Самым рациональным в этом направлении был путь через Радзимс и Форт-Эллиот[88], но Джонатан Мелтон решил, видно, обходить стороной все обжитые места. Я уже говорил, что Юдит опережала нас на целых восемь часов пути, и нам не только не удавалось сократить этот разрыв, но он еще и увеличивался за счет того, что Юдит все время меняла лошадей. Растительность, которую мы встречали, проезжая через сеть протоков Ред-Ривер, становилась все более редкой и скудной и наконец исчезла совсем. Прерии постепенно сменились пустыней. Сначала мы ехали по пескам, потом почва стала каменистой — пошло плоскогорье. Земля на нем была такая сухая, растрескавшаяся и жесткая, что прочитать следы было почти невозможно. Но мы каким-то чудом, а этим чудом была прежде всего интуиция Виннету, их находили. Но сил это отнимало немало. К счастью, когда уже и мы сами, и наши лошади были совершенно вымотаны, нам встретился оазис, в котором была вода. Ее цвет, вообще-то, не внушал особого доверия, но выбирать нам было не из чего, и мы напились этой воды и напоили лошадей. Вода взбодрила нас, и мы вновь обнаружили потерянный было след, к счастью, теперь он тянулся снова по песку, ведь мы потеряли из-за поисков то и дело обрывающихся следов уже целый день пути. А всего, таким образом, нас разделяли уже два дня пути. Только мы обрадовались, что борозды от колес экипажа пошли по песку, как стал сказываться этот разрыв в два дня: след заносило, и местами так, что он становился совсем не виден. — Проклятье! — потерял терпение Эмери. — Если так будет продолжаться, мы никогда не догоним эту красотку! — По крайней мере, до Альбукерке уж точно! — ответил я. — Пожалуй, ты был прав, когда предлагал ехать сразу туда, — со вздохом сказал, обращаясь ко мне, Эмери. — Благодарю, — ответил я. — Но это признание, к сожалению, запоздало, мы уже не можем ничего изменить. — Если бы решение ехать сразу в Альбукерке было верным, Виннету ни за что не стал бы говорить что-то против него, — вмешался апач. — Джонатан Мелтон сейчас уже где-нибудь поджидает Юдит, и мы еще наверстаем упущенное. — А как думает мой брат: где может остановиться Мелтон? — спросил я. — Там, где есть вода. Ближайшее отсюда такое место — в двух днях пути отсюда. Я хотя и сомневался на этот раз в правоте своего друга, но промолчал, поскольку очень высоко ценил опыт и интуицию Виннету и не хотел обнаруживать свой скепсис при англичанине. Но Виннету не проведешь. Он и без слов все понял и спросил прямо: — Мой брат думает иначе? — Да. Я полагаю, что нам не удастся догнать Юдит. — Даже если Джонатан подождет ее? — Даже в этом случае. Как только они встретятся, я уверен, тут же двинутся дальше. — Уфф! Но он ведь должен подумать о том, что она устала, ей требуется отдых. — Может, он так и подумает, но как только узнает, что мы их преследуем, тут же изменит свои мысли. Виннету опустил голову и сказал вполголоса: — Мой брат прав. И… с самого начала был прав. Мы должны были слышать только его. Виннету поступил как глупец. Мне было очень больно, что этот дорогой мне человек назвал себя глупцом. Позднее он нашел себе оправдание, поскольку мы все-таки догнали экипаж, но случилось это благодаря вовсе не предположениям Виннету. Однако я, кажется, забегаю вперед. Лошади были слишком слабы. Около полудня нам пришлось заколоть одно из животных и утолить жажду кровью. Итак, нам предстояло два дня пути до притока Канейдиан-Ривер, и эти дни оказались поистине не из легких. Наши лошади еле волочили ноги, проваливаясь в рыхлом глубоком песке, а солнце пекло так, что мы чувствовали себя как в печи. Но зато в другом нам везло: первый день пути обошелся без происшествий. После небольшого отдыха мы решили двигаться дальше по ночной прохладе, но скоро поняли, что эта затея была наивной — ни зги не было видно. Утром следующего дня нам опять повезло — мы наткнулись на целое поле кактусов. Напившись сока кактусов и набрав с собой целую гору их стеблей про запас для лошадей, мы отправились дальше и рассчитывали на следующий