Как бы прочитав мои мысли, один из волков повернул голову и, яростно работая челюстями, покосился оценивающе, будто прикидывая количество мяса и требухи, которое можно из меня получить. Под этим взглядом я почувствовал себя крайне неуютно, инстинктивно шагнул назад, потянулся к рукояти меча. Хищник, проглотив комок мяса, оскалил зубы, утробно зарычал. Остальная тройка будто по команде прекратила пиршество, уставилась на меня. Вот теперь точно хана. Сейчас порвут. Нечего и думать уйти. Так глупо закончить! Выхватить меч и продать себя подороже? Как же… продам… Хорошо, если хоть одного поцарапать успею. Немощь ходячая! Недоразумение безголовое! Вот надо было взять с собой Тука, а не выдумывать небылиц! Первый волк напрягся, приседая перед прыжком. Сейчас сиганет, и… Но даже в этой ситуации у меня оставалось два выхода. Первый – погибнуть со стопроцентной гарантией от волчьих клыков. Второй – удрать, получив шанс на спасение. Да-да, удрать. Нечего и думать перегнать волков, но это не понадобится. В паре шагов от меня земля обрывается, и там, под высоким обрывом, журчат воды раздувшейся речушки. Вряд ли хищники станут меня преследовать: зачем тратить силы и время, если у них полно свежей конины. Я им сейчас не нужен – странно, что вообще агрессию проявляют. Умереть всегда успею. Надо драпать. Причем срочно. И надеяться, что удача хоть немного смилостивится – обрыв высок, а река неглубока. Но смерть от удара головой о валун все же лучше, чем от клыков. Не колеблясь, рванулся назад, одновременно разворачиваясь. Краем глаза увидел, что волки, дернувшись следом, тут же замерли – они не хотели лететь следом. Страшный миг падения. И еще более страшная картина приближения речного русла. Валун на валуне громоздится – один больше другого. А ямка, которую я облюбовал, такая крошечная. И неглубокая… Глава 5 Суровая теория и унылая практика Было это бесконечно далеко по времени и еще дальше по расстоянию. А если точнее – уже не знаю где. За бездной… Земля… родной дом… типичная жизнь обычного человека. Ну разве что чуть-чуть выбивающегося из среднестатистических показателей. Почему бесконечность? Я не знаю, сколько прошло с той поры, когда нормальная жизнь осталась в прошлом. Около полугода назад, если сложить земное время и местное. Но как знать – не исключено, что здешнее мгновение равно тамошнему веку или наоборот. Все ведь относительно. С расстоянием еще проще: даже умники, сумевшие меня сюда забросить, на такое никогда ни за что не ответят, потому что ответ невозможен. Новая жизнь началась в тот миг, когда в кабинете с высоким потолком мне сообщили неприятную новость: «Существовать вам, молодой человек, осталось не так много, как вы рассчитывали. А именно – два-три месяца. Потом мучительная смерть». По сути, почти так и вышло. Я уже не один раз умирал, а уж намучился-то как… Есть такая поговорка: «Ищет на свою задницу приключения». Про меня сказано, но слишком скромно. Складывается такое впечатление, что нижних частей спины у меня не меньше трех, и каждая прямо-таки переполнена талантами в области поиска неприятностей. Те, кто меня готовил к миссии, видимо, это подозревали и попытались научить подопытного неудачника беречь талантливую часть организма в любой ситуации. Хоть и наспех, но я нахватался немало полезной информации, а кое-что и практикой успел закрепить. Был там один дедушка… Словами не описать, но уверен – если заморозить его в жидком гелии, затем проехаться по ледышке асфальтовым катком, а потом выбросить то, что останется, в яму с голодными хищниками, он сделает лопату из собственных ногтей, прокопает подземный ход с электрическим освещением и выберется на поверхность живым, здоровым, в идеально отглаженном костюме из тигриных шкур. Это был настоящий гений. Куда там тем интернет-выживальщикам – этот динозавр вряд ли когда-нибудь прикасался к клавиатуре. Он просто начинал реагировать на проблему еще до ее возникновения, причем делал это без суеты, выбирая самый эффективный вариант, и в самые острые моменты оставался тоскливым старикашкой с потухшими глазами. Нам скучна обыденность, а ему скучно все. Его не удивить и не напугать. Он всегда готов. Ко всему. Ни одна уважающая себя неприятность не рискнет сталкиваться со столь расчетливым субъектом. А вот его ученика они почему-то обожали… Еще минуту назад у меня была лошадь, сухая одежда, запас продовольствия и оружия. А теперь лошадь грызут волки-переростки, одежда вымокла до последней