно, я выдернул винтовку, убрал штык, вытерев его, достал из карманов Михася патроны (подсумков не было) и перезарядил оружие. Потом подобрал немецкий карабин и дозарядил его, ну и начал обыск. Кстати, нашел полуботинки, мой размер. Видимо, раньше принадлежали парнишке. На берегу на песке носки лежали, тоже теперь мои. Надел обувь, а то неудобно, и продолжил досмотр. Пачку денег в карман убрал, хотел продолжить, как тихий голос негромко сказал: – Руки держи на виду. Я так в согнутой позе и застыл, лишь глаза скосил. Сзади подходили двое в форме МГБ, фуражки точно их, но сверху камуфляжные костюмы. В кустах явно еще несколько бойцов страхуют. Подойдя, один достал из-за ремня «ТТ», что я нашел в кармане Михася, карабин и винтовку убрал в сторону, после чего отвел к кромке воды. И пока другие бойцы, рассыпавшись, все осматривали, этот, что меня за плечо держал, спросил: – Ты кто? – Не знаю. – Поясни? – Эти железку к ногам привязали, утопить решили. Видимо, по голове дали, ничего не помню, очнулся в воде, захлебываясь. Связали плохо, развязался и всплыл, они меня пытались штыком достать, стрелять почему-то боялись, я винтовку вырвал и того на берегу застрелил. Этот второй его карабин схватил и бежать. Сам я под водой прятался. Вещи его на берегу, решил, что он их не бросит. Вон там, на дереве, в ста пятидесяти метрах, занял позицию и дождался. Он пытался палкой ранец вытащить, я всю обойму по кустарнику и выпустил. – Понятно, это на твои выстрелы мы навелись. А еще один? – Это он выстрелил. Когда я подкрался, метнул в него винтовку, как копье, патронов-то не было, вот он и стрельнул. Дальше добычу, то есть трофеи стал собирать, это святое. Только память у меня чистый лист, помню все только с момента, как в воде очнулся. – А по речи этого и не скажешь. – Я прошлое забыл, но не все, беседу поддержать могу. – Ну-ну. Проверим. Комин, веди этого к машине. И руки свяжи, похоже, шустрый. Тут раздался возглас от бойца, что ранцы осматривал, тот держал в руках найденные пачки банкнот, обвязанные банковскими лентами. – Тут только треть, – осмотрев находку, сообщил командир осназа МГБ. – Видимо, остальное унесли другие члены банды. Разделились. Меня быстро обыскали, снова освободив карманы, и повели куда-то в лес. Руки за спиной связали – опытные. Я же был недоволен собой, мог бы и догадаться, что так будет, если бандеровцы шуметь опасались. Надо было хватать все и бежать. С той суммой, что нашли бойцы, я мог везде устроиться. А сейчас предстоит допрос, который черт его знает, чем закончится. Это в будущем в фильмах сотрудников комитета выставляли жесткими, но справедливыми людьми, а я воевал и уже видел их работу. Можете поверить, на возраст они не посмотрят и будут ломать так же, как и взрослых. Чую, меня тоже за бандеровца приняли. Может быть, за сына или приспешника. Идти пришлось довольно долго, я изредка поглядывал на сопровождающего, но возможности для побега тот не дал, да и со связанными руками сложно победить опытного бойца. Добрались мы до лесной дороги, немного промахнувшись мимо стоявших на ней машин. Две полуторки было и «ГАЗ-67» со снятым верхом. У машин скучали три водителя с оружием в руках. Опытные, сразу засекли наше появление, но, опознав, расслабились. – Это кто? – спросил один из водителей, на погонах у которого были старшинские полосы. – Сесть на корточки, – скомандовал мне сопровождающий, когда довел до машин. Потом объяснил водителям, что произошло, и что вроде как я наш, но слишком непонятен. Может, я тоже в банде, добычу не поделили. Теперь хоть стало понятно, в чем меня подозревают. С непривычки ноги стали быстро затекать, поэтому я плюхнулся на задницу, поджав ноги, и не обращал на окрики бойца внимания. Боец, убедившись, что его слова меня не волнуют, подошел, перекинув ППС в левую руку, и правой пытался меня поднять, ухватив за ворот рубахи. Не получилось, на корточки я отказывался садиться, как ему надо было. – Да брось ты его, вон, наши уже идут, – посоветовал старшина. Скоро действительно подошли два десятка бойцов. Что-то маловато их на два грузовика. Меня закинули в кузов, к стенке у кабины приперли, посадив на пол, и мы поехали. Потом остановились, подобрали еще одну группу. Кузова у машин открытые, и теперь понятно, почему их столько было. Ехали недолго, грузовики остановились, бойцы стали повыскакивали и, выстроившись в цепь, занялись прочесыванием леса. Я это видел, потому что меня пересадили во внедорожник, и мы поехали дальше. Через полчаса въехали в городок, а на въезде указатель с названием города был. Знакомый, я тут воевал. Теперь хоть знаю, где нахожусь. Это был Ковель. Действительно запад Украины, как я и предполагал. Я с интересом изучал быстро восстанавливающийся город – несколько новых домов уже стояло. Видел группы немецких пленных, они разбирали завалы и копали котлован для еще пяти домов в ряд по улице. Пыли тут хватало. Покрутившись по улицам и срезав дорогу через стройку, мы подъехали к зданию местного управления МГБ. Меня вывели из машины за шкирку и, заведя в здание, направились наверх. Там через двух местных сотрудников довели до кабинета следователя, видимо, дежурного, посадили на стул. Один боец встал у меня за спиной, а второй вышел: кабинет был пуст, видимо, хозяина пошел искать. Вскоре он вернулся с лейтенантом, судя по количеству звездочек на погонах. Последний, видимо, выходил покурить: это можно было понять по фуражке, оставленной на столе, и свежему запаху табака. Боец по кивку следователя вышел. Лейтенант достал два чистых листа, положив на стол, потом прочитал рапорт о моем задержании, чтобы в курсе быть, удивленно похмыкал, посмотрел на меня и спросил: – Кто такой, как зовут? – Не помню. – Угу. Совсем ничего? – Как отрезало. Хорошо, что говорить не разучился. – Есть какие мысли? – М-м-м?.. Спать хочу. И есть… Хотя немного подташнивает. Видимо, удар по голове сказывается. – Речь у тебя чистая. Москвич? – Не помню.