— С ними много не проползешь. — Отдай ему «медвежебой», а штуцер возьму я. — Зачем? — Я буду рядом с тобой. Если тебе не повезет и поднимется шум, я открою стрельбу. Ты отвлечешь их хоть на несколько секунд, мне хватит этого времени, чтобы удрать. Итак, я отдал нихору «медвежебой». Виннету взял мой штуцер, и мы отправились к Тенистому источнику. Стало так темно, что не было видно и десятой части того, что можно было разглядеть при свете звезд. Через десять минут Виннету остановился и тихо сказал: — Через сотню шагов ты окажешься возле первых кустов. Их ты обязательно узнаешь, мы с тобой были уже там. Там прямо бьет источник, возле которого сидит вождь. Подальше сидят его воины. Между ними и вождем стоит дилижанс. — А где лошади? — Они пасутся по ту сторону зарослей, среди травы. — Я хочу попробовать подобраться к вождю. — Мой брат должен быть очень осторожен. — Почему Виннету дает такой совет? Разве он мне нужен? Вождь сидит возле источника, там растет много кустов, за которыми я смогу укрыться, если справа от них не лежат воины. — Там не было ни одного. — Понятно, там нет воды. — Неужели ты хочешь еще и поговорить с пленниками? — Да, если можно. — Но тут все-таки я должен тебя предостеречь, пусть до сих пор ты и обижался на мои слова. Пробираться к ним очень опасно, а еще опаснее говорить с ними. — Я буду осторожен. Если со мной что-то случится, стреляй, но не раньше, чем услышишь два-три выстрела из моего револьвера. Я оставил апача и медленно и бесшумно пошел вперед. Натолкнулся на камень. Тут мне в голову пришла одна мысль. Камень был величиной с пол-ладони. Я поднял его и спрятал в карман. Затем наклонился и стал на ощупь исследовать прилегающее пространство. Тут было еще пять или шесть камней такой же величины, как и тот, что я подобрал. Я продвинулся вперед, шагов, может быть, на шестьдесят, и лег, приготовившись ползти. Вскоре я достиг первых кустов. Было совершенно темно. Могольоны не разводили огня. Это было совсем непонятно. Мне не понравилось, что враги сидели в потемках, хотя, с другой стороны, это было нам на руку: пусть я не мог их увидеть, но и им было трудно заметить меня. Однако, раз они не развели огня, значит, чего-то все-таки опасаются. Я не улавливал ни малейшего шороха, хотя находился уже очень близко от них. Я полз, двигаясь от одного куста к другому, и наконец услышал голоса. Одновременно в нос мне ударил запах табака, того самого, который имеют обыкновение курить индейцы, а именно смесь очень большого количества дикой конопли[106] и очень малого — табака. Я разглядел огонь, но очень слабый, его трудно было заметить издали. Костер горел в маленьком углублении в земле. В нем было лишь несколько тонких веток. Значит, он нужен был лишь затем, чтобы с его помощью раскурить трубки. Однако, как бы слаб он ни был, мне удалось при его свете узнать вождя и трех старых воинов, сидевших у источника. Рядом было два сросшихся куста, я передвинулся к ним и замер. Если бы кто-то прошел мимо, то смог бы заметить меня, лишь случайно нагнувшись. Теперь я мог слышать каждое слово. Если бы они разговаривали, но, увы, они этого не делали. Только курили и курили, и все молча. Я ждал целый час, они не произнесли ни слова! Потом еще четверть. Это было пыткой. Крепкий, дурманящий запах дикой конопли, казалось, был направлен именно против меня: меня так и подмывало чихнуть. Хорошо, что я умел подавлять позывы к чиханию и кашлю, но все же не беспредельно долго. Я хотел было уже отползти назад, как раздался громкий возглас. — Уфф, — сказал вождь. — Разведчики. Ага, значит, пришли разведчики. Они должны были сделать свое донесение; в любом случае, мне стоило его послушать. Я остался лежать и более не ощущал прежнего желания чихнуть. Дух, стало быть, властвует над нюхом. Послышался стук лошадиных копыт и глухой стук ног, спрыгнувших с седла и коснувшихся земли. Появились двое мужчин, один подошел ближе, а