Рихард отдавал команды не задумываясь. Это была не первая пациентка-призрак центра «Сад-за-оградой». Марш Арто когда-то тоже «прошла общий оздоровительный курс». Комплекс услуг по социальной страховке, ни к чему не обязывающий ни пациента, ни врачей. Не нужно жить в центре, соблюдать рекомендации и находиться под наблюдением. Как будто Анни просто ходила на какие-то процедуры, а потом возвращалась домой. – Графа «социальная напряженность» – очистить… шкала… как она, «степень опасности»? Да и хрен с ней, как она там называется – обнулить… Вообще-то этим должны были заниматься карабинеры, но «Сад» давно получил свою лицензию и мог определять, кто из выпускников представляет опасность для общества, а кто нет. Теперь Анни с ее рейтингом просто затеряется в конце списков, и никто о ней не вспомнит. И родные не смогут ее найти. – Профили в сетях – отметить как «приватные»… доступы к карточкам – закрыть для всех, кроме… для всех. Вряд ли они будут искать, скорее порадуются, что за нее больше не приходит штрафов. А если и будут – какое дело Рихарду, он будет в Среднем Эддаберге, оттуда не депортируют и никто за прошлые грехи его судить не станет. Но Рихарду нужно было уехать. Что задумала Марш Арто? Он точно знал, как сделать так, чтобы это потеряло всякое значение. И знал, кто ему поможет. – Входящий вызов от Тодерика Ло, – осторожно доложил Аби. – Передай этому козлу, что если он хочет, чтобы я разгреб это дерьмо и никого не забрызгало – пусть засунет язык в жопу и посидит хоть пять минут! – рявкнул Рихард. Потом пробежался глазами по строчкам составленного Аби ответа: – Уважаемый… в данный момент не могу уделить должного внимания… в дальнейшем мы обязательно обсудим возможные разногласия… с безграничным уважением… убери безграничное уважение и можешь отправлять. И вызови аэрокэб к главным воротам. Укажи, что поедем за город. … Даже если бы Рихард никогда не ездил к Императорским катакомбам, он легко нашел бы их по плесневелой вони, сочащейся из скрытых вытяжек. Респиратор не спасал, но сейчас Рихарду не было до запаха никакого дела – он чувствует его в последний раз. Точно, в последний. Если сорвется переезд в Средний Эддаберг – он поедет к Марш Арто и своими руками ее удавит прежде, чем ему успеют обнулить рейтинг. Рихард брел по темным коридорам, стараясь не задевать плечами влажную каменную кладку, открывал двери универсальной карточкой, которую ему выдал Ренцо, а в голове не было ни одной мысли. Это славно, Рихард уже все решил и совсем не хотел об этом думать. Стравки должны быть в самом разгаре. Это хорошо, значит, Ренцо не придется долго искать. Он давно здесь не был. Рихард вообще не любил встречаться с бывшими выпускниками, особенно с теми, чья деятельность классифицировалась как «на грани законного», но иногда приходилось вспоминать старые связи. Иногда Рихарду нужен был контрафактный алкоголь на «подарки», а несколько раз ему требовались дефицитные лекарства, которых даже с его рейтингом было не достать. Дважды ему нужно было совершить незаконную манипуляцию с профилями выпускников. Последний раз он обращался к Ренцо, когда ему потребовалось подчистить профиль Марш Арто. Рихард поставил нужные отметки, очистил кэш и потер упоминания в отчетах, но Ренцо нашел почти сотню косвенных упоминаний, которые могли его выдать. Теперь Рихарду нужно было проверить профиль Анни. И сделать кое-что еще. Он открыл последнюю дверь, и в респиратор хлынул густой отфильтрованный воздух подземных залов. Когда Рихард был здесь в прошлый раз, в первом зале стояла клетка, в которой держали лабора с оцифрованным сознанием. Ренцо утверждал, что привез его из среднего Эддаберга, из списанной партии, и очень им гордился. Теперь вместо клетки напротив двери стоял белый постамент, на который зачем-то водрузили кучу искореженного металла. Рихард стянул защитные очки и пригляделся. Ничего непонятно. Что-то черное поверх чего-то белого, если вот так повернуть голову – как будто осьминог держит человека. – Господин Гершелл, как мы безмерно, непередаваемо… – Избавь меня, Бэл, – попросил Рихард, не оборачиваясь на голос. Бэл когда-то тоже проходил программу в «Саду». Хороший был парень, беспроблемный, и выпускной эфир замечательный сделал – уместно шутил и вовремя, без подсказок корчил покаянные мины. Рихард рекомендовал ему набрать вес, чтобы усилить впечатление добродушного юмориста, и, кажется, Бэл совету следовал очень старательно. Но сейчас шуточки были последним, чего хотелось Рихарду. – Понял, – покладисто ответил Бэл. – Вы Стравки посмотреть? – Я к Ренцо. Найди его, скажи у меня срочное дело. – Он занят, – Бэл так искренне расстроился, что если бы Рихард не репетировал с ним вот это самое лицо – обязательно бы поверил. – Нам собак привезли, он снимает стравку… – Бэл, мне совершенно… насрать, – устало сказал он. – Проводи меня в переговорную, распорядись, чтобы принесли чай и приведи мне Ренцо. Скажи ему взять пустые карточки для снятия данных и ключи для взлома профиля. – Понял, – повторил Бэл, но теперь голос стал глухим. – Проходите… Во втором зале Рихард начал снимать защитный крем универсальной салфеткой, чтобы только не смотреть по сторонам. На Стравках у него всегда обострялась мизантропия – он никогда не мог добиться такой бурной реакции даже самым изысканно подстроенным скандалом. Может, ему стоило всю жизнь ловить собак за городом и делать рейтинги на трансляциях. Может. Только он поедет в Средний Эддаберг, а Ренцо, даже если накопит такой же рейтинг – никогда. Там смотрели на «чистоту» значений. Рихард был честным тружеником с безупречной репутацией и комиссия одобрила его кандидатуру. Именно поэтому сейчас его профиль был временно переключен на анонимный, а браслет и микрофон Аби были затянуты черной глушащей пленкой. План Рихарда в шкале законности был слишком далеко от допустимых значений, Аби мог начать запись или даже отправить репорт самовольно. Отвлечься мыслями о Ренцо и плане не удалось. Бэл протащил его за рингом, там, где не было камер, и Рихард понимал, что парень очень старается угодить, но раздражение все равно рванулось в сознании, глухое и безжалостное. На белоснежном ринге темнели красно-рыжие полосы. Огромный черный пес, брыластый, со свежими срезами на месте ушей и хвоста, трепал трехцветную дворнягу. Судя по всему – дохлую. Но раздражали Рихарда не собаки, а ритмичный шум из зрительного зала, накатывающий в такт движениям головы черного пса. Свиньи. Тупые и жадные до крови. Если бы Рихард сам не помогал их начальству поддерживать рейтинги – обязательно занялся бы рассылкой заявлений карабинерам, в санитарные инспекции и общественные организации. Десяток инспекций навсегда очистили бы старые катакомбы от этой швали. На пороге переговорной Рихард обернулся. Пес так и не разжал зубы, только ринг, под разочарованный гул из зала, начал уходить в затемнение. Значит, минуту назад дворняжка еще была жива. В переговорной было тихо. Темные желтые лампы имитировали живой свет, а на велюровых диванах серебрились защитные чехлы, которые Бэл начал торопливо срывать. Ренцо точно трясся над дорогой обивкой, судя по складкам, гостей попроще сажали прямо на чехлы. Рихард хотел поторопить Бэла, но не стал. Каждая минута промедления – это шанс для Марш доделать то, что она задумала. По дороге к катакомбам Рихард проверил, выпустила ли она какие-то материалы, но не нашел ничего лишнего. Над взрывом посмеялись в нескольких конвентах, в нескольких решили, что у «Сада» проблемы с генераторами. Здесь обсуждения расходились – одни ругали правительство за то, что в медицинской организации такие проблемы с электричеством, другие обвиняли руководство центра в хищении бюджетов на ремонт. Рихарду было что ответить и тем, и другим. Рейтинг «Сада» на табло даже немного увеличился. Большинство посчитали это шуткой или поводом для сочувствия. Но Марш явно хотела не этого. Рихард не хотел ждать, пока ей в неподдающуюся лечению голову придет сигнал из космоса, или каким там импульсам она подчинялась. Нужно было замять эту историю как можно быстрее. Нужно было. Но почему-то Рихард молча смотрел, как Бэл срывает чехлы и расправляет морщинки на подушках, и не находил в себе сил его поторопить. Наконец, он ушел. Рихард не глядя сел на край ближайшего кресла и взял со стола планшет, подключенный к местной сети. – Аве Аби, – мрачно позвал он. – Аве… не подключили? Ну, так даже лучше… Он отвык искать информацию вручную. Поисковая строка жадно глотала