– Соломоныч, надо воздушное охранение организовать, – стоило только взойти солнцу, как я подошел к доктору. Уважения к психиатру я уже не испытывал – это же надо блудануть и повести нас на Дубно! Как же не вовремя я уснул! В итоге мы свернули на неведомой развилке не в ту сторону и теперь неспешно приближались к месту, где скоро развернется самое масштабное танковое сражение первого года войны. Почти Курская дуга. У меня была надежда, что мы успеем проскочить, но она таяла с каждой минутой. – Охранение? – Налетят «мессеры», худо будет. – Мы гражданская колонна! – доктор скептически посмотрел на меня. – Мы самолетам не интересны. – Там, сверху, не очень хорошо видно, – пожал плечами я. – Потом, эти твари просто развлекаться могут. – Как это? – опешил Адам. – А вот так. Они же нас за недочеловеков считают, почему бы не поразвлечься. – Красная армия подобного не допустит! Нет, каков идиот. Мозгоправ хренов. Сколько ему не рассказывай про то, что нас ждет, а он хуже Вовчика иной раз, ничего не хочет понимать. – Ты наши самолеты когда последний раз в небе видел? Психи начали просыпаться, санитары засуетились, принялись выводить их по одному в кусты. – Вчера. – И чем бой кончился? Молчишь? То-то же. – Велю на одной из подвод выложить крест из красных вещей! – Адам деловым шагом направился к врачам, что собирались в голове колонны у разожженного костра. Я сплюнул на землю, все бесполезно. Кивнул Немому: – После завтрака возьмешь железную миску и ложку. Сядешь в первой подводе. Если увидишь самолет впереди – начинай стучать. Ясно? – Надежды на Вовчика в качестве сигнала воздушной тревоги было мало, но другие больные были не лучше. Дождался неуверенного кивка, пошел в конец колонны, оповещая окружающих о сигнале воздушной тревоги. На меня смотрели… ну как на психа. А как еще? Позавтракав, мы выдвинулись на Дубно. Дорога заполнилась беженцами. Особенно много было евреев из местечек – люди ехали на странных фурах, брели в пыли босыми. Кого тут только не было – старики с пейсами и бородами, стайки чумазых ребят, женщины с испуганными глазами. Местами встречались модно одетые девушки, одна была даже с прической, завитая. Это волна горя, сдернутая с прежней жизни войной, торопилась, неся свою беду дальше. Но торопливость до добра не доводила: на дороге эта неорганизованная толпа то и дело учиняла заторы, которые приходилось растаскивать. Некоторые узнавали Адама, подходили его поприветствовать. Два «мессера» появились внезапно. Спереди. Когда из облаков показались стремительно приближающиеся самолеты, движение колонны замерло, все с запозданием кинулись в стороны. Все, кроме больных. Эти столбами застыли у подвод. – ВОЗДУХ! – заорал я. Вовчик застучал в миску. Бесполезно. Суетились лишь врачи, но не долго. Стоило первому самолету прострочить дорогу, как все попадали на землю. Я рванул в кусты на обочине, упал, закрывая голову руками. Больно ударившись локтем, скатился в какую-то канаву. Как оказалось, не зря. «Мессеры» скинули небольшие бомбы, они с грохотом взорвались одновременно по обеим сторонам дороги. Поднялась пыль, послышались крики боли. Я приподнялся – на дороге было месиво. Самолеты сделали разворот, еще раз прострочили дорогу пулеметами. После чего растворились в небе. Трупы, трупы, фрагменты тел, горящие подводы – я брел вдоль колонны, пытаясь найти выживших. Было много тяжелораненых, они кричали, ползли к обочине. Погибла почти треть персонала, но Адам выжил. Черный, весь в пыли и копоти, он метался по дороге, оттаскивая тела. Я бросился помогать ему: перевязывать раненых, а пару раз пришлось и перетягивать жгутом ампутированные конечности, из которых хлестала кровь. – Боже, Боже, – причитал доктор как заведенный. К дороге стали подтягиваться беженцы. Они помогали с ранеными, кто-то взял в уцелевшей подводе лопаты и начал рыть могилы. Последним мы нашли Вовчика. Немецкая бомба разорвала его на две части – отдельно грудь с головой, отдельно нижняя часть тела. Сизые кишки были припорошены пылью. Адам, тряся подбородком, смотрел на это, не веря самому себе. Мне пришлось закрывать глаза парню, которые смотрели прямо в голубое, без единого облачка, небо. – Прощай, Вовчик… – я тяжело вздохнул и тут же отвесил смачного леща доктору. – Подбери сопли! На тебя люди смотрят! Сейчас разбегутся – погибнут. – Что же делать? – Мертвых хоронить – кивнул в сторону пожилого еврея, что копал могилу. – Раненых – на уцелевшие подводы, идти быстро к Дубно. Была у меня мысль раздать пострадавших по деревням, но, учитывая