– Да. Его звали… впрочем, это сейчас не важно. Ему было всего десять лет, и… вы понимаете, почему мне так трудно взаимодействовать с этими детьми? В каждом из них я вижу своего сына. В каждом – сотни путей, которыми они могут пойти, а мой сын – уже нет. Тысячи шансов реализовать себя, которыми они могут воспользоваться, а мой сын – нет. Знаете, я даже немного злюсь на этих ребят, хоть и понимаю, что это иррациональная злоба. Просто… они есть. Жизнерадостные, полные надежд, амбиций и мечтаний, пока крошечных, но со временем каждый из них чего-то достигнет в этой жизни. Они есть, – повторил он. – А моего сына нет. Мэйтта будто прорвало, и его рассказ уже больше походил на исповедь. Всё то, что он переваривал в себе все эти дни, о чём не мог поговорить с Мишель, потому что боялся, что высказанными вслух словами он окончательно материализует то несчастье, которое с ними случилось, – всё это он теперь выплёскивал на почти незнакомого ему человека. Он словно приоткрыл в себе некий шлюз, в котором скопилась отравленная едкими токсинами горя вода, и сейчас эта вода вытекала наружу, очищая тем самым разум и сердце бывшего отца. Мисс Мортейна села на пол рядом с Мэйттом, безжалостно сминая выглаженное платье, и положила ладони на плечи детектива. Он посмотрел в её лицо и с изумлением обнаружил, что глаза мисс Мотрейны полны слёз. – Мэйтт… – Она впервые назвала его по имени. – Прошу, не надо больше ничего говорить. Я… ведь у меня тоже… всего лишь полгода назад… Женщина разрыдалась, и Мэйтт, потянувшись рукой в успокаивающем жесте, вдруг понял, что тоже плачет. Он обнял мисс Мортейну, а она обняла его, обхватив руками за шею, и уткнулась лицом в плечо, роняя слёзы на пахнувший одеколоном и нервным потом джемпер. Последний раз в жизни Мэйтт плакал здесь, в бешено несущемся на Полюс ТМП, на полу просторной туалетной комнаты пятого вагона, обняв практически незнакомого ему, но такого близкого в своём горе человека. И почему-то это казалось правильным. * * * Они сидели друг напротив друга на тёплом полу. Мэйтт держал ладони Джейн Мортейны в своих, гладил твёрдые, сухие руки, покрытые паутиной морщинок, и ждал, когда женщина начнёт говорить. Спустя минуту Джейн начала: – Её звали Элиза. Она была… носителем. Вы хорошо знакомы с СГЧ? Мэйтт покачал головой. Он слышал об этом синдроме, но только в самых общих чертах – эта болезнь была редка, ужасна и неизлечима. Мисс Мортейна всхлипнула: – Тогда я вам расскажу. Синдром горящего человека – жуткое заболевание. Оно чрезвычайно редкое, и не представляет опасности, если не переходит в острую фазу. Но как только это происходит, кровь у него начинает вскипать и… я достаточно хорошо изучила эту тему. Я видела фотографии тел больных – ещё тех времён, когда Стариков и в помине не было, – по их венам будто пустили раскалённое масло или кислоту, а внутренние органы были сплошь покрыты волдырями и ожогами. Кровь вскипает за несколько секунд, почти мгновенно, и дальше «варится» уже труп. Но самое страшное – человек является носителем СГЧ всю жизнь, и переход в острую фазу может произойти в любой момент. Это всё равно что сидеть на бомбе замедленного действия без возможности взглянуть на таймер, гадая и надеясь, что число на нём больше отмерянного тебе Создателем. Когда Элизе диагностировали СГЧ, я… мы не сразу осознали, что это правда. Слишком уж нереальным казалось происходящее – в мире всего пара десятков тысяч человек могут «похвастаться» таким диагнозом. Каковы были шансы, скажите мне? Но когда пришло понимание, что это не ошибка, я фактически сдалась. Я, – но только не Элиза. Она приняла диагноз стоически, и ни на миг – слышите, ни на миг! – не опустила руки. Она сделала себе татуировку. – Мисс Мортейна коснулась правого запястья и улыбнулась сквозь слёзы. – Человек с горящим сердцем в руке. Она говорила: пускай я сгорю, но сделаю это ярко. Это стало её девизом по жизни. Элиза хваталась за любые возможности реализовать себя, а идеи фонтаном били из неё. Она встретила замечательного молодого человека, который поддерживал её во всём, несмотря на страшный диагноз. У них должен был родиться ребёнок, и… носителям не рекомендуется заводить детей, СГЧ передаётся по наследству в семидесяти процентах случаев, но им повезло – у ребёнка, точнее, у эмбриона, болезнь отсутствовала. Элиза радовалась этому, и тому, что её дитя поможет сделать важные шаги на пути в борьбе с СГЧ. Но… Мэйтт прекрасно знал, что последует вслед за этим «но». Старик. Всегда и у каждого, повсюду в мире. Джейн