черные буквы, лишь на миг появляющиеся на экране. Значит, здесь хорошая защита и запрос нигде не сохранится. Это было славно, можно было даже потерпеть пустеющую строку. Доступ к профилю Марш планшет нашел довольно быстро и выплюнул его на внешний, виртуальный экран. – Ага… славно… репорты, репорты… надо же, и за оскорбление карабинера три есть, а откуда же у тебя столько рейтинга… Он быстро дошел до короткого списка ачивок и достижений. Среди мусора вроде редких бронзовых медалек за неделю без вредных привычек серебрилась единственная, драгоценная оса. Конечно, связанный с ней эфир был закрыт. Рихард бросил быстрый взгляд на дверь. Пожалуй, у него есть пара минут на то, чтобы его взломать. У него остался ключ к ее профилю. Он оставлял ключи к профилям всех пациентов, именно на такие случаи. Он не знал, имеет ли это хоть какое-то значение. Ос такие, как Марш получали или за порнографические эфиры, или за трансляции с безумными выходками «на грани законности». Один парень ел живых утят, и это подходило Марш больше, чем порнография. Ее лицо медленно сгущалось в воздухе, и Рихард сразу понял, что порнографического эфира не будет. Он медленно положил планшет на стол, так, чтобы Марш сидела перед ним. Она улыбалась, и Рихард вдруг подумал, что не верит Даффи. Потому что кому-то другому ее взгляд мог показаться безумным, но он видел, что Марш напугана и очень несчастна. Даже расширенные эйфоринами зрачки не делали ее лицо безумным. Он понял, что сейчас произойдет только когда она поднесла лезвие к уголку глаза, а за его спиной звякнул фарфор. Рихард не отрывал взгляд от записи, только коротко кивнул девчонке, которая поставила перед ним поднос. Точно, он ведь сказал принести чай. Рихард досмотрел эфир до конца. Потом медленно смахнул запись – белый пол, красные пятна и белое лицо, которое так и не стало безумным – и встретился глазами с Ренцо, который сидел в кресле напротив. – Я ее знаю, – невозмутимо доложил он. Когда Рихард последний раз видел Ренцо, у него были золотые волосы. Теперь он выбрал более сдержанную черную краску, наверняка потому что в моду вошла подчеркнутая национальная идентичность. Наверняка ему пришлось заказывать генетическую экспертизу, а потом лезть в сеть за уточнениями – никто давно толком не помнил, к какому народу принадлежит и какие у этого народа были традиции. С золотыми волосами или с черными, Ренцо остался изворотливым лживым говнюком. Значит, они договорятся. – Вот как, – отозвался Рихард. Хотел потянуться к чайнику, но не удержался и провел ладонью по глазам. Он бы пожалел ее. Конечно, он сделал все, что мог, и никто, даже Марш Арто не мог требовать от него большего. Но всего пару часов назад он видел другой эфир. Анни вышла бы из центра и научилась сажать цветы. Марш ничему не научится, Марш – несчастная, но совершенно отмороженная сука. Рихард в этом только что убедился. А все же. Как жаль, что так вышло. – Она приходила недавно, – задумчиво сказал Ренцо. – Угрохала оцифрованного лабора. – Чего хотела? Поднять рейтинг? – лениво поинтересовался Рихард, чувствуя, как все сожаления исчезают, и на смену им приходит безжалостный расчет. – Нет, – напряженно ответил Ренцо. Он явно не хотел говорить правду, но все-таки побоялся соврать. – Хотела запчасти. Аккумуляторы со старых лаборов и накопители. Рихард улыбнулся и дотронулся до теплой фарфоровой ручки. Налил чай, давая себе время подобрать слова, а потом сказал: – Сегодня в «Саду» взорвали башню. – Башню? Исповедальню? – удивился Ренцо. – Да, именно ее. Как ты думаешь, кто ее взорвал? И откуда у кого-то реактивы и накопители для взрывчатки? – Она у вас лечилась? – деловито спросил Ренцо. – Лечилась. Как видишь, не долечилась. Поставь глушилку и положи руку на диван. Это не под запись. Ренцо поморщился, но глушилку на стол поставил. Метнул на Рихарда ненавидящий взгляд, а потом, улыбнувшись, достал из кармана кусочек пленки. Закрыл датчики Аби и опустил руку. – И чего вы хотите? Рихард объяснил. Слов ему потребовалось немного, но с каждым Ренцо бледнел все сильнее, а лицо у него стало совсем как у Марш на записи. Наверное, если бы Рихард растянул свой план еще на пару минут – парень бы растворился в воздухе. Это было почти забавно.