нитки, продовольствия нет, а из оружия лишь два ножа и меч. Причем последним я и помахать как следует не смогу – силы не те. Хотя купание в ледяной воде взбодрило серьезно – придя в себя после неуклюжего падения в реку, я, подняв голову над поверхностью, шумно вдохнул и на миг почувствовал себя почти что прежним ловким Даном. Лишь на миг – потом опять немощь навалилась. Но все равно приятно – значит, в стрессовой ситуации можно рассчитывать на резервные возможности. Прежде всего надо осмотреть ноги – им больше всего досталось при ударе. Холодная вода штука коварная – может сгладить боль даже от серьезной раны. Хотя и плюс имеется: при понижении температуры сосуды сужаются и кровь вытекает медленнее. Штанина под коленом разорвана, в дырке просматривается добротная ссадина. Видимо, валун задел. Не так страшно. Ноги действуют, руки тоже, спина распрямляется. Будем считать, что серьезных травм нет. С медосмотром покончено – надо сматываться отсюда, покуда льдом не покрылся. Да и волки могут не полениться спуститься – кто знает, чего можно ожидать от этих черно-серых мутантов? Только выбравшись на камни, понял, насколько холодна вода. При падении она обожгла, но шок от удара заглушил первое впечатление. А сейчас даже в мокрой одежде чувствовал себя как в бане. Это, конечно, ложное ощущение – в нынешнем состоянии свалюсь от гипотермии через несколько минут. Фигушки – не на того напали! Вперед, к противоположному берегу. Проваливаясь по пояс, падая под напором течения, хватаясь за скользкие валуны. Двигайся, Дан! Шевелись! Быстрее! Последний рывок. Все – выбираюсь на мелководье с ровным дном, сложенным мелкими разноцветными камешками. Будь ситуация другой – не поленился бы остановиться, чтобы, как обычно, изучить каждый на предмет обнаружения полезных ископаемых. Но сейчас хоть золотыми самородками усыпь всю округу – нет мне до них дела. Берег. Река осталась за спиной. Пожелание Зеленого утопиться как можно быстрее не сбылось – хоть какой-то плюс. А замерзнуть пернатая скотина мне не пожелала? Не помню, но я к этому близок. Холод такой, что кости льдом покрываются, зубы стучат с шумом работающего перфоратора – небось эмаль вся растрескалась. Дальше. Здесь нельзя оставаться. Волки близко. Хоть они и заняты лошадью, не стоит дразнить хищников зрелищем обессиленного человека – с обрыва высокого берега они меня видят прекрасно. Вламываюсь в заросли зимних кустов. Кое-где остались болтаться засохшие листья, но все равно видимость прекрасная – понимаю, что по этим дебрям мне придется топать не одну сотню метров. Идти тяжело: мокрая одежда будто свинцом залита, в сапогах чавкает вода, трясущиеся колени подгибаются от слабости, тело колотит от холода. Мне бы сейчас в парилку, а не экстримом заниматься… Сбоку пронзительно заорал испуганный фазан, бросился удирать бегом, будто карликовый страус. Совершенно зря – я сейчас даже букашки обидеть не способен. Очередные кустарниковые дебри исцарапали лицо – на колючки нарвался. Выбравшись из зарослей, увидел впереди склон холма, чуть правее его обрезало узкое неглубокое ущелье. Хоть мозг почти отмерз, но остатков разума хватило, чтобы понять: там продолжается та самая трижды проклятая дорога, которая завела меня в эти неприятности. А еще там видны следы недавнего оползня, деревья на его краю стоят вкривь и вкось, некоторые склонились до земли. Среди них есть и сухие. Это шанс. Идти пришлось в быстром темпе. На грани бега. Медленнее нельзя – окоченею. Так тоже долго не протяну: загнусь от перегрузки. В моем состоянии даже в халате и легких тапочках такой темп развить трудно. Но я делаю это через «не могу»: с хрипом загнанной лошади; с полем зрения, свернувшимся в узкий туннель, направленный на цель; с отчаянием обреченного. Вот и облюбованное дерево. Высохло на корню, сбросило кору, белеет голым стволом и сучьями. Меч из ножен – и резкий удар. Да уж… резким я его назвал преждевременно. Раньше такую палку играючи перерубал, а сейчас… Начал расшатывать засевший клинок. Сук не выдержал издевательств, затрещал. Освобожденное оружие вырвалось из рук, покатилось по земле, а я плюхнулся на пятую точку, заработав упавшей деревяшкой по голени. Удар был сильный, но боли даже не почувствовал – окоченевшая кожа потеряла чувствительность. Непослушными пальцами вытащил из-за голенища нож, начал строгать ветку. Поначалу процесс продвигался относительно легко – внешний слой, размякший от нескончаемых дождей, поддавался будто