кивнула, словно прочла его мысли: – Да. Он пришёл, когда Элиза была на шестом месяце беременности. Создатель… я никогда не видела Элизу такой. Знаете, Мэйтт, когда человек принимает жуткую реальность и готов с ней жить, бороться с ней и надеяться на лучшее – это одно. Но когда отбирают и эту возможность, перечёркивая все твои планы, когда нет никакой надежды вообще – это ломает человека. И Элиза сломалась. Я в жизни не встречала человека настолько сильного, но она сломалась. Всё, что она подавляла в себе, все тревоги, страхи и переживания, – всё это хлынуло наружу. Сразу после прихода Старика она попыталась покончить с собой. – Джейн горько усмехнулась. – Конечно же, у неё не получилось. Тогда она заперлась в комнате и не выходила оттуда почти целые сутки. Мисс Мортейна достала платок из сумочки и аккуратно начала приводить себя в порядок. Мэйтт понял, что финал истории близок. – Как оказалось, Элиза собиралась с мыслями. Подводила итоги, составляла завещание. Она многое сказала тогда, когда вышла ко мне на исходе своей жизни. Это личное, и я опущу подробности, но один момент – ещё один момент гордости за мою Элизу – я вам расскажу. Старик сказал, что она умрёт от того, что СГЧ перейдёт в острую фазу. И Элиза – Создатель, в этом вся моя дочка! – решила это проверить. Решила не уходить с этим… призраком. Она понимала, что, возможно, обрекает себя на невероятные мучения, но что-то в словах Старика её смущало. Она не чувствовала никаких симптомов приближающейся острой фазы, хотя, судя по тому, что известно об этой болезни, должна была. Если я просто «отключусь» и моя кровь не закипит, ты будешь знать, мама, – сказала она мне. – Знать, что кто-то нас держит в дураках. И это самоотверженное решение стало бы финальным аккордом её песни борьбы. – Она сыграла этот аккорд? – спросил Мэйтт. – Нет. – Джен тряхнула головой. – В последний момент она испугалась боли и передумала, когда Старик вновь пришёл к ней. В самый последний момент, буквально за минуту до ухода. Но никто и никогда не посмеет её винить за это. Мэйтт кивнул, соглашаясь с этим утверждением. Детектива тронул рассказ об этой храброй девушке, и, несмотря на столь печальный конец, он радовался тому, что в мире встречаются такие люди. Именно они куют историю. – И ещё одно, мистер Уолли, – сказала Джейн, переходя на официальный тон. – У меня сложилось ощущение, что вы едете на Полюс не за тем, о чём говорили. Интуиция меня редко подводит, и мне кажется, что цель вашей поездки более… личная, нежели вы поведали мне. Если это так и я угадала, то… – Мисс Мортейна, я не… Она властным жестом прервала его: – Прошу, не перебивайте меня. Если это то, о чём я думаю, то… желаю вам удачи, искренне и от всего сердца. Мэйтт взглянул в проницательные глаза этой умной женщины. Та эмпатическая связь, что возникла между ними сегодня, медленно угасала, но её остатков хватило на то, чтобы Джейн Мортейна поняла его. Мэйтт мог только строить догадки о том, насколько она близка к истине. Но точно так же, как Джейн поняла, так же и Мэйтт знал – мешать ему она не будет ни при каком раскладе. Поэтому он тихо сказал: – Спасибо. – Пожалуйста, – улыбнулась мисс Мортейна и поднялась на ноги. Расправив платье и отряхнув его от несуществующей пыли, она сказала: – Мы засиделись, мистер Уолли. Нельзя надолго оставлять детей без присмотра. Я попросила проводника приглядеть за ними, но не хотелось бы злоупотреблять его доброжелательностью. Пойдёмте обратно. И прошу вас, не беспокойтесь более о вашей роли гида. Я, конечно, не сравнюсь с Ареассом по части проведения экскурсий, но занять детей на некоторое время мне под силу. А вы отдохните и восстановите силы – я думаю, они вам понадобятся, что бы вы ни задумали. Глава 11 Мэйтт дремал в уютном кресле и видел сон. Он начался с того, что детектив оказался на большом поле с очень высокой травой, почти в человеческий рост. Голова Мэйтта едва возвышалась над зелёным буйством растительности, и всё, что он видел, – это колыхающееся на слабом ветру травяное море. Вокруг, перелетая с травинки на травинку и сталкиваясь друг с другом в воздухе, порхали подёнки, непонятно как тут оказавшиеся. Мэйтт наслаждался природой. День клонился к закату. Ему было тепло и хорошо, он не хотел покидать это место. Так продолжалось некоторое время. Вдруг Мэйтт увидел, что к нему через поле кто-то идёт – очень знакомый. Мэйтт прищурил глаза, стараясь разглядеть лицо, и через секунду понял: это же Мишель. – Мишель! – позвал Мэйтт, размахивая рукой над головой. Жена