— Вот сам и пойдёшь ему про коня рассказывать. А я похлопочу, чтобы тебя с докладом приняли, — отчего-то генерал не стал брать на себя ответственность в этом вопросе. Чем меня сильно удивил. Раньше-то верил. И что изменилось? — Ты же не сказал, что это «озарение», — попенял мне Илья. — Да и факты слишком мутные. Но к Андропову сходи, сходи, — хмыкнул он. Надежда на то, что генерал мою справочку куда-нибудь припрячет или выкинет, не оправдалась. Хотя не верилось, что он всерьёз отправит меня на доклад к Юрию Владимировичу. Тому больше заняться нечем, как майора выслушивать. Потом оказалось, что действительно нечем, и поговорить со мной хотят. Особо я не волновался. После написания портрета какого-то трепета перед Андроповым я совсем перестал испытывать. По этой причине пояснил ему ситуацию так, как она мне виделась. — Юрий Владимирович, не нужно вам брать на себя обязательства. Так и напишите, мол, майор Петров, проанализировав поступающие данные и общую тенденцию западных спецслужб устраивать «сладкие ловушки» нашим не совсем стойким гражданам… Взгляд у Андропов стал точь-в-точь как у дядя Вовы. — Ну не сами же вы это анализировали? — попытался достучаться я. — Всего лишь довели до сведения министра иностранных дел справку одного из подразделений. Просто подумайте, как это всё будет выглядеть, если то, что я написал, случится. — Я подумаю, — пообещал Андропов. На этом мой доклад завершился, и как он использовал мою справку (в качестве туалетной бумаги или нет), я не узнал. А тут Новый год наступил и появились другие заботы. Илья с женой пригласили меня, отца и бабушку к ним на новую квартиру. Заодно и новоселье отметили. Мелкий Антошка уже ползал вовсю. То и дело его вылавливали в самых неподходящих местах. Пока я посадил отца присматривать за мелким. На кухне помощников вполне хватало. Погуляли и отдохнули душевно. Меня, как в давние времена, завалили подарками из числа предметов для рисования. Илья приоткрыл тайну, кого я изображал не так давно. Отец с бабушкой отнеслись к этой новости как к обыденному явлению. Они в меня всегда верили. Только супруга Ильи поохала, восторгаясь. Трудовые будни начала января ничем особым не запомнились. Только в последних числах месяца принесли телетайпную ленту по Великобритании. Илья как раз зашёл с вопросом, как бы нам приобрести дачные участки, а тут я сижу подхихикиваю. — Что пишут? — сунул Илья нос и не понял, где смешно. Зачитал ему вслух интервью лидера консервативной партии Маргарет Тэтчер об обоснованных опасениях белых британцев тем, что страну наводнили цветные иммигранты. — Это не так? — снова не понял юмора Илья. — Так, так, — покивал я головой. Всё же понять определённую специфику жизни двадцать первого века Илья пока не мог. Через четыре десятка лет никто в Великобритании и вякнуть не осмелится по поводу цветных и того, что они «наводнили». Сейчас же одно из первых лиц страны открыто заявляет о своей расистской позиции и никто слова против не имеет. К 2020 году каждый восьмой житель острова будет выходец из другой страны. Но если где-то в Шотландии и на севере Англии это не так заметно, то в Лондоне число коренных жителей значительно уступает «понаехавшим». «Белые британцы» в двадцать первом веке в меньшинстве. А огромные диаспоры индусов и пакистанцев продолжали увеличиваться, несмотря на все ограничения по въезду и визовые препоны. До мировой пандемии ежедневный (прикиньте, в день!) миграционный прирост населения в среднем был пятьсот человек. Тэтчер в гробу переворачивалась от таких цифр. Скуки ради я написал очередную справку на эту тему и продолжил заниматься делами, не сильно напрягаясь. По 1978 году «озарений» не было. И пребывал я в таком расслабленном состоянии до начала апреля. Прихожу я, значит, в понедельник на работу, а меня встречает порученец Владимира