пластилиновый. Но потом дело дошло до не затронутых влагой слоев, и вот тут моим замерзшим рукам пришлось несладко. Отвлекая голову от безнадежных мыслей, начал вспоминать дедушку-инструктора и его рассказы о миллионе способов разведения костров. Жаль, что этого старика сейчас рядом нет. Ему плевать, что весь мир вымок на три метра вглубь. Что нет сухой травы или бересты на растопку. Он из тех людей, которые на дне моря шашлык приготовят, – моих проблем даже не заметит. Быстрее, Дан, быстрее. Надо успеть добыть огонь, пока с неба опять не полило. Тогда все твои приготовления вмиг отсыреют, и это конец – сил на новую попытку не осталось. Как ни трудно было, но кучка чистой стружки разрослась до габаритов небольшой горки. Все, этого должно хватить. Теперь нужны дрова посерьезнее. Будь у меня силы, наколол бы мечом. Не топорик, конечно, но за неимением стюардессы любят пилота. Сил нет – придется импровизировать. С пояса снял второй нож. Боевой: толстое лезвие сужается к острию, образуя стальной клин. Хорошая штука, если надо проверить, нет ли чего-нибудь интересного под ребрами недруга. А вот хлеб резать таким неудобно. Приставил кончик ножа к изрезанной палке, заехал по рукоятке булыжником. Еще раз, и еще, забивая в древесину, раскалывая по волокнам. От камня отлетел осколок, до крови ужалил в щеку, но я не обратил на это внимания. Успокоился, лишь заготовив кучку колотых сухих палочек. От них разгорится сырятина, которой под деревом полно, – даже такой доходяга, как я, легко насобирает. А теперь самый сложный пункт программы… Спичек у меня не было – в этом мире они неизвестны. Это и к лучшему – промокнув, они приходят в негодность в отличие от огнива. Огниво… Еще до того как взялся за дрова, отцепил с пояса кожаный мешочек с приспособлениями для разжигания огня, разложил на сухом камне. Вода в него толком попасть не успела, но и пробравшихся единичных капель хватило, чтобы вызвать у меня нехорошие предчувствия. Пора проверить, повезет ли мне хотя бы в этом. Полоска железа с насечками: кресало – грубое подобие напильника. И увесистый камень – подозреваю, что это пирит. Клочки обугленных тряпок, комок высушенного мха, непонятный пористый кусочек черной массы, очень легкий – все это барахло называется «трут». В теории попадание искры на него приводит к немедленному возгоранию. На практике… Напильник-кресало в левую руку. Пальцем прижать к железу «колбаску» из завернутого в обгоревшую тряпицу мха. Пирит в правую ладонь, прицелиться, ударить. И огласить округу выражениями, свойственными специфическому слою пласта русского языка. Даже замороженным конечностям больно, если по ним стучат камнем. Вторая попытка. Блин! Дан! Ты же ловкий парень! Попадай по кресалу, а не по себе! Есть! Но без толку – не занялось. Еще раз. Еще. Вот теперь пошло. Раздуть трут, бросить в кучку стружки, прикрыть ладонями от ветра. Огню мое угощение понравилось – занялся лихо. Трут вытаскивать и тушить не стал – у меня еще остался, а сейчас не до экономии. Теперь колотые палочки, и побыстрее – стружка сгорит в одну минуту. Когда под деревом с ревом задымила солидная куча сырых веток, я на остатках сил подтащил тройку трухлявых бревнышек, установил так, чтобы прогорала середина. Таким несложным способом из трех сделаю шесть, а потом выберу парочку посуше, использую как основу для примитивной лежанки. Не на мокрой же земле валяться! Скинул тяжелую одежду, присел, протянул руки к теплу. Прикрыл глаза. Чувствовал я себя так, будто волоком перетащил авианосец из Балтийского моря в Каспийское. Не знаю, для чего мне понадобилось заниматься такой ерундой, но уверен, что сделал это в одиночку и без остановок. А теперь надо отдохнуть. Отдых… блаженный отдых… Стоп! Дурак! Не расслабляться! Так и уснешь сидя, а потом, инстинктивно придвигаясь к теплу, завалишься в костер. Надо потерпеть еще немного. С неба опять сыпануло крупой – погода решила, что можно продолжить издевательства. Поднялся со скрипом в коленях и хрустом в обдуваемой ветром спине – разрушающееся тело вело себя как чугунный корпус несмазанного робота. Перетащил к костру все крупные палки, которые оказались мне под силу. Толку от них будет больше, чем от мелочи: в таком состоянии я не смогу следить за огнем непрерывно. Тройку увесистых веток поставил на манер каркаса вигвама, скрепил поверху размочаленным гибким прутиком. Набросил плащ, ниже развесил остальное тряпье. Не сказать чтобы получилось уютное жилище, но крупа будет