– Остальное, – хрипло потребовал Парис. Сиенна была такой прекрасной... такой сильной. Воин прошёл весь этот путь, совершил ужасные поступки, а Сиенна самостоятельно освободилась от Кроноса. Хотя мужская гордость Париса и оказалась задета, он был рад, что всё так произошло. Сиенна боролась со своим демоном и победила, чего никогда не мог сделать Парис с Развратом. Что бы ни случилось за пределами этого мира, девушка со всем справится. Однако с тем, что происходило внутри этого мира... "Она не должна этого делать", – подумал Парис и всё же приказал: – Остальное. Живо. Сиенна расстегнула лифчик и бросила вещичку в довершение к остальным. Вершинки грудей, которые Парис так жаждал погрузить в рот, украшали розовые соски, которые на холодном воздухе превратились в жемчужинки. Сиенна скользнула пальцами под пояс трусиков и потянула их вниз по прелестным длинным ножкам. И вот она осталась обнажённой. Парис приковал взгляд к тёмному треугольничку завитков в развилке её бёдер – местечку, которое в этом мире, да и в любом другом являлось для воина самым любимым. Сиенна поёжилась от неловкости, подняла и опустила руки, словно хотела прикрыться, но отговорила себя от этого. – Ты идеальная. Такая сладкая и совершенная. – Стройная, с узкой костью и очаровательной кожей с россыпью веснушек, каждая из которых была похожа на маленький кусочек леденца. Парис намеревался облизать Сиенну сверху донизу. Когда они расстанутся, на её теле не останется ни одной частички, которую бы он не попробовал. Сиенна нахмурилась и оглядела себя. – Как ты можешь так обо мне говорить? – Если и дальше собираешься оскорблять себя, то лучше закрой свой ротик и полезай в воду. От язвительного тона Париса Сиенна моргнула. – Ты сумасшедший. Чёрт, да, он сумасшедший. – Когда я говорю, насколько ты прекрасна, а ты выражаешь сомнение, то это, по сути, объявление меня лжецом. – Нет, я не называла тебя лжецом... просто... – Сиенна замолкла, напомнив Парису сбивчиво лепечущую женщину, с которой он целовался в Риме. Ту, которая его полностью пленила; ту, которая так очаровательно болтала. – Просто мужчины не... "Мужчины". Парис разразился такими ругательствами, от которых другие покраснели бы. – Это хорошо, потому что в противном случае мне пришлось бы их убить. – Сиенна была его, и все, кто смотрели на неё, все, кто думали о том, как бы к ней прикоснуться... "Остановись, сейчас же. Сведи собственнический инстинкт к минимуму. Всё это временно. Должно быть временно". – Парис, – произнесла Сиенна надломленным голосом. – Да. – Он хотел отвести взгляд, но не мог этого сделать. – Я тоже считаю тебя красивым. – Как будто только что, не уничтожив его этими словами, Сиенна повернулась к источнику воды. Взору Париса открылся изящный, покрытый синяками изгиб её спины. Воин также видел иссиня-чёрные крылья, раскинувшиеся из двух прорезей, и татуировку обсидиановой бабочки между ними. От вида изгиба её спины у Париса увлажнился рот. У основания позвоночника, чуть выше задницы находились две впадинки. И, кстати говоря, о заднице... видел ли воин что-то прелестнее? Самое то, чтобы ухватиться за неё, пока он будет вколачиваться глубоко в тело Сиенны, подначиваемый четырьмя веснушками, образующими рисунок в форме звёздочки на правой ягодице. Парис мог преклоняться перед ней часами и даже днями. "Больше. Пожалуйста, больше. Необходимо прикоснуться". Сиенна погрузилась в дымящуюся воду и издала блаженный стон. Она нырнула, а затем появилась на поверхности, блестя от капелек воды. – Вот, возьми. – Дрожащей рукой он достал из кармана тонкий брусочек мыла. Париса охватило смущение, когда он заметил эту дрожь. Когда Сиенна с благодарностью принимала кусочек мыла, она потёрлась пальцами о ладонь Париса. На лбу воина выступили бисеринки пота. – Спасибо. Очень практично путешествовать с подобными вещичками. Возьму себе на заметку. Ага. Парис не собирался объяснять ей, почему так делал. Только не Сиенне. Никогда. Рассказывать ей о том, что всегда с собой таскал брусочек мыла, потому что никогда не знал, в чьей постели окажется или с кем окажется, или о том, насколько грязным после всего этого себя чувствовал, или о том, что носил с собой мыло, как другие мужчины носят презервативы... не умно. Это без сомнения испортит настроение. Кстати, говоря, о презервативах. Мог ли Парис рассказать Сиенне правду? Он не мог подхватить венерические заболевания, так же как и не мог их передать. Беременность одного из пары бессмертного и человека была редкостью, и ещё реже в паре с мёртвым человеком. И хотя Парис терпеть не мог спать с незнакомцами, ненавидел всю эту интимность, его демону требовался контакт кожи к коже. Поэтому, никаких презервативов, даже если его член и побывал в тысячах людей. Сиенна пришла бы от всего этого в отвращение. Он не должен был толкать её на сексуальные отношения, когда больше ничего не мог предложить. Парис должен дать ей больше времени, чтобы принять более основательное решение, но времени у него не было. У них нет времени. Через два дня Парис потеряет Сиенну. А сейчас Разврат требовал удовлетворения. Поэтому, да, если Сиенна позволит, воин возьмёт