Петровича. И главное, нервный такой, что у меня как-то нехорошо зубы заныли. Понял, где-то накосячил, а где именно не припомнил. — К Юрию Владимировичу, — сообщил порученец. И мы пошли привычной дорогой к Андропову. В голове даже мелькнула мысль, что мне очередного натурщика из верхушки подобрали. Только присутствие в кабинете генерала демонстрировало, что всё совсем не так, как мне представлялось. — Наш лучший аналитик, — произнёс короткую фразу Владимир Петрович. Ей-богу, дежавю какое-то. Снова стою посреди кабинета, снова размышляю, зачем Андропову здесь камин, и если нужен, то как его топят. А эти двое разглядывают меня с неподдельным интересом, словно энтомологи. — Присаживайтесь, товарищ майор, — показал жестом Андропов. — Мне сегодня принесли сообщение о том, что Чрезвычайный и Полномочный посол Шевченко стал перебежчиком. — Оу! — не сдержал я эмоций. Андропов же продолжил сверкать очками и сверлить меня взглядом. Что-то у этого комбинатора и знатока человеческих душ не складывалось. Наконец он прервал затянувшуюся паузу. — Андрею Андреевичу Громыко я твои выкладки и аналитику предоставил ещё в декабре. МИД не предпринял никаких мер. Неделю назад решили отозвать посла, но он предпочёл остаться в Америке. Судя по жесту Владимира Петровича, похлопывающему себя по карманам, тому от волнения сильно захотелось закурить, а мне как-то было фиолетово. Скольких ещё не поймают и возвратят, я и не упомню. Бежать на Запад будут и дальше, ещё в большем количестве. Следующий вопрос у Андропова был о моём награждении. Орден за такую аналитику как бы не положен. И фантазия главы КГБ дала сбой. — Товарищ майор, есть пожелания, просьбы? — поинтересовался Андропов. — Хотелось бы вас поощрить. — Это можно, — не стал я стесняться и словил «воспитательный взгляд» от генерала. — Мне бы участок под дачу или саму дачу на Рублёво-Успенском направлении. Лучше два участка, второй для подполковника Савельева. Кажется своим пожеланием я ввёл этих двоих в ступор. И чё? Как спросили, так я и ответил. Мы с Ильёй самостоятельно попытались решить этот вопрос. Дальше шлагбаума не проехали. Илья обменял квартиру жены на небольшой домик в Снегирях (утверждал, что рядом дом Плисецкой). Ту дачу оформили на тёщу. Я же вознамерился устроить задел на будущее. Вдруг в девяностых деньги понадобятся, дачу на Рублёвке всегда можно выгодно продать. — Можете идти, майор, — наконец отпустил меня Андропов. Владимир Петрович позже вернулся в управление и вызвал нас с Ильёй к себе. — Мы когда этого шкета в детстве воспитывали, то про чувство самосохранения и скромность забыли рассказать, — просветил генерал. — Сейчас уже поздно, что выросло, то выросло, — окинул меня оценивающим взглядом Илья. — А что, собственно, произошло? — Этот самородок обещал Андропова на коня усадить. И усадил. Илья не понял, пришлось мне пояснять. Зря Владимир Петрович так скептически отнёсся к случившемуся. Министру иностранных дел черным по белому написали о возможном перебежчике, а Громыко выступил в своём любимом амплуа, какие надёжные кадры у него работают. Да там вся система давно прогнила, а он замечать не хочет. Ничего, лишний щелчок по носу не помешает. Не удивлюсь, что и Брежнев в курсе этого дела. Случай побега посла неординарный. Должны доложить, и уж наверняка Андропов не упустил шанса покрасоваться, какой он был молодец, а его не послушали. Рисковый мужик. Не каждый готов вот так принять аналитическую справку. Не думаю, что такой номер прошёл бы у кого-то другого, но у меня репутация и несколько раскрытых дел. За такое попросить участок под дачу не стыдно. В общем, пообещав облагодетельствовать, мне велели снова работать и не отвлекаться. Я даже заскучал немного. Отпуск в августе, а до этого времени приходилось заниматься текучкой. Только во второй половине июня наметилось