Прошло какое-то время, прежде чем шейх снова заговорил: — А правда ли, что у тебя есть два волшебных ружья, одно из которых стреляет так часто, как ты захочешь, выпускает тысячу пуль и даже много больше без всякой перезарядки? — Да. — А второе стреляет так далеко, как ты хочешь, хотя бы на расстояние нескольких дней пути, и никогда не промахивается? — Да. Впрочем, и пули первого ружья всегда попадают туда, куда я хочу. — А еще у вас есть маленькие пистолеты, у которых, когда они заряжены, вращается барабан и раздаются шесть выстрелов один за другим? — И это верно. Кто тебе об этом сказал? — Послы господина ратей, которых я подробно расспросил о тебе. Ты отдашь мне эти маленькие пистолеты и оба своих волшебных ружья. Через камень, закрывающий расселину. Отверстие достаточно велико для этого. Просунь в него ружья! — Этого я не сделаю. Если тебе необходимо наше оружие, отвали камень и входи сюда! Здесь мы обсудим этот вопрос. — Если ты отказываешься, то я заставлю тебя силой! — Попробуй! Интересно, как это у тебя получится! Он ничего мне не ответил, но какой-то шепот все-таки до меня доносился. Видимо, он советовался со своими людьми. Потом снова раздался его громкий голос: — Я разрешил послам господина ратей вернуться назад. Хочешь написать письмо? — Да. — Я буду диктовать. — Ничего не имею против, но я должен убедиться сначала, что послы действительно здесь. — Даю тебе слово! — Я поверю не тебе, а только своим глазам. Ты уже сказал нам неправду, а кто меня хоть однажды обманет, тот теряет мое доверие навсегда. — Собака, ты оскорбил меня! — Я сказал то, что думаю. Если тебе это не нравится, то подумай о том, что твои поступки нам тоже не нравятся. — Ты будешь писать, не взглянув на послов. Я требую этого! — Требуй! Ничего не имею против! — Да поразит тебя Аллах! Ты — дикий пес, который вечно делает только то, что ему нравится! А сможешь ли ты увидеть этих людей, если они сюда подойдут? — Да. Камень слева от меня немного отстает от скалы; я могу через эту щель видеть каждого, кто туда подойдет. — Тогда приведите этих негодяев, пусть он на них посмотрит! После этого приказа я услышал шум шагов удаляющегося человека. Вскоре привели послов и поставили одного за другим на указанную мною сторону. Это были действительно посланцы господина ратей. — Узнал ты их? — спросил шейх. — Да. — Ну, теперь ты видишь, что я сказал правду. Если ты еще хотя бы раз назовешь меня лжецом, я прикажу тебя высечь, и так, чтобы ты истекал кровью! — И все-таки ты лжец! Ты сказал, что коларази и его спутник уехали, а они здесь. — Они уехали! — Можно узнать, куда? Я же точно знаю, что они желали добраться до вас только затем, чтобы получить защиту от улед аяр. — Неправда. Они спешили дальше. Я говорю правду. Я дал им еще проводника, который лучше всех знает места до самого моря. Он должен довести их до Хаммамета. Ну, будешь ты писать? — Буду. — Тогда уведите этих негодяев! Цели своей я добился; теперь я знал не только о пребывании обоих Мелтонов среди этих людей, но и о том, что они уже уехали, и даже о том, куда пролег их путь. Посланцев увели, и шейх стал диктовать мне письмо. Положение было странным, почти смешным. Снаружи стоял бедуин, не умевший писать, а скорее всего, и читать, и я мог (или должен был) написать все, что мне понравится. Он ставил условия, которые были невыполнимы. Его цель состояла в уклонении от уплаты выкупа и освобождении четырнадцати плененных аюнов, при этом он не желал связывать себя обещанием сохранить нам жизнь. Я писал, поскольку не хотел его обманывать, все в точности так, как слышал, но… на одной странице листа, вырванного мною из блокнота. Когда же он задумывался и наступала пауза, я на другой странице пересказывал господину ратей все происшедшее и просил его не беспокоиться о нас, так как мы вернем себе свободу уже ближайшей ночью и продолжим свой путь в Хаммамет. — Ну, написал? — спросил наконец шейх. — Да. — Отдай мне письмо! Я просунул лист в замеченное мной раньше