— Никогда такого не видел. — Война большая, и не такое увидим. — Формально ты нахамил, но, по сути, прав. Половину полка я потерял. Какие ребята в первые же дни сгорели. — Его лицо исказила гримаса боли и страдания. — Спать не могу. Хлеб в горло не лезет. — Понимаю. — Сегодня мы атаковали, будто крылья выросли. Наконец-то дали немцам по зубам. А тут твои подвернулись. — Всякое бывает. Главное теперь гансы нашей земли вволю нажрутся. Товарищ майор, прикажите отпустить моих ребят. Они тоже на взводе, могут бед натворить. — Теперь верю, что могут, — процедил он сквозь зубы, — давай связь. Я махнул рукой Курянину, тот подбежал с рацией за спиной и протянул телефонную трубку. — Пилипенко ответь. Командир вызывает Пилипенко. — Слушает Пилипенко, — прохрипела рация, — что там у вас. А то мы тут этих психов слегка повязали. — Отпустите немедленно! Передайте трубку старшему. — Лейтенант Осипов? Майор Иванюк на связи. Немедленно прекратите конфликт. Это нормальные и честные бойцы. Извинитесь перед каждым и возвращайтесь в полк. Майор отдал трубку связисту и с неподдельным интересом оглядел нашу экипировку и оружие. — Скажи, старшина, чем вы столько железа и немцев наколотили? Неужто, одним танком и двумя зенитками? — Да, ими. И ещё батареей трёхдюймовок в шесть стволов на высотке, теми двумя сорокапятками, парой ДШК за ручьём, да тремя взводами с парой миномётов. — Ой, что-то не верится, — буркнул он и сдавленно фыркнул, — этот танк что ли? — Он самый. Специальная конструкция. — Что значит, специальная? — Подойдите, гляньте на броню. — Броня, как броня, а, впрочем…, — он всмотрелся и повернулся ко мне, — на лбу странные пятна и сплошные царапины на краске до металла. — Это следы попадания бронебойных болванок и подкалиберных снарядов. — Не может быть!! — он забрался на танк и принялся щупать, гладить и чуть ли не носом водить по броне. — Не увидел бы сам, ни за что бы не поверил! Поразительно! Вот это броня! Он спрыгнул, походил вокруг танка, как кот вокруг сметаны, повздыхал и вернулся ко мне: — И что много у вас такой техники? — Вся что есть здесь и имеет особое бронирование. — Удивительно! Вернусь к своим, ведь не поверят. — И не надо. Дело важнее, товарищ майор. У меня приказ командарма о блокировании брестского направления и о взаимодействии с вашей дивизией. Я полагаю к вечеру нужно встретиться и договориться о совместных действиях. — Всё ясно. Чёрт, как неудобно получилось. Прости, старшина, погорячился я. Забудь. Давай руку. Мир? — Конечно, товарищ майор. Я тоже погорячился. Меня зовут Василий Захарович. — Пётр Иванович. Встретимся в Коссово в здании горсовета, там временно разместился штаб дивизии. Я доложу комдиву. Бывай здоров, комроты. Не поминай лихом. Он добежал до танка, привычно забрался в люк и оттуда отдал всем честь. Танки разом развернулись и, виляя между битой техникой, поползли обратно. С возвращением второго взвода собралась почти вся рота, но настроение у всех было не победное. Бойцы смертельно устали. Бессонная ночь, два тяжёлых боя и урчащие от голода животы не добавляли бодрости. Но главное все воочию увидели первые потери и поняли, что убить их всё-таки можно, пусть и прямым попаданием бомбы. В общем самоуверенности и беспечности у бойцов заметно поубавилось. Небольшое оживление вызвало появление группы Пилипенко, показавшейся на лесной дороге. Обратно лошади шли бодрее и быстрее, поскольку телеги опустели, а бойцы, чтобы не утомлять скотину шагали рядом. Я пожал всем руки и приобнял Пилипенко: — Спасибо Кузьма Петрович, выручил нас, а то мы тут уж зашиваться стали. — Да-а, — он кинул вокруг цепкий взгляд, — крепко вам досталось. А мы то чуток опрохвостились. И ведь не виноваты, а неудобно вышло. На подходе низинка там поганенькая попалась, а телеги тяжёлые, увязли. Но вроде успели. Сколько коробок пожгли, точно не считали, где-то около десятка. Все снаряды до одного вышли. Теперь дубинами драться будем. — Что там за история случилась с соседями? — Неприятно, конечно, — он подобрался и стиснул зубы, — Только отстрелялись, здасте пожалуйста. Явились. Мало того, что наших немцев в плен взяли, так сразу принялись права качать. Вы, говорят, кто такие и что тут делаете? Вроде, как они воевали, а мы к их победе примазались. Воюем, отвечаю, вон сколько навоевали. А они в крик, мол, это наши подбили, а вы бездельники и самозванцы. Особист там сильно распрягался, грозился всех под трибунал отдать за присвоение чужих заслуг. Ну, и взыграла обида. Возникли незнамо откуда и права качают. Ребят еле сдержал, не то б крышка им накрылась. Когда майор с вами полаялся и укатил на танках, особист и вовсе распоясался, пистолетик достал, да солдатиков стал науськивать. Наши снапе… снип…, тьфу язык сломаешь, короче, стрелки ворошиловские, пару раз пульнули им издаля под ноги. Те струхнули, а ребята Сажина их малёк прижали. Не сильно. А тут и вы команду дали. Короче, миром разошлись. — Добро. Разобрались и ладно. Отдыхайте, приводите оружие в порядок. Время пока есть. Надеюсь, налёт не повторится. И опять я сглазил. Пикировщики выплыли из-за леса, но теперь уже двумя тройками. Все бросились в укрытия. Зенитчики в отчаянии сжимали в руках последние обоймы, не лучше обстояли дела и у расчётов ДШК. Однако юнкерсы пролетели мимо и потянулись в сторону Коссово. Проследив взглядом этот штаффель, я увидел тройку «чаек» с красными звёздами. Они налетели сбоку и начали вертеться вокруг юнкерсов, один из которых, задымив, со снижением отвернул на запад. Отсюда было плохо видно, но, похоже, лаптёжники начали метать икру, не добравшись до места. Вдали за холмами поднялись дымы беспорядочных взрывов. Бомбардировщики выстроились в оборонительный круг, но юркие самолётики всё равно мелькали снизу и сверху. Вот ещё один немец пустил дым, потом вспыхнул и врезался в землю в пригороде. Чуть погодя вместе упали бомбер и «чайка». Издалека почти не видно, но, похоже, был таран. Огрызаясь, лаптёжники потянулись на запад и исчезли за кромкой леса. Фу-у, вроде всё на сегодня! Не-е, даже стальная рота может сломаться при таких нагрузках. В пересохшем рту появился противный привкус горечи. Я открыл фляжку, тёплая вода потекла по горлу и обрушилась в желудок. Нестерпимо захотелось жрать. Батарейские грузовики притащили целые и подбитые пушки. Оба безнадёжно искалеченные орудия пришлось бросить, предварительно сняв затворы и прицелы. Все шесть ЗИСов с повреждёнными пушками, ранеными и убитыми сразу отправились в Ружаны в дивизию, чтобы сегодня же вернуться со снарядами и пополнением. Постепенно люди приходили в себя. Взводные принесли итоговые доклады. "Мелочь" я не считал, а что касается танков, то ещё 39 железных ганса останутся ржаветь на земле Белоруссии. По всему выходило, что с момента моего появления в этом времени за неделю наша рота уничтожила 119 панцеров разных типов! Цифра буквально не укладывалась в голове! Наверно раз десять пересчитывал. Всё верно. В прошлой истории такого прецедента точно не было! И хотя все события, ход и итоги боёв подробно и детально отражены в журнале боевых действий, сами по себе три наши победы настолько выделялись на фоне бесчисленных поражений, окружений и отступлений, что пока лучше о них помалкивать. А по большому счёту я был счастлив. Моя мечта о разгроме танковой группы Гудериана постепенно начала сбываться. Если вместе с нашим корпусом и дивизиями 10 армии мы остановим «быстроногого Гейнца», то ход войны может кардинально измениться. А, по сути, он уже изменился. Однако и рота впервые понесла потери: один убит, двое контужены. У Строгова погибли двенадцать человек, одиннадцать раненых, трое тяжёлых. В батарее на две пушки в строю