улыбнулась и помахала в ответ. Подёнки, живым венком сидевшие на голове Мишель, разлетелись в разные стороны. – Мишель, иди сюда! Женщина кивнула и, всё так же ослепительно улыбаясь, пошла навстречу. Мэйтт улыбался в ответ и ждал, когда сможет её обнять. На горизонте появилась чёрная тень. Мэйтт закричал: – Мишель, давай быстрее! Беги! Она обернулась. Далеко позади, но очень быстро нагоняя её, шёл Старик в чёрной мантии. Он был огромен, и… нет, понял Мэйтт, это не Старик огромен, это они маленькие. Подёнки заметались в тревожном танце, стремясь покинуть это место, а Старик принялся хватать их и запихивать в прозрачный контейнер, висевший на запястье. Мэйтт видел, что бабочек в контейнере – миллионы, и все они, как мотыльки, жались к яркому источнику света, сияющему в центре стеклянной ловушки. – Дорогая, скорее! – вновь закричал Мэйтт, видя, что его жена замешкалась. Мишель ускорила бег, неожиданно подпрыгнула – и обратилась в подёнку, неотличимую от остальных. Но Мэйтт по каким-то неуловимым признакам выделял её среди тысяч других. Подёнка-Мишель быстро махала крылышками, но тут рука Старика накрыла стаю и сжалась в кулак. И Мэйтт точно знал, что Мишель не успела выскочить из ловушки. – Мэйтт… – услышал детектив тихий голос. Его начало потряхивать. Он бросился на Старика, но, не успев пробежать и двух шагов, наткнулся на сильный воздушный поток, который начал увлекать его высоко в небо, за облака, и… – Мэйтт… – Мисс Мортейна легонько трясла его за плечо. Детектив, протерев глаза, огляделся. Он находился в ТМП, мисс Мортейна и дети уже были переодеты в тёплую одежду, а за окном было ослепительно бело. – Приехали, мистер Уолли, – улыбнулась Джейн. – Как вы? – Паршиво, если честно, – признался Мэйтт. Сон ускользал, оставляя только смутную тревогу. – Два часа сна – это не то, что нужно здоровому организму. – Понимаю, – кивнула мисс Мортейна, застёгивая пуговицы на шубе. – К сожалению, мы уже на месте. Так что одевайтесь потеплее, местный ТМП нас уже ждёт. Она направилась к выходу из вагона. Когда дверь открылась, до Мэйтта донёсся детский смех. Законник быстро переоделся в зимнюю одежду, закинул на плечи ставшую лёгкой сумку и вышел вслед за Джейн. Дети, оказавшись на свежем воздухе, первым делом начали перестрелку снежками, которые порхали, словно только что вылупившиеся подёнки. – Дети! – властный голос мисс Мортейны прорезал воздух. – Прекратить огонь. Пока есть возможность, позвоните родителям и сообщите, что вы добрались. Ребятня послушно принялась выполнять указания. Мэйтт тоже достал телефон и набрал Мишель, но трубку она, как и в прошлый раз, не взяла. Где же ты пропадаешь, Мишель? Мисс Мортейна обратилась к нему: – Присмотрите за детьми пару минут? Мне нужно уладить кое-какие организационные моменты. – Конечно. Учительница, запахнувшись поплотнее, направилась к зданию вокзала. Впрочем, вокзалом это небольшое двухэтажное здание было сложно назвать – пассажиропоток на Полюсе практически отсутствовал, а поэтому строить полноценную станцию смысла не было. Рядом со зданием вокзала стояла небольшая пристройка, у которой были припаркованы три снегохода. Мэйтт посмотрел в противоположную сторону, туда, где километрах в пяти отсюда высилась антенна командного центра. На белоснежном плато было стерильно чисто. Только далеко справа, почти у самого горизонта копошились крошечные точки, которые детектив идентифицировал как добытчиков пресной воды. Чуть левее из толщи льда тянулись толстые трубы, предназначение которых оставалось для Мэйтта загадкой. Трубы эти, покрытые толстой коркой ледяной глазури, шли прямо по поверхности и прятались в первый сегмент командного центра. Больше пока смотреть было не на что – из рассказов Досса Мэйтт помнил, что командный центр стоит на небольшом возвышении, а уже за ним, в низине, находились серверные. И совсем скоро Мэйтт должен будет незаконно проникнуть туда и постараться найти… он и сам не знал, что это должно быть. Какая-то информация, быть может, записи. С каждой минутой эта затея казалась всё глупее – он ведь даже не знал, сколько хранится информация на сервере и можно ли её оттуда извлечь. Но детектив надеялся на Досса – раз он его не остановил, значит, считал, что шансы на успех не нулевые. Мэйтт увлёкся своими мыслями и не заметил, как сзади подошла мисс Мортейна: – Ну вот и всё, все вопросы урегулированы. Можем отправляться. Дети! – Она подняла жёлтый флажок вверх. – Строимся по парам и начинаем посадку. Скоро начнётся самое интересное. О да. Это точно.