день к вечеру добраться до одного из притоков Канейдиан-Ривер. Был полдень, когда воздух неожиданно стал таким душным, что мы дышали с большим трудом. Горизонт на юге светился красноватыми проблесками света. Виннету напряженно вглядывался в них. — Кажется, на нас надвигается смерч… — высказал предположение Эмери. — Это наверняка, — ответил ему я. — Слава Богу, что река совсем близко. В пустыне нам бы туго пришлось. — Мой брат прав, — согласился Виннету. — Когда великий дух пустыни выходит из себя, он в ярости сметает все на своем пути. — Ты думаешь, он все-таки настигнет нас? — Он идет нам навстречу. Виннету знает это наверняка. — Друзья, надо пришпорить лошадей. Если мы не хотим в скором времени вознестись под облака вместе с тучами песка, нужно поторапливаться и найти такое место, где бы мы могли чувствовать себя в безопасности. Наши лошади почувствовали надвигающуюся опасность, похоже, еще более остро, чем мы, и неслись так, что ветру было за ними не угнаться, хотя силы их были на исходе. Красная полоса на горизонте становилась все шире и одновременно поднималась все выше. Постепенно верхний край полосы светлел, а нижний, наоборот, наливался зловещим темно-красным цветом. Это был очень нехороший признак. Однажды мне уже пришлось пережить смерч в пустыне, и повторения этого приключения я отнюдь не хотел. Два часа подряд мы гнали лошадей, самое большее через пятнадцать минут смерч должен был настигнуть нас, но наши животные после такой сумасшедшей гонки вдруг ослабели и еле передвигали ноги. Шпоры на них уже не действовали, да и жестоко было бы с нашей стороны их сейчас пришпоривать. Мы пошли шагом, со щемящим чувством надвигающейся опасности в груди поглядывая по сторонам в поисках безопасного укрытия. Неожиданно мы вышли на возвышенность, протянувшуюся узкой и длинной полосой. Песок на ней не был уже таким глубоким, как у нас за спиной, время от времени нам даже стали попадаться островки настоящей земли, на которой росли кустарники. — Пустыня закончилась! — вскричал Виннету. — Мой брат Шеттерхэнд, ты видел длинный холм на юге и сухое дерево прямо перед нами? — Да! — ответил я. — Ты знаешь этот холм и это дерево? — Я их знаю. Мы спасены. Пустыня кончилась. Где-то метрах в пятнадцати отсюда должен быть небольшой ручей, он берет свое начало на холме. Пришпорьте лошадей. Загоните их, но мы должны успеть туда раньше смерча! Это звучало, без сомнения, очень жестоко, но иного выхода у нас не было, и мы отняли у бедных животных их последние силы. Они мчались с высунутыми языками. Останови мы их в это время резко на всем скаку, они, наверное, тут же бы отдали концы. Но мы только подгоняли их, выжимая уже запредельные ресурсы их сил. Мимо неслись кустарники, вдруг вдали блеснула полоска воды, вот она все ближе, ближе, еще несколько метров, и мы — у цели! Нам не пришлось соскакивать с лошадей, они сами опустились на землю. На несчастных животных невозможно было глядеть без содрогания: бока избиты, морды в пене и крови, языки свешиваются набок, веки опущены на глаза… — Доставайте одеяла! — закричал я. — Вытрите ими бока лошадей и поднимите их розгами, иначе они окоченеют. Нам надо поберечь их. И я тут же вытащил свое собственное одеяло, а с ближайшего куста срезал длинную ветку. Виннету сделал то же самое. — Что, и я должен хлестать несчастное животное? — задал неуместный вопрос Эмери. Но я его понимал. И тем не менее был с ним суров: — Не рассуждай, а хватай скорее одеяло и вытирай им лошадь, особенно грудь ее. — Чтобы она не замерзла? — Да, чтобы не замерзла. — Но как можно замерзнуть в таком пекле? И почему мы забрались в заросли? Не лучше ли было остаться у ручья? — Эмери, ты задаешь слишком много вопросов! Делай, что тебе говорят, и не рассуждай! Мы с Виннету уже энергично растирали своих лошадей. Эмери принялся делать то же самое: сначала вяло, затем все быстрее. И тут… Пресвятой Боже! Послышался такой звук, как будто кто-то протрубил в огромный тромбон, а потом запел жуткий хор из сотен