отверстие. Наступила пауза. Он внимательно рассматривал письмо, а потом сказал с легким удивлением в голосе: — Что это? Да письмо же нельзя прочесть! — Господин ратей хорошо умеет читать, — ответил я. Свое послание я написал, разумеется, по-немецки, переведя заодно и диктовку шейха. Кажется, он кому-то показал письмо, потом я опять услышал перешептывание, и очень не скоро шейх снова обратился ко мне: — Что это такое? Какие-то чужие буквы! — Письмо написано буквами, которые употребляют на моей родине. — А разве господин ратей умеет читать по-иноземному? — Да. — Хорошо! В конце концов, если он не сможет прочесть письмо, тебе же от этого будет хуже. Его посланцы отнесут это письмо, они могут еще передать, куда он должен прислать ответ, потому что мы здесь не останемся, утром нам надо выступать. Пока я не получу ответа, вам не будут давать ни есть, ни пить. Тогда в вас проснется страстное желание поскорей увидеть господина ратей! Шейх вместе со своими спутниками удалился, и тогда я, словно трубочист, вскарабкался как можно выше, чтобы выглянуть в зазор над камнем. Зазор этот не достигал и фута, но прямо над ним я заметил в породе маленькую трещинку. Я просунул в нее нож и отковырнул кусочек скалы. Теперь в расширившееся отверстие уже можно было просунуть голову, и я смог выглянуть наружу. Никакого сторожа у пещеры не было видно. Видимо, тяжелый камень посчитали более чем надежным часовым — это обстоятельство должно было нас очень обрадовать. Я смог разглядеть всю долину перед собой, да еще места слева и справа от русла вади. В лагере оказалось гораздо больше людей, чем их было в момент нашего прибытия. Правда, может быть, тогда они спрятались, чтобы шейх мог более убедительно нам врать. Теперь шейх стоял слева от пещеры, рядом с посланцами Крюгер-бея. Я видел, как он отдал им письмо; потом они забрались на своих верблюдов и уехали. Исполнится ли то, что я написал в письме, а именно моя надежда на освобождение нынешней ночью? Никогда время не бежит быстрее, чем в те моменты, когда его не хватает. Солнце уже зашло за высокий западный берег вади, и вскоре до нас донеслись звуки молитвы. Через какое-то время мы услышали и ночную молитву. Взошла луна, но ее свет не проникал в наш распрекрасный «дом для гостей». Я снова вскарабкался по скале и выглянул наружу. Не было заметно ни одного костра, потому что луна светила достаточно ярко. Возле скалы все еще не было стражи. Мы работали в полной темноте. Поскольку ничего нельзя было увидеть, мы полностью доверились своему осязанию. Виннету вгрызался в грунт первым. Он откапывал песок и перебрасывал его стоявшему позади Эмери; тот, в свою очередь, откидывал мне, а я уже выбрасывал очередную порцию грунта на пол пещеры. Теперь мы находились гораздо ниже его уровня. Подкоп наш вел на два локтя вниз, а потом локтя три продолжался горизонтально. Виннету уже должен был находиться под самым камнем, значит, нам, чтобы выбраться на поверхность, надо было снова копать вверх. Приближалась полночь; через какой-нибудь час мы должны были закончить подкоп. Вдруг передо мной послышался глухой шум. — Эмери! — крикнул я. — Да. Что? — ответил он. — Что делает Виннету? — Отдыхает, потому что песок от него больше не поступает. — Бога ради, дотронься до него! Пролетел короткий, но очень тревожный миг, потом Эмери громко закричал: — Его засыпало! — О небо! Совсем? — Нет, я держу его за ноги. Стой на месте! Не толкай меня! Здесь не развернешься. — Быстрее, а то он задохнется! — испуганно напирал я на Эмери. Коснувшись руками его спины, я почувствовал, что англичанин, напрягая все свои силы, вытаскивает Виннету. — Cheer up![74] — крикнул он. — Воздух теперь у него есть! Он жив! Виннету, мой добрый малый, как дела? И вот я наконец услышал голос апача: — Вы пришли на помощь вовремя, а то я уже почти задыхался. Кровля обрушилась, и меня придавило. Я не мог позвать на помощь. Он пыхтел и чихал, выплевывая песок, освобождая от него нос и глаза. Потом добавил: