Но теперь, когда Колтон так ослабел, мало кто мог заглянуть к нему без повода, тем более что Колтон погрузился в себя. Теперь настало время семьи. И только семьи. Флора уложила в контейнеры несколько камбрийских булочек и булочек с беконом и клюквенным соусом, с которым она в данное время экспериментировала, и пошла к старому грязному отцовскому «лендроверу». Как только Флора открыла дверь, она сразу поняла, почему все приходящие сегодня выглядят такими нервными: погода еще больше ухудшилась по сравнению с утренней, и ветер теперь хватал тебя за горло, как только ты выходил наружу. И дул он прямо в лицо, так что Флора содрогнулась в теплой куртке, бывшей необходимой частью жизни на Муре, и натянула шарф на рот и нос. Маленькие снежинки, смешанные с дождевыми каплями, колотили ее по голове. Флора надвинула на лоб шапку с помпоном, но руки у нее все равно отчаянно замерзли, пока она дошла до машины, стоявшей в каких-то десяти метрах от входа, – в это время года парковаться можно было где угодно. Старый ржавый мотор разогревался целую вечность, хотя это вряд ли имело значение, потому что ветер все равно без труда прорывался сквозь заднюю брезентовую стенку автомобиля. Но наконец Флора отправилась в путь. Глава 4 Особняк Колтона производил впечатление. Когда-то он был домом приходского пастора, но затем его обновили и расширили, превратив в… ну да, в дом, подходящий миллиардеру, подумала Флора, проезжая по безупречно ухоженной гравийной дороге, мимо злых павлинов, которые наверняка ужасно мерзли. Невидимый охранник открыл перед ней ворота, когда Флора назвала себя. Снег здесь шел гуще, потому что эта часть местности возвышалась над городком. Дом восседал на утесе и смотрел на север через море – явно бесконечное, тянувшееся до самого полюса и еще дальше, – а в стороне от него бешено крутились ветряки, как сумасшедшие карусели. На всех волнах вскипала белая пена. Рыбаков сегодня ждала долгая и тяжелая работа, даже для тех, кто родился для моря. Флору окатило теплом, когда с задней стороны дома открылась дверь, – на Муре никто никогда не пользовался парадным входом, кое у кого он вообще был заколочен, – и это тепло так же ошеломляло, как холод снаружи. Колтон поддерживал в доме тропическую температуру – всегда, даже до того, как заболел, – чтобы можно было ходить босиком по обогреваемым полам из плитняка, доставленного из Италии. Флоре не сразу удалось избавиться от четырех слоев верхней одежды. Она посмотрела вокруг. Через холл шел Финтан. Он и всегда был худым, но теперь казался старше и утомленнее. – Красиво здесь, – сказала Флора. И это было чистой правдой. Весь дом уже украсили к Рождеству, хотя едва начался декабрь. Огромные гирлянды плюща опутывали балясины потолка и перила лестницы, все камины украшал падуб, огонь гудел в каминах в библиотеке и нижней гостиной, хотя в этих комнатах никого не было. Флора сочла это чрезвычайно грустным. Это был такой прекрасный дом, тщательно отреставрированный, точно так же, как и «Скала», отель, который купил Колтон, – он стоял к востоку от этого дома и предназначался для того, чтобы предоставить все возможные удобства гостям Колтона и туристам. Вот только теперь сам Колтон был болен… Флора заглянула в кухню: на подвесных полках, тщательно протертых, стояли в футуристических сосудах всевозможные виды трав и специй. Этому месту следовало бы гудеть от шума детских голосов, от семейных вечеринок и радости, потому что случилось нечто изумительное: Колтон и Финтан нашли друг в друге любовь всей своей жизни и недавно поженились… Но вместо этого все здесь походило на мавзолей, и Флора поняла, что Финтан все понял по ее глазам. – Все в порядке, – тут же произнес он. – Более или менее. – Я принесла перекусить, – сказала Флора. Ей не хотелось обнимать брата, потому что это могло показаться слегка снисходительным. К тому же после смерти их матери они уже не были такой семьей, где объятия в ходу. Так что вместо того Флора просто показала контейнер. – Ох, ну да, шеф-повар явился… – рассеянно проговорил Финтан. – Так что… – Как хочешь, – ответила Флора. – Я сама