— Конечно, вижу. Так вы хотите подслушать? — Да, но после, когда совет начнется. А пока мы останемся здесь и сможем увидеть, кто примет в этом совещании участие. Видна ли отсюда палатка, в которой живет Мелтон? — Нет; если считать от палатки вождя вниз по реке, то она будет шестой. — А палатка леди? — Та будет еще дальше. — Потом вы покажете мне эти палатки, если только не обсчитались. А пока понаблюдаем за индейцами. Мы получили новые подтверждения моей догадке о том, что совет имеет важное значение. Это мы определили по величине круга, который должны были образовать воины, а также по числу тех простых воинов, которые уже собрались у костра. Они держались в некотором отдалении от полукруга сидящих — им предстояло слушать стоя, о чем совещаются заслуженные воины. Ждать пришлось недолго, и это нас обрадовало. Прошло чуть больше часа с того момента, как мы бросили якорь, или скорее сели на него, когда мы увидели высокого и сильного индейца, выходящего из палатки вождя и входящего в круг. — Крепкий Ветер, — прошептал Данкер. Значит, вот каков был вождь. За ним шел Джонатан Мелтон, он опустился на землю возле вождя. Похоже, здесь он не чувствовал себя нежелательным чужаком, раз мог принимать участие в военном совете, проведя предварительно переговоры с вождем. Раздался громкий крик, и по этому сигналу подошли еще десять или двенадцать старых, опытных воинов, рассевшихся вокруг костра. Совет начался, и мы направились к левому берегу. Плыли мы так медленно и осторожно, будто наши островки переносятся течением. На новом месте опять расположились рядышком. Пока мы устраивались поудобнее, обсуждение уже началось. Высокий берег не позволял нам видеть — мы лишь слышали громкий и сильный голос, произносивший речь. — Кто это говорит? — спросил я Данкера. — Вождь. Голос звучал весьма отчетливо, и мы разбирали каждое слово: — …Хотя мои краснокожие братья были намерены выступить только через четыре дня, у меня есть много веских оснований начать поход уже завтра утром. Сидящий перед вами храбрый бледнолицый сказал мне, что по пути мы сможем захватить в плен трех знаменитейших людей. Если это получится, то у всех индейских костров, ближних и дальних, еще долго будут рассказывать о храбрости могольонов. Вы хотите знать, кто же те трое воинов? Я отвечу — это Виннету, Олд Шеттерхэнд и еще один великий бледнолицый, убивший многих краснокожих. — Уфф! Уфф! Уфф! — прошло по кругу, а затем и стоящие воины повторили этот возглас, обозначающий одновременно удовлетворение и удивление. — Наш белый брат, — продолжал вождь, — расскажет теперь моим краснокожим братьям все, о чем он уже поведал мне. Через несколько мгновений послышался голос Джонатана Мелтона. Он произнес длинную, выдержанную в сильных выражениях филиппику[104], направленную против нас. Он рассказал, что мы были у него в пуэбло, поносили могольонов, и добавил, что мы намерены были направиться к нихорам, чтобы побудить их к нападению на племя Крепкого Ветра. Но он, Мелтон, считает себя другом могольонов, а поэтому сейчас же оседлал коня и отправился предупредить их о грозящей опасности. Воины могольонов могут судить о его стараниях хотя бы по тому, что он прискакал сюда, в лагерь своих друзей, на совершенно загнанной лошади. Теперь он узнал, что поход против нихоров все равно должен был состояться, но выступление назначено только через четыре дня. Это было бы большой ошибкой, потому что за это время, по всей вероятности, на них напали бы нихоры. Надо выступать немедленно, тем более что сегодня одному из могольонских пленников удалось бежать. Этот пленник слышал, что замышляется поход против нихоров. Можно предположить, что беглец поспешит предупредить их. Мелтон лгал так убедительно, что я — еще до того, как он закончил свою речь — уже не сомневался, что собрание воинов согласится с ним. Когда Мелтон высказался, по рядам воинов прошло одобрительное гудение. Наступило короткое молчание, а потом я опять услышал голос вождя: — Мой белый брат доказал, что он — друг нашего племени. Мы благодарны ему. А теперь он мог бы ответить мне на несколько вопросов. Находились ли Виннету и Олд Шеттерхэнд все еще в пуэбло белой скво, когда ты ускакал оттуда, и знаешь ли ты, когда они его покинули? — Нет. — Они знают, куда ты поскакал? — Нет. — Тогда не стоит ожидать, что они сразу же последуют за тобой. Возможно, они еще до сих пор находятся в пуэбло? — Разумеется, возможно. — В таком случае мы можем помешать им натравить на нас нихоров. Надо только послать навстречу этой троице небольшой отряд наших воинов. — Ну а если они уже добрались до нихоров? — Тогда придется выступать рано утром. Если нихоры действительно захотят напасть на нас, они должны будут пройти через Тик-Настлу[105]. Если не захотят, конечно, делать многодневный обход. Там мы подождем их и полностью уничтожим. А теперь, если только на это согласятся старейшины, я вышлю пятьдесят воинов навстречу Виннету и Олд Шеттерхэнду. Остальные воины пойдут со мной завтра к Тик-Настле, где нас может ожидать удача. Хуг! Я сказал. Теперь давайте обсудим мои предложения! — Нам пора уходить! — прошептал я Данкеру. — Пока еще рано! — ответил он. — Раз уж взялись подслушивать, то надо выдержать до конца. Сейчас мы узнаем