нечто интересное. Газета «The Washington Post» разродилась объёмной обвинительной статьёй в адрес СССР и конкретно «Известий». «Over the years, both governments have accused each other of harboring spies among their diplomats and many diplomats have been expelled on espionage grounds. A trial is now under way in Newark, N.J., involving the two Soviets accused of conspiring to pass U.S. Navy secrets to Moscow»*. (На протяжении многих лет правительства двух стран обвиняли друг друга в укрывательстве шпионов среди своих дипломатов, многие дипломаты были высланы из страны за шпионаж. В настоящее время в Ньюарке, штат Нью-Джерси, проходит суд над двумя советскими гражданами, обвиняемыми в сговоре с целью передачи секретов ВМС США Москве). Не сразу я сообразил, кто, чего и почему. К тому же «The Washington Post» ссылалась на газету «Известия». Пришлось запрашивать наши газеты за последний период и вникать. Интересная такая переписка получалась. Жаль, советские люди не поймут всей тонкости этого международного диалога, поскольку для них доступна только пресса СССР. Американский корреспондент возмущался русской статьёй и попутно устраивал разоблачения: «Izvestia's accusations of CIA poisoning are virtually without precedent. It tied the allegation to an attack on CIA Director Stansfield Turner's congressional testimony saying the CIA no longer condones or supports political assassinations». (Обвинения «Известий» в отравлении ЦРУ беспрецедентны. Это утверждение связано с нападками на показания директора ЦРУ Стэнсфилда Тернера в Конгрессе, в котором говорилось, что ЦРУ больше не оправдывает и не поддерживает политические убийства). Оказывается, спустя год наши и американцы подняли тему отравления Тригоном, то есть Огородником, Светланы, попутно высказав друг другу претензии в шпионаже. Статью в «Известиях» написал Юлиан Семёнов и американцы прошлись на эту тему достаточно зло. «How to tally Turner's public statement with the practical work of his agency?» Izvestia asked. The long article, mixing sarcasm and contumely with purported facts, leave many major questions unanswered in a confusing pastiche. It was written by Yulian Semenov, this country's most famous spy novelist and author of a recently widely hailed television series about how Soviet agents prevented the United States from making a separate peace with Hitler during World War II». («Как совместить публичное заявление Тернера с практической работой его агентства?» — спросили «Известия». В большой статье смешиваются сарказм и оскорбления с предполагаемыми фактами, при этом многие важные вопросы остаются без ответа в сбивающей с толку стилизации. Её написал Юлиан Семенов, знаменитый писатель-шпион, автор недавно получившего широкую известность телесериала о том, как советские агенты не позволили Соединённым Штатам заключить сепаратный мир с Гитлером во время Второй мировой войны). Если бы не имя Юлиана Семёнова, я бы по такому описанию никогда не догадался, что речь идёт о сериале «Семнадцать мгновений весны» со знаменитым Штирлицем. Дальше шло раскрытие имён. По какой причине советская сторона решила огласить секретные имена, и гадать не нужно. Это доказательства того, что и мы молодцы, американских шпионов ловим, даже фото показываем. Подобный факт сильно возмутил якобы простого корреспондента американской газеты. Он продолжил громить статью в «Известиях»: «The article said Marta Peterson was involved in an effort to obtain information and falsify it «to stop detente». It said she was seized last July 15 after elaborate efforts by her to evade survellance and deposit the espionage rock in an arch of a well-traveled bridge over the Moscow River so it could be retrieved by the annonymous spy. It said that when she was apprehended «she started shouting, 'I am a