свистящих, плачущих, шипящих и орущих голосов. Еще через несколько секунд нас окатила волна ледяного холода, словно нас вдруг перенесло на Северный полюс. Именно в такой резкой смене температур и крылась главная опасность для наших лошадей. Я изо всех сил хлестал свою, чтобы кровь не застывала у нее в жилах. Виннету делал то же самое. И Эмери, поняв наконец, что мы поступаем разумно, усердствовал плетью. Холод держался не больше минуты, но даже эта минута могла стоить лошадям жизни, учитывая то, как вымотаны были они гонкой по пустыне. Внезапно все стихло, и откуда-то пополз густой дым. Я едва мог различить силуэты своих товарищей и, хотя не был уверен, что они меня услышат, крикнул: — Ложитесь на землю! Быстро! Головой на север! И держитесь за что-нибудь, иначе смерч унесет вас! Но вот предвестники великого духа пустыни, о котором говорил Виннету, миновали нас, и явился он сам. Над нами неслась песчаная буря. Песок забивался в глаза, нос, уши, несмотря на то, что я уткнул лицо в одеяло, которым обмотался. Дышать можно было лишь с очень большим трудом. Это продолжалось минуты три. Потом все стихло: буря унеслась, насыпав на нас песчаные холмики высотой футов восемь-десять. Воздух неожиданно стал чистым и свежим; мы поднялись и с наслаждением стали глубоко дышать. И вдруг заметили нечто удивительное и чрезвычайно странное: над нами не было неба! Мы глазам своим не могли поверить — над нашими головами простиралось… море песка, а на краю этой желтой равнины высилось сухое дерево! — Фата моргана! — воскликнул Эмери. — Это — обман здешних мест, — сказал Виннету, — так здесь часто бывает, или до смерча, или после него. — А дерево… Это то самое дерево, мимо которого мы проехали! — То, что мы видим, — это картина с перемещающимися предметами, — сказал я. — Перед нами вдоль северного горизонта видны места, которые на самом деле расположены к югу от нас. Если бы там сейчас находились люди, они смогли бы увидеть нас. Мираж возникает, когда смешиваются два слоя воздуха различной температуры и плотности. Эта чудная картина скоро исчезнет, но, даже несмотря на это, нам надо все же не ею любоваться, а заняться лошадьми. Им досталось сегодня: сначала скачки до упаду и пекло вокруг, потом ледяной холод, теперь опять жара, как бы они у нас не погибли. Ждать сейчас от них особенно нечего, лишь бы на ногах стояли. Надо как следует вытереть им бока и спины. Через четверть часа бедные измученные животные благодаря нашей заботе смогли наконец подняться, мы сели на них и объехали поляну. Но вдруг лошади остановились как вкопанные. Мы попытались напоить их, но они даже пить были не в силах. Тогда мы разгребли принесенный смерчем песок на одном месте. Получилась небольшая лужайка, и мы пустили лошадей пастись, а сами занялись приведением в порядок собственной одежды. Разговорились. — Вы оба узнали дерево и холм там, наверху, — заметил англичанин. — Значит, вы уже бывали в этих местах, ведь так? — Так. — Значит, ты, Чарли, знал, что за деревом должен протекать ручей. Почему же мы там не остановились? — Потому что времени у нас на это не было. Если бы мы вовремя не оказались среди этих кустов, нас унесло бы бурей неизвестно куда. Хорошо еще, что смерч был не из самых сильных на этот раз. А дерево… Дерево мы действительно знаем. Всмотрись в него повнимательней. Оно сухое не только от старости, но и от огня. — О! Неужели на окраине Льяно-Эстакадо случаются лесные пожары? — Конечно же, нет. Этот огонь был огнем ликования для команчей и огнем пытки для нас с Виннету. — Индейцы хотели поджарить вас? — Да. И не только нас, но еще и четверых наших попутчиков. — Вот как! А почему я ничего об этом не знаю? Расскажите! — Мы с Виннету возвращались из Сьерра-Гваделупы[89]в Форт-Гриффин. Наш путь пролегал через Льяно-Эстакадо — довольно безлюдное местечко. С пустыней шутки плохи, и, само собой, мы прихватили достаточно провианта и две большие фляги с водой. Где-то на полпути нам встретились четверо чудаков, направлявшихся из Форт-Дэвиса в Форт-Додж…