все съем. Умираю от голода… Флора умолкла на полуслове. Она в последнее время постоянно умирала от голода. – Ладно, не важно, – сменила она тему. – Он не спит сейчас? Финтан кивнул: – Да, сегодня он неплохо себя чувствует. Хочешь зайти поздороваться? Когда они поднимались вверх по лестнице, Флору охватило странное чувство, она знала, что в доме есть люди, но не слышала ни звука. Их с Финтаном шаги тоже заглушал толстый мягкий ковер. В доме пахло дорогими ароматическими свечами, инжиром, и апельсинами, и выдержанным вином, но сквозь все это пробивался легкий, но отчетливый запах дезинфекции. Хотя Флора видела Колтона так часто, как могла, все равно каждый раз это становилось для нее потрясением. Она ведь помнила сильного, высокого, жилистого американца, с которым впервые встретилась два года назад в зале заседаний в центре Лондона. Это был подвижный, чрезвычайно уверенный в себе человек. Невыносимо самоуверенный. Флора грустно улыбнулась, подумав об этом, и шагнула следом за Финтаном, открывшим тяжелую деревянную дверь в хозяйские комнаты. Тяжелые гардины на огромном эркере были раздвинуты, открывая вид на бурное море. Этот вид изумлял в любое время, но сейчас он казался более драматичным, потому что внизу плясали волны и танцевали снежинки. Флора собралась с духом, поворачиваясь к усохшей фигуре на широкой кровати ручной работы, с четырьмя столбиками для полога. Вот только эта кровать исчезла, сменившись на больничную койку, – конечно, это было неизбежно. И Флора помнила дни, когда несколько лет назад умирала ее мать… тогда тоже в дом привезли такую койку… Но она не хотела об этом думать. И вместо того натянула на лицо улыбку: – Привет! Было слишком больно видеть его таким. Колтон, конечно, всегда был худым, но гибким, подвижным, он был здоровым именно в таком смысле, как положено калифорнийским миллиардерам. А теперь он походил на мертвеца. И выглядел намного, намного старше своих сорока семи лет, щеки у него провалились, губы высохли, глаза стали белыми, рассеянными. А ведь он всегда был полон жизни, полон энергии и идей – иногда хороших, иногда невероятно глупых. Такой вот сильный человек. А теперь болезнь высосала из него жизнь и продолжала высасывать, день за днем. Флора села на край кровати и обняла Колтона так осторожно, как только могла. Он чуть заметно улыбнулся, и она с облегчением поняла, что он ее узнал. Такое не всегда случалось. У него были хорошие дни и плохие, но Флора не замечала особой разницы между ними. Она просто готовила для потрясенного Финтана, когда тот минут на пять заглядывал в фермерский дом, когда ему просто хотелось посидеть и выпить большую кружку чая и съесть кусок пастушеского пирога, какой не готовил специально привезенный шеф-повар, знавший все вегетарианские и антираковые диеты. И еще потрепать Брамбла и спрятать слезы в густой шерсти пса, а если там была дочь Иннеса Агот, то и послушать ее болтовню о развитии событий в мультсериале «Щенячий патруль» и о ком-то по имени Шеллингтон, кто был доктором, а заодно и морской выдрой, и к кому она явно испытывала симпатию, и даже спеть в девять часов «The Stick Song». Флора чувствовала, конечно, что Колтон не готов сейчас говорить… да и что тут было сказать? Колтон четко дал понять, что его воля должна быть исполнена… это отразилось в юридическом документе, подготовленном для него Джоэлом еще летом, когда Колтон впервые услышал страшный диагноз. Никакого экспериментального лечения. Никаких средств продления жизни, никакой химиотерапии. И Колтон разработал свой план, подготовил все для ухода и теперь просто позволял течению не спеша уносить его – волны все реже накатывали на берег, море отодвигалось все дальше и дальше… Конечно, Финтан не мог с этим согласиться. Он ведь даже ни в чем не признавался своей семье, пока не встретился с Колтоном и не влюбился полностью и окончательно впервые в жизни. А теперь у него отбирали все, и он просто не в силах был это вынести. Флоре хотелось сказать ему, что он познакомится и с другими людьми, что он снова найдет любовь… Но она же видела их вместе, видела, как они