особенности местного населения, которое охотно пойдет на службу рейху, это все равно что отдать их напрямую фашистам на расправу. Да и кто сейчас возьмет себе на прокорм чужого, да еще и такого, что с головой не дружит? Адам отшатнулся, в его глазах мелькнуло понимание ситуации. * * * Спустя пару часов мы все-таки смогли собраться, похоронить мертвых и подготовиться к дальнейшему движению. Остались у нас один врач, три медсестры и трое же санитаров. На шестьдесят два человека больных, из которых больше десятка были теперь и ранеными. И тут нас настигла колонна военных. Впереди шел танк БТ-7, он тащил на прицепе за собой побитый бронеавтомобиль. Дальше ехали полуторки с усталыми солдатами в кузовах. – Кто такие? Из кабины грузовика вылез рыжий майор с перевязанной бинтами головой. – Эвакуируем больницу! – к военачальнику подскочил Адам, показал зачем-то окровавленные бинты. – Помогите! Нас бомбили! – Что?! – почти прокричал майор. – Говорите громче, у меня контузия. Выяснилось, что час назад колонна наткнулась на поваленное дерево. Пока оттаскивали его, машины обстреляли из соседнего лесочка. Военные вступили в бой, открыли ответный огонь, а с другой стороны дороги, из балочки, их закидали гранатами. Двенадцать погибших, семеро раненых. Что почти как у нас – девять трупов, одиннадцать побитых. Похоже, у Львова действуют диверсанты. Полк Бранденбург-800. Рассказывали нам про них. Прибалтийские немцы и хохлы, продавшиеся фашистам. Все свободно говорят на русском, действуют с выдумкой, часто переодеваются в форму НКВД. – Майор, дай машину! – Соломоныч наседал на военного, пытаясь выбить транспорт. – Умрут же люди! – Не могу, приказ, – хрипел тот, размахивая руками. Вокруг нас собирались беженцы, молчаливая толпа все увеличивалась и увеличивалась. Не выдержал старик вполне так славянской внешности, с военной выправкой. – На чужой территории, малой кровью… – возмутился он. – Шапками закидаем. Что, закидали? Все посмотрели на трупы, сложенные на обочине. Рядом несколько человек продолжали копать могилы. – На фашистской территории еще будем, – набычился майор, принялся орать: – Но что верно, то верно: бардак большой. Воздушной обороны никакой, бензина дали впритык, но Сталин и партия нас учат… Дальше я слушать не стал, пошел вдоль колонны. Солдаты вылезли из кузовов, закурили. Майор оружия нам не даст – к бабке не ходи. Значит, надо добыть самому. Свистнуть винтовку получилось в предпоследней машине. Она была полупустая, бойцы отошли в кусты отлить. Только усатый грузный водитель пинал баллоны. – Там майор зовет тебя, – я кивнул в сторону толпы. – Меня? – удивился усатый. – Народ не верит, что свободных машин нет. – Так ведь нет! – завелся водила. – Два ГАЗа разбитых по дороге бросили. Налеты, мать их за ногу! Ну сейчас я им скажу… Мужик убежал, а я залез в кузов. Что у нас тут? Россыпь «мосинок», патронные ящики, бинокль! Воровать плохо? Плохо. А хорошо бросать безоружных людей под каток немецкой машины? Чуть ли не половина психов – безобидные умственно отсталые, двух слов связать не могут, головой дергают, мычат что-то – сердце разрывается. Я схватил винтовку, ТТ в кобуре, патронный ящик. Заметил чью-то мокрую, вспотевшую гимнастерку, с трудом натянул на себя. Размерчик вот только был маловат. Ремней не было, заправился в брюки. С деловым видом потащил все в голову колонны. Тут главное делать вид, что очень занят – выполняю важное распоряжение командования. Морда кирпичом, смотреть под ноги. Тяжко было нести, хоть и свое, но дотащил. Сходить бы еще разок, оприходовать хотя бы ящик с патронами, но не стоит рисковать. Сработало. В голове колонны орали, майор продолжал агитировать и размахивать руками. Солдаты окружили толпу и частично смешались с ней. Бардак. В этом бардаке я легко спрятал «мосинку», ящик и бинокль в одну из подвод, пистолет зарядил, засунул в карман брюк. На всякий пожарный. Майор наконец навел порядок, дал команду колонне на выдвижение. Соломоныч огорченно махнул рукой, пошел к раненым. Мотор танка взревел, полуторки потянулись мимо серых лиц беженцев. Вдалеке, на западе, уже так ощутимо грохотало – фронт постепенно приближался. Сколько немецкие ролики делают в сутки? Сорок километров? Ладно, день-два встречное сражение на новой границе. А потом? – Откуда гимнастерка? – ко мне подошел замученный Адам. – Оттуда, откуда и вот это, – я откинул рогожу на подводе. Доктор ахнул. – Ты украл винтовку?! – Не украл, а вооружился, – обиделся я. – Про диверсантов слышал? Вот то-то же! Эй, вы, там!