— Собаки-юма перебежали нам дорогу; скорее давайте их разобьем и не позволим им вернуться в их пещеры. Виннету ответил ему не сразу, я тоже молчал. Старик жаждал крови, но для меня смерть стольких людей была бы ужасной. Я решился содействовать полюбовному соглашению между мимбренхо и юма, но не мог объявить об этом вождю дружественного мне племени, иначе он бы, пожалуй, не согласился и решил бы действовать по своему усмотрению. Насколько я знал Виннету, можно было быть уверенным, что он разделит мои взгляды, по меньшей мере в том, что кровопролития следует по возможности избегать. Так как мы медлили с ответом, Сильный Бизон продолжал: — Слышали ли братья мои слова? Почему они не говорят? Олд Шеттерхэнд не хочет сражаться. Что же тогда должно произойти? Может ли Виннету поведать мне об этом? — Я могу раскрыть тебе наши планы, — ответил апач. — Мое ухо открыто для твоих слов. Я жажду их услышать. — Юма сдадутся, не вступая в бой с нами. — В это я не могу поверить. Если они так сделают, то будут величайшими трусами, чего я никак не могу предположить, несмотря на все мое презрение к ним. — А разве не бывает так, что храбрый человек бывает вынужден сдаться без боя? Хороший воин не только смел, но и осторожен, осмотрителен, умен. Кто может сказать про Виннету, что он когда-либо был малодушен или даже труслив? И тем не менее случалось, что он сдавался своим противникам без боя. Если бы он сражался, то был бы убит, не причинив своим врагам никакого вреда. Однако он сдался в плен, потом сбежал и смог отомстить своим врагам. Так что же было лучше — слепая храбрость или расчетливая осторожность? — Последнее, — вынужден был согласиться мимбренхо. — А разве не так же поступал Олд Шеттерхэнд? Когда юма его поймали, он мог бы долго защищаться от них, но его наверняка сразила бы какая-либо стрела. Но он действовал не так, а позволил схватить и связать себя. Посмотри на него! Разве он не свободен? Разве теперь он не пленил вражеского вождя? Разве он трусливо вел себя? Нет, всего лишь умно! Так поведут себя и юма, когда увидят, что сопротивление бесполезно. — Но сможет ли Виннету внушить им все это? — Да, если ему помогут воины-мимбренхо. — Тогда он должен поделиться с нами своими мыслями. — Мы окружаем юма. Пока Олд Шеттерхэнда не было, я хорошо изучил место, где расположен лагерь. Юма очень устали; они спят на окраине леса, прямо на траве; они положились на своих разведчиков и даже не выставили часовых. Только возле пасущихся лошадей остались двое сторожей, которые следят за тем, чтобы животные далеко не уходили. Разве трудно окружить спящих? — Со стороны леса это легко: в лесу темно, там можно подкрасться, оставаясь незамеченными. Но на опушке леса светло, потому что светит луна. Нас увидят люди, сторожащие лошадей, и поднимут шум. — Да, луна-то светит, но Сильный Бизон не замечает главного. Юма не откроют нашего приближения. Мы оставим лошадей и подкрадемся так близко, как только возможно. Если мы поползем, то нас никто не увидит. — Уфф! Если Виннету в этом уверен, то я не могу не согласиться с ним. Но что же должно произойти, когда мы их окружим? — Мы потребуем от них, чтобы они сложили оружие. — И мой брат верит, что они это сделают? Сильный Бизон задал этот вопрос с иронической улыбкой, но Виннету ответил, как всегда, спокойно: — Не только верю, но твердо убежден, что они так сделают. — Тогда я скажу вождю апачей, что произойдет. Юма, правда, увидят, что они окружены, но они будут прорываться из окружения, что им удастся легко. — Тогда пусть Сильный Бизон скажет, почему это им будет сопутствовать легкий успех! Смогут ли они укрыться в лесу? — Нет, потому что там, под защитой деревьев, спрячутся наши воины, и каждый из них сможет убить с