другой остановился позади. Первый, очевидно, должен был сообщить результат разведки, но пока что не сказал ничего, ибо из почтения к вождю был вынужден ждать. Тот, сознавая свое величие, спросил: — Мои юные братья вернулись поздно. До каких мест они добрались? — Перешли Темную долину. — Они видели пастбище нихоров? — Нет, там мы не были. — Но дорогу, по которой нам нужно ехать, вы запомнили? — Мы знаем ее так хорошо, как если бы сотню раз проскакали по ней. — Она трудна? — Нет. Для дилижанса будет трудно лишь подняться на Приканьонное плато, а затем снова спуститься с него. — Вы никого не видели из собак нихоров? — Одного-единственного, между Приканьонным плато и Темной долиной. — Откуда он прибыл? — С севера и направился на юг. — Значит, он прибыл отсюда и направлялся домой? — Он скакал домой. Прибыл ли он отсюда, это мы не могли узнать. — Он заметил вас? — Нет. Мы заметили его раньше, чем он нас мог увидеть. — Почему вы не взяли его в плен? — Мы думали, будет лучше дать ему проехать мимо. — У него была на лице боевая раскраска? — Нет. — Значит, дорога на Приканьонное плато и оттуда вниз слишком трудна для дилижанса? — Она так крута и узка, что взять его с собой в Темную долину будет стоить больших трудов. — Уфф! Я выслушал вас. Вы можете прилечь вместе с другими. Они удалились. Я посчитал, что все четверо теперь обсудят новости, но они опять молчали. Прошло четверть часа, пока я наконец не получил подтверждение того, что пословица «что споро, то не скоро» очень верна: раздался голос вождя. — Что три моих брата скажут о словах этих разведчиков? — Уфф! — ответил первый. — Уфф! — немного подождав, высказался второй. — Уфф! — изрек третий. И добавил: — Пусть вождь сперва скажет, что думает он. Вождь выдержал паузу в пять или шесть минут, а затем сказал: — Мои братья считают, что собака, которую встретили два наших воина, была лазутчиком? — Нет, — ответил старший из них. — Он побывал бы здесь, если бы оказался лазутчиком. Но мы, когда приехали, не заметили ничьих следов. Стало быть, он ехал с другой стороны, и он не лазутчик. — Мой брат сказал верно. А хорошо ли поступили наши дозорные, пропустив его? — Да. Если он невредимым вернется в свой лагерь, никто не подумает, что враги так близко. — Но если он все-таки оказался бы лазутчиком! Посмотрим потом, хорошо ли, что они позволили ему ускользнуть. Вождь правильно делал, что сомневался, ведь нихор, которого видели оба могольона, был тем самым, которого я сегодня спозаранку отослал от Глубокой воды. Но если бы они его и поймали, в этом, пожалуй, вреда для нас не было никакого, он ни за что бы не признался. Вождь продолжил: — А что мои братья скажут о дилижансе? — Мы оставили бы его в лагере, — снова ответил старший. — Но ведь пленники не могут ехать верхом! — Тогда их тоже следовало бы оставить. Там они надежно спрятаны. Мы могли бы оставить с ними несколько опытных воинов! — Те не смогли бы их защитить. — От Виннету и Олд Шеттерхэнда? — Да. Мой брат ведь слышал, что оба этих знаменитых воина со своими спутниками разыскивали в пуэбло белого, которого зовут Мелтоном. Тот бежал от них, и они его преследуют. — Если отыщут его след! — Эти двое воинов найдут любой след! Они натравили на нас собак нихоров, поэтому я послал к ним навстречу Мелтона с полусотней воинов. Если наши воины встретят их, то возьмут в плен. Но если не встретят, то Виннету с Олд Шеттерхэндом и остальными приедут в наш лагерь на Белой Скале, все там перевернут вверх дном и помчатся за нами. — Тогда с тылу нас подстерегает большая опасность! — Они не представляют для нас опасности, ведь, когда они настигнут нас, нихоры будут давно разбиты, да и им мы устроим такой прием, что они не смогут от нас улизнуть. Стало быть, хорошо, что мы прихватили с собой пленных, ведь оставь мы их на Белой Скале, то даже двадцать или тридцать воинов не сумели бы помешать подняться наверх Олд Шеттерхэнду и Виннету.