её. Парис устроился на берегу, жаждя, чтобы Сиенна жадно вцепилась в него. Если бы они занялись сексом – а через это они уже проходили – и после этого Разврат не ощутил бы мгновенного удовлетворения, то Парису пришлось бы... что? Сделать то, о чём он уже ей говорил? Ему бы пришлось найти кого-то другого? "Не стоит прямо сейчас об этом думать, а то это чревато потерей контроля". Внутри Париса уже начала сгущаться тьма, жаждущая собственного освобождения, заставляющая воина чувствовать себя так, словно он захвачен двумя демонами, каждый из которых имеет свои потребности: демоном Разврата, жаждущего секса и демоном Насилия, жаждущего кровопролития. Но носителем демона Насилия являлся Мэддокс, так что эта теория не имела основания. "Плевать! Это не имеет значение. В данный момент важна только Сиенна." Сиенна. Скоро она покинет эту реальность, небеса, и скроется от Кроноса. Но Парис ни в коем случае не позволит ей открыть охоту на Галена. Он убедит её спрятаться, вот и всё. Сиенна будет в безопасности, а Парис вернётся к друзьям. К своей войне. К своей прежней жизни. Да, болезненное, жалкое существование, но, чёрт, после того, как за столетия своей жизни он причинил боль стольким людям, он это заслужил. Особенно, за то, что сделал Сьюзан. Парис действительно уважал и восхищался Сьюзан. Обещал быть ей верным, но не смог сдержать слово, медленно разбив ей сердце. Парис больше не поступит так ни с одной женщиной. Но... Парис жаждал более значимых отношений. Хотел стать верным только одной женщине. Он жаждал Сиенну. "Ты можешь заполучить её", – произнёс Разврат. Только чтобы потерять. Бесспорно. "Почему ты заставляешь меня каждый раз твердеть для неё, хотя мы уже её заполучили, и ты ничего подобного не испытываешь к другим?" Парис снова и снова задавался этим вопросом, ответ на который был всегда одним и тем же. "Я не знаю. Это просто происходит". Многое что "просто происходило". В то время как Парис ненавидел перспективу предстоящего расставания с Сиенной, она легко согласилась с их двухдневным лимитом времени вместе. Так и должно быть, но, чёрт, проклятье. Неужели небольшой спор по этому вопросу убил бы её? Дерьмо. Он вёл себя безрассудно. Его эмоциями всё ещё управляла тьма. Если Парис хотел эту женщину, он должен её получить. Если он хотел сохранить её рядом с собой, то должен это сделать. Конец истории. "Должен, должен, должен. Ты ведь не мог жить с "должен". Только с "желаю"". Парис покачал головой, пытаясь выкинуть эти мысли из головы. У него был отличный вид на то, как Сиенна купается в водоёме. Она намылилась и, проклятье, если его не заворожил вид того, как мыльные пузыри скатывались по её груди, задерживались на сосках и продолжали своё путешествие к пупку. – Сиенна, мне нужно кое-что тебе рассказать. – Парис опустил голову, ощущая такой стыд, что не мог смотреть девушке в глаза. После его признаний Сиенна могла уйти, и у воина не оказалось бы никаких шансов на секс, но Парис должен был это сделать, а иначе его загрызла бы совесть. – Ты можешь рассказать мне всё, что угодно. Скоро они это выяснят. – После твоей смерти я должен был... понимаешь... и даже по пути сюда я... "Что ты делаешь? Ведь ты же знаешь, что лучше, когда они не понимают, что происходит, когда мы бросаем их". "Говоря "мы" ты имеешь в виду себя. Когда ты бросаешь". – Я понимаю, – ответила Сиенна, успокаивая и демона и Париса. Никаких обвинений, никаких требований посвятить её в кровавые подробности. Ему нравилось это в ней. Очень нравилось. Наверное, Сиенна понятия не имела, насколько редко Парис ощущал что-то подобное, но так и было. – Последний раз был несколько дней назад. Клянусь. Я продолжал думать о том, что найду тебя, хотел быть с тобой и только с тобой, когда это произошло. – Парис, мы не встречались. Мы не связывали себя обязательствами. Последнее, что я сказала, это то, что ненавижу тебя. И я прошу за это прощение. Поэтому не кори себя за свои действия. Ты не сделал ничего плохого. – Сиенна сократила расстояние между ними. Она встала перед ним и обвила тёплыми, мокрыми руками его за шею, накручивая на пальцы кончики его волос. Парис прислонился лбом к местечку между её шеей и плечом. Мягкая кожа Сиенны пахла так сладко, что затуманивала голову. Демон Разврата сходил с ума, возможно, желая прикоснуться и попробовать её на вкус ещё отчаяннее, чем Парис. – Я не хочу недомолвок между нами. Если бы ты переспала с другим мужчиной, даже если мы и не были в отношениях, даже если бы мы не связывали себя обязательствами, я бы... пришёл в ярость. – Он не будет ей лгать. И что он будет делать потом, когда они расстанутся... – Ты бы разозлился на меня? – Нет. Возможно. Не знаю. – Парис притянул Сиенну в свои объятия, нуждаясь в её близости. Вода намочила его футболку на груди. Сиенна потёрлась об него сосками, создавая самое испепеляющее движение. – Я хочу, чтобы ты была только моей. Сиенна словно светилась изнутри, освещая Париса каждый раз, когда он приближался к ней. Её глаза цвета нефрита и меди казались буйной, цветущей долиной, в которой воин мог потеряться. Рот девушки вдохновлял на каждую из его самых эротических фантазий.