меньше на макушку сыпать. Да и жар от костра кожа и шерстяная ткань отражают на озябшее тело, заодно подсыхая. В мокрую землю вбил пару сучков, вверх тормашками повесил на них сапоги. Воды в них столько, что их у камина за день не высушишь, но хоть что-то. Длиннополая рубаха осталась на мне – как ни странно, но при такой погоде предпочел сидеть в сыром тряпье, чем совсем голым. Вскоре жар от костра стал нестерпимым – хоть крупа и снег продолжали сыпаться, помешать накоплению раскаленных углей они не могли. Устроив под плащом-навесом несколько огрызков пережженных бревнышек, навалил на них веток с сухими листьями, разлегся почти как король. Левый бок дымится от стремительно высыхающей одежды, правый покрывается «гусиной кожей». Приходится вертеться. Я был уверен, что не смогу уснуть, – и минуты спокойно не пролежишь в такой обстановке. Но когда в очередной раз продвинул в пылающее нутро костра прогоревшие дровишки и стал подумывать, что надо бы подложить под руку порцию свежей сырятины, начал подремывать. Клюнув носом первый раз, удивился. Решил, что время еще не позднее, чтобы отрубаться, и надо еще много чего сделать. Силы, конечно, в минусе, однако если поискать, должно хоть немного найтись. Нечего валяться: замерзнуть можно, да и волки где-то неподалеку бродят. Не готов я к серьезной ночевке. Но все эти мысли бесследно растворились в бездне отупевшего от усталости мозга. Холод, боль, нытье в натруженных суставах, неудобное ложе – ничто не помешало. Я, без пяти минут граф Мальрока, привыкший спать на единственной замковой перине, неподалеку от никогда не гаснущего камина, вырубился на куче сырых сучковатых веток перед дымным костром, трещавшим сырыми дровами. Сверху доставал мокрый снег, сбоку поддувал холодный ветер. Но честное слово – с самого лета не спал так комфортно. Странно, но я ни о чем не жалел. Как бы мне ни было хреново, подспудно подогревала непонятно откуда взявшаяся уверенность: все, что делаю, – правильно. Ну или почти правильно. Хотя бы на месте не сижу – пытаюсь барахтаться. Однако до утра эта уверенность не дожила… * * * Проснувшись, я едва не застонал: холод сковал левый бок, а все остальное оккупировала ноющая боль, доходящая до острой в местах, куда впились неровности неказистого ложа. Мрак кромешный – костер прогорел, кольцо тлеющих веток, уцелевших по краям, освещает лишь присыпанный пеплом пятачок выжженной земли, отделенный черным кольцом прогретой почвы от тонкого белого покрывала выпавшего снега. Ветра нет, с неба тоже ничто не сыплется, но назвать обстановку безмолвной нельзя – где-то за сырой стенкой моего шалаша раздаются странные утробные звуки и шум сминаемой сухой растительности. Там кто-то бродит. И, судя по всему, не в одиночку. Я давно уже не верю в хорошее и сразу заподозрил – это не Дед Мороз со Снегурочкой и не стая зайчиков. Черно-серые приятели доели лошадку и решили навестить ее хозяина. Вряд ли они раскаялись и захотели принести мне свои извинения. Похоже, тварям не хватило конины и они не прочь закрыть продовольственный вопрос человечиной. Я, разумеется, как раз против, но что могу поделать? Пик вечерней активности остался в прошлом – деградировал еще круче. Убить несколько волков? Не смешите. Но и сдаваться рано. Что мы имеем? Имеем мы, по всей видимости, все тех же четырех тварей, очень похожих на крупных волков. Не верится, что рядом могут действовать две стаи. Раз так, то звери не голодны – они только что умяли лошадь. Но и назвать их стопроцентно сытыми язык не поворачивается: ведь сюда они пришли не просто так. Что из этого следует? Отсюда следует, что животы у волков набиты, и звери вряд ли будут столь же агрессивны, как днем. Но и смотреть на меня влюбленными глазами не станут. Надо действовать, если не хочу оказаться там же, где моя лошадка. Почему-то одна мысль о том, что меня могут сожрать хищники, вызвала приступ паники. Нет, я не люблю смерти во всех ее проявлениях, но ТАКОЙ почему-то боюсь гораздо сильнее, чем гибели, допустим, от попадания проглоченной сосиски в бронхи или приземления головой о бетонный козырек подъезда. Я почему-то совершенно точно знаю, что ТАК мне помирать нежелательно. Удивительно, как много бреда выплывает в стрессовых ситуациях. Но одна польза есть – истощенный организм напрягся и выдал порцию адреналина. Лучший допинг, по счастью не запрещенный олимпийским комитетом, – даже мертвого способен поднять, что частенько используют реаниматоры, делая укол в сердце.