безумно привязаны друг к другу. И не знала, будут ли ее слова правдой. Она ведь чувствовала, что ее собственное отношение к Джоэлу едва ли может повториться с другим человеком, и именно поэтому была так испугана. Но… Они просто старались поддерживать их: Колтона здесь и Финтана, когда он заглядывал в знакомую фермерскую кухню, где на полке над дровяной плитой, над ревущим в ней огнем тикали старые часы, стоявшие рядом с оловянной чашей – свадебным даром, прежде принадлежавшим матери Эка, а теперь хранившим в себе всякие мелочи и ключи от дома, который никогда не запирался. А на буфете копилась стопка счетов, пока Иннес наконец, вздыхая, не начинал в них разбираться. И старая пыхтящая дровяная плита… Все это были маленькие знаки дома, где тебе не нужно притворяться веселым. Тебе не нужно делать вид, что все будет хорошо, что скоро придет прекрасный день. Ты можешь просто прийти домой и быть раздражительным или молчаливым, если тебе хочется, – Эк в любом случае был не из самых разговорчивых. – Мог бы ты заглянуть домой, повидать папу? – спросила Флора, зная, что Финтану иногда нужен предлог, чтобы выйти из огромного дома. Финтан тут же кивнул: – Я скоро вернусь… Он нежно поцеловал Колтона в щеку и сбежал с виноватым видом. Флора погладила Колтона по плечу. – Как сегодня действует твой потрясающий морфин? – спросила она. – Отлично, – прохрипел Колтон. – И еще я намерен попросить доктора прописать мне увеличенную дозу виски. – Блестящая идея! – произнесла Флора до глупости бодрым тоном, сама себя не узнавая. Она моргнула. – А когда, кстати, придет врач? Колтон бессмысленно уставился в пространство. – Я не… я, вообще-то, и не знаю, какой сегодня день… – Пить хочешь? – спросила Флора. Колтон кивнул, и она приподняла его голову и помогла ему проглотить несколько капель. Даже это стоило ему огромных усилий. Его кожа под невероятно дорогой пижамой казалась бумагой. И ему ничем нельзя было помочь. – Все путаются во времени зимой, – сказала Флора. – Четыре часа дневных сумерек, когда ты совершенно не понимаешь, где находишься, какое сейчас время. Колтон чуть заметно повел глазами. – А Финтан читает тебе финансовые страницы? – продолжила Флора. На столике у кровати лежали нетронутые экземпляры «Файнэншл таймс», «Экономист» и «Тайм». Губы Колтона шевельнулись: – Я не… Он читает, но я не… Мне теперь сложно следить… Он повел полупрозрачной рукой. Флора нахмурилась. – У меня с собой один журнал, – сказала Флора, доставая из сумки еженедельник, который она стащила у Джинни, помощницы доктора. Та покупала эти журналы для приемной доктора, потом читала их в «Кухне» и забывала, а девушки выжидали момент, когда никто не смотрит, и пристраивали их. – Могу прочесть мой любимый раздел, – предложила Флора. – Он называется «Знаменитости надули папарацци, позируя на пляже». К ее изумлению, брови Колтона приподнялись, взгляд слегка сфокусировался. – Итак, – произнесла Флора, сосредотачиваясь. – Перед вами Джина. Она побывала в джунглях, и там ее вырвало четыреста раз на всех подряд, и теперь она прославилась… Вот так и застал их Сайф полчаса спустя – спокойными, умиротворенными, ожидавшими, пока он освоится с разницей температур снаружи и внутри и снимет столько верхней одежды, сколько сможет. Это была вторая зима Сайфа на Муре, но он как-то умудрился забыть первую. Наверное, приходится забывать, думал он, или тебе ни за что не справиться со следующей. Это как с родами. – Привет, – сказал он. Флора улыбнулась, посмотрев на его красивое серьезное лицо. У Сайфа были длинные темные волосы, которые всегда выглядели так, словно нуждались в стрижке, и маленькая бородка, а в его больших темных глазах часто мелькала легкая паника, как у большинства работающих родителей. – Мне казалось, что это место Финтана. – Все в порядке, – ответила Флора. И бросила взгляд на Колтона, который как будто задремал. – Финтану просто нужно… чуть-чуть передохнуть… – Да, понимаю, – кивнул Сайф. – А как?.. Сайф посмотрел на нее серьезно, как всегда: – Мне жаль, но я могу говорить об этом только… – Ох, да, конечно, знаю. Извините. – Она встала.