самое главное. — Что же это такое? — Их решение. — Да я и так его знаю. Палатка Мелтона стоит пустой. Мне надо быть там, прежде чем закончится совет. Пошли, мастер! Мы подплывем к шестой палатке, и я выберусь на берег. Мы оттолкнулись и поплыли дальше. Палатка Мелтона стояла близко к воде, отбрасывая тень на кусты и на речку. Я сказал Данкеру: — Оставайтесь здесь и ждите меня, и ни в коем случае не выходите на берег! — А если вы не вернетесь, сэр? — Тогда вы услышите выстрел Виннету. — А если он не выстрелит? — Выстрелит! Я не дамся им в руки просто так. Шум борьбы даст апачу понять, что я в опасности, и можете быть уверены, он не станет спокойно лежать в засаде. Как только услышите выстрелы, бегите. Плывите вместе с островом по течению, пока не минуете последний пост, а потом возвращайтесь к Эмери. — А вы? Что будет с вами? — Это уж мое дело, да еще, пожалуй, Виннету. — Как это так? Вы в опасности, а Длинный Данкер спасает свою шкуру? Нет, сэр, я не согласен. — Да ваша помощь мне просто не понадобится, она даже помешает мне. Впрочем, все еще может обойтись. Итак, ждите, я скоро вернусь! — Well! Я зацепил свой «остров» за ближайший куст на берегу и, поднырнув под него, выбрался на береговой откос. С обеих сторон меня скрывали кусты. Вокруг не было ни души. Я подобрался к палатке и прислушался. Оттуда не доносилось ни звука. Я вытащил из земли колышек и осторожно приподнял нижнюю кромку полотна. Прямо перед собой я увидел вход — палатка осталась полуоткрытой. В нее проникал свет костра, и я разглядел, что палатка пуста. Сердце у меня забилось чаще, где-то здесь лежит сумка Мелтона с награбленным… Но я не видел ее. Приподняв стенку палатки повыше, я вполз внутрь. Сумки нигде не было видно. В углу была постель, сложенная из листьев срезанной травы и нескольких одеял. Я просунул руку под это ложе и стал шарить по земле. И вот… я почувствовал ее. Рука моя задрожала. Я отдернул ее и задумался. Имею ли я моральное право взять деньги? Вроде бы имею, но это же чужие деньги! У меня голова пошла кругом. Я заставил себя успокоиться. Если я возьму сумку, старался я рассуждать холодно, очень скоро Мелтон обнаружит пропажу, поднимется шум, начнутся поиски, найдут мои следы, обыщут всю округу и найдут следы моих друзей. Значит, сумку брать нельзя. Ну а открыть ее, посмотреть, что там? Мне надо было сделать что-то такое, чтобы Мелтон поверил в сохранность содержимого сумки. Сумка с железной защелкой была набитой и… запертой! Черт возьми! Я вытащил нож и открыл замок. Это было нетрудно сделать, но я был далеко не уверен, что смогу столь же легко закрыть замок. Защелка открылась, и рука моя наткнулась на всякие мелочи и что-то мягкое, но это было совсем не то, что я искал. Потом мои пальцы нащупали плотный толстый бумажник; больше в сумке ничего не было. Я вытащил бумажник. Чтобы заполнить освободившийся объем, я отрезал ножом полоску кожи с внутренней стороны сумки, сложил ее в форме четырехугольника и пристроил туда, где раньше лежал бумажник. Потом закрыл защелку и надавил на замок — неожиданно он сработал; как это получилось, не могу объяснить, но сумка оказалась снова запертой. Теперь надо было уходить, затирая свои следы. Одежда моя была совершенно мокрой, но влаги с нее натекло не так много, чтобы это бросилось в глаза. Положив сумку на прежнее место, я зажал бумажник в зубах, выполз из палатки и воткнул колышек на прежнее место. К воде я пробирался, пятясь на четвереньках и старательно разглаживая руками примятую траву. Если к утру выпадет роса, то назавтра никто не заметит никаких следов. Когда я наконец добрался до воды, то услышал тихий голос Данкера: — Тысячекратное спасибо Господу! Ох, как я вас ждал! От беспокойства по мне пробежало столько мурашек, что я стал бы чертовски богат, если бы мне удалось хоть что-нибудь за них выручить. — Тем не менее вы должны будете еще немного подождать, — ответил ему я. — Еще немного? Это еще почему? — Я принес с собой кое-что, что не должно ни в коем случае промокнуть. — А что это такое? — Несколько миллионов долларов. — Что?! Никак вы говорите об украденных деньгах! — Да. — Ну и счастливчик вы, сэр! Деньги лежат в какой-нибудь сумочке? — Да. — Тогда закрепите ее получше! — Для этого мне надо сделать еще одну кучку на своем острове, а вам придется внимательно смотреть за ней. К счастью, на земле валялось вполне достаточно веток. Когда бумажник был надежно закреплен, я проскользнул под свой остров, и мы поплыли дальше. У четвертой палатки, считая вниз по течению, мы остановились, и я снова выбрался на берег. — Будьте осторожны! — предупредил меня Данкер. — Вполне возможно, что леди находится в палатке не одна. — Тогда она, пожалуй, сидит у входа, — ответил я. — Почему именно там? — Такая дама, как она, предпочтет наслаждаться свежим воздухом, вместо того чтобы чахнуть в вонючей палатке вместе со старыми скво. Я выбрался на бровку. И точно! Шагах в трех от меня стояла палатка, а возле нее сидела Марта — не более чем в полутора метрах от меня. Она пристроилась чуть в сторонке от входа, потому что прямо перед ним сидело несколько индианок — две или три, точно разобрать я не мог. Теперь надо было привлечь внимание пленницы, не испугав ее. — Марта! — прошептал я.