десяток врагов, прежде чем одиннадцатый дойдет до него. Значит, они побегут в другую сторону. — Но ведь там тоже будут наши воины! — Ну и что! Конечно, они перебьют нескольких юма, но другие смогут уйти. Даже лучший бегун не сможет перегнать конника. — Уфф! Так Сильный Бизон полагает, что юма будут на лошадях? — Да. Как только они увидят, что окружены, то бросятся к лошадям и прорвутся на них на равнину. — Но у них же не будет лошадей, — отрезал Виннету со свойственной ему уверенностью. Тогда Сильному Бизону стало кое-что ясно. Он выдохнул с легким присвистом и спросил: — Виннету хочет угнать у них лошадей? Это будет трудно, очень трудно. — Да это же сможет даже ребенок. Если у юма не будет лошадей, то они не смогут прорваться. Правда, они попытаются, но за каждую попытку заплатят кровью. — А если они не будут прорываться, но и не сдадутся. Что тогда намерен делать Виннету? — Призвать их сложить оружие. Большой Рот прикажет своим людям сдаться. — Только если ты вынудишь его отдать приказ, угрожая ему смертью. — Можно попытаться. — Это не удастся, хотя он и трус. Он знает, что на месте мы его не убьем, а заберем с собой, чтобы заставить умирать у столба пыток. Он подумает, что сможет по пути сбежать. — Может быть, мой краснокожий брат прочел его мысли? А если он так не думает? Большой Рот позволит нам перестрелять всех его воинов, чтобы самому в одиночку быть увезенным нами? А может быть, ему больше понравится быть окруженным в плену своими людьми? Если они будут вместе, то организовать побег, возможно, будет легче, чем в одиночку. — Но тогда и следить за ними будут строже. Если бы бегство казалось ему возможным, то он бы для видимости согласился выполнить наши требования. — Значит, надо так устроить, чтобы у него возникла уверенность, и я знаю человека, который очень легко его в этом убедит — это Олд Шеттерхэнд. — Олд Шеттерхэнд, мой белый брат! Как это ему удастся убедить Большого Рта, что он убежит, если вместе со всеми своими воинами сдастся, и что он погибнет, если откажется это сделать? — Спроси его сам! Пока я тут с тобой говорил, он все обдумал. Он знает, что Большой Рот хочет его обмануть, а поэтому придется обмануть самого вождя. Было просто достойно удивления, как точно мог угадать мои мысли Виннету. Я не сделал ему ни малейшего намека, да и не мог он знать, о чем я по пути разговаривал с Большим Ртом, и все-таки Виннету уверенно говорил о моих мыслях, словно они были его собственными. — Виннету прав? — спросил меня мимбренхо. — Да, — ответил я. — Большой Рот призовет своих людей сдастся. — И ты в состоянии его уговорить? — Да, встречной хитростью, потому что он намерен перехитрить меня. Поэтому я пообещаю вождю тайно освободить его вместе с его людьми. — Он тебе не поверит. — Он должен будет поверить, потому что знает, что Олд Шеттерхэнд никогда не нарушает своих обещаний. — Но в этом случае тебе придется нарушить их и ты, таким образом, прослывешь лжецом! Или же ты захочешь сдержать свое обещание и позволишь ему убежать вместе со своими людьми против нашей воли? — Видимо, так. — И я в этой затее должен участвовать! Ты хочешь стать из моего брата и друга врагом? — Нет, потому что я не позволю юма и их вождю убежать. — Но ты же только что утверждал обратное! Я не знал, что в твоем рту находятся два языка. Какому из них я должен верить? — У меня только один язык, и ты должен верить ему. — Но он говорит то одно, то другое! — Он говорит правду, только правду. То, что я тебе говорю, это верно, но то, что я обещаю Большому Рту, тоже верно. Главное в том, что он сам себя перехитрит. Я пообещаю ему свободу, а выполнение этого обещания будет обусловлено определенными обстоятельствами. Он для видимости согласится на это условие, но не выполнит его; тогда я откажусь от своего слова, и мне не придется его держать. — А ты точно знаешь, что он не выполнит своего обещания? — Уверен. — Что же это за обещание? — Рассказать мне правду о нападении на асиенду Арройо. Он пообещает мне все рассказать, но наверняка не выполнит обещания. Конечно, он притворится. Он угостит меня сказкой, в которой все будет выдумкой. Впрочем, сейчас нет надобности говорить об этом. Достаточно, что я знаю о том, что произойдет и что я буду делать. Мой друг Виннету хорошо понял мои мысли, точно так же, как и я увидел, что его план единственно верен. Давайте не будем терять времени! Полночь уже прошла, а еще до того, как начнется утро, юма должны быть окружены. — Вы сказали, значит, так и должно произойти, и я подчиняюсь. Виннету и Олд Шеттерхэнд всегда знают, что им делать, и я не стану им противоречить, хотя и не могу понять всего. Хуг! «Хуг!» — это слово означало согласие. Если оно сказано, то вопрос считается решенным и более не подвергается пересмотру. Теперь надо было предпринять необходимые меры предосторожности. Пятеро сторожей должны были остаться здесь с пленными и не сводить с них глаз. Они получили приказ: в случае необходимости скорее убить пленников, чем позволить им уйти. Шестьдесят краснокожих должны были пробраться в кусты за лагерем юма и не пропустить ни одного вражеского воина. Остальные должны были выйти на открытую равнину, чтобы окружить с этой стороны, как можно плотнее, лагерь юма. В лесу командовать должен был Виннету, тогда как в прерии руководство взял на себя Сильный Бизон. Все прочие обязанности передали мне. Вроде бы дел у меня было не слишком много, и тем не менее они могли оказаться чрезвычайно важными, так как любой непредвиденный случай мог все испортить. Прежде всего надо было провести незаметно вокруг лагеря шестьдесят человек. Это была задача Виннету, ставшего во главе этих людей. Перед уходом он обратился ко мне: — Мой брат может сопровождать меня, потому что охотнее всего я пойду к лошадям с ним. Никто, кроме него, не справится лучше всего с часовыми. Это мне понравилось, и я присоединился к своему другу. Конечно, обезвредить двух находившихся при лошадях юма не составляло никакого труда, однако сделать это надо было очень осторожно, потому что малейший подозрительный шум мог выдать нас, а тем самым сделать невозможным выполнение всего плана. Мы прошли по самому краю леса, пока не оказались точно в вершине лесного клина; там мы прошли под деревья и с величайшей осторожностью направились дальше. Теперь мы находились на западной опушке леса и скоро приблизились к месту, расположенному прямо напротив лагеря юма. Дальше мы пошли еще медленнее, потому что Виннету расставлял через короткие промежутки посты. Когда последний из мимбренхо занял свое место, шестьдесят воинов образовали цепь в лесу, которая полудугой охватила лагерь, и каждый постовой располагался так, чтобы ему удобно было наблюдать за лагерем, а его бы враги не могли заметить. Они уже были подробно проинструктированы, как им себя вести. Теперь я остался вдвоем с Виннету на опушке леса и мог спокойно наблюдать за лагерем противника. С этой стороны луну заслоняли деревья, а поэтому было несколько темнее, чем там, где мы стояли лагерем, однако все-таки можно было разглядеть каждого спящего краснокожего. Некоторых усталость скосила прямо там, где они оставили лошадей, другие, а таких было большинство, лежали рядышком, один возле другого, положив рядом с собой свое оружие. Справа от спящих паслись лошади, и двое индейцев ходили вокруг табуна, возвращая забредших подальше лошадей. Виннету показал на сторожей и шепнул: — Жизнь мы им оставим. Пусть мой брат возьмет на себя одного, а я — другого.