foreigner.' Obviously the vice consul was shouting so loudly to warn the spy who was coming to the appointment place about the danger». (В статье говорилось, что Марта Петерсон пыталась получить информацию и сфальсифицировать её, чтобы «остановить разрядку напряжённости». Что она была схвачена 15 июля прошлого года после неоднократных попыток уклониться от наблюдения и поместить шпионский камень в арку популярного моста через Москву-реку, где бы ее мог найти анонимный агент. В статье говорилось, что, когда ее задержали, она закричала: «Я иностранка». Очевидно, вице-консул специально так сделала, чтобы предупредить об опасности шпиона, который шел на место встречи). И если силовые ведомства обеих стран обменялись подобными статьями, намекая каждый на свою крутость, то простые американские обыватели продолжали комментировать и обсуждать статью. Прежде всего высказались те, кто знал лично Марту Петерсон. Эти люди писали, что Марта душевный, общительный и жизнерадостный человек. Она никогда не смогла бы передать капсулы с ядом, чтобы кто-то отравил ни в чём не повинных людей. И на пианино, и на органе Марта играла, а проходя мимо паба, всегда приветливо махала своим знакомым. Чудо, а не женщина. Настоящая американка, пережившая трагедию (муж погиб в Лаосе), и все обвинения против неё надуманные. — Вот же сволочи, — оценил Илья эту газетную возню. — А дальше будет ещё интереснее, — заверил я. Такое своеобразное напоминание о раскрытии нашим управлением шпиона сподвигло Андропова выполнить свои обязательства. Мы с Ильёй получили не дачи, а два участка под застройку именно в том районе, где я и просил. Как и что будем строить, пока и думать не хочу. Для отдыха у нас домик в Валентиновке имеется. ------------------------------------ *Газета «The Washington Post» от 21 июня 1978 года. В реальной истории речь шла об отравлении первой невесты Огородника. На мой взгляд, претензии советской стороны к Марте Петерсон были необоснованны. Она приехала в Москву, когда девушка уже была мертва. Но капсулы с ядом американка передавала для самого Огородника. В своей книге "The Widow Spy" Марта пишет всего о двух случаях, когда она передавала капсулы (в колпачках ручек). Одну Тригон якобы потерял (никаких свидетельств на эту тему нет), а вторую использовал по прямому назначению сам. Глава 18 Наконец-то я уговорил Владимира Петровича на портрет. Столько лет знаем друг друга, а он все отказывался запечатлевать себя для потомков. — Портрет будет парадный. Со всеми орденами и медалями, — настоял я. — И пока не закончим, я вас не отпущу. Подразумевалось, что позировать генерал будет у нас на даче. Свой отпуск Владимир Петрович немного перекомпоновал, отгуляв, вернее пробыв в санатории Крыма две недели, и вернулся в Москву к началу моего отпуска. На бабушку парадная форма и награды дяди Вовы произвели неизгладимое впечатление. Безусловно, она знала, что он фронтовик, но не ожидала такого «иконостаса». А там оказались и послевоенные медали. — Этот после Венгрии получил, — рассказывал Владимир Петрович о своих наградах, когда мы остались одни. — И к нему осколок чуть выше сердца. Врачи говорили, повезло. По ребру чиркнул и в мягких тканях застрял. — Не всем так повезло, — деликатно заметил я. — Не всем, — согласился генерал. — Своих чекистов венгры не жалели. А нас лишь попугали немного, развесив отрубленные головы вокруг посольства. — С Юрием Владимировичем приходилось пересекаться в Венгрии? — спросил я. — Немного, — не стал вдаваться в подробности Владимир Петрович. За те дни, что генерал гостил на даче, они с отцом ни разу не поспорили. По прошествии лет позабылись старые обиды и претензии друг к другу. К тому же я был у них общей темой для бесед. Оба считали, что приложили много усилий для моего воспитания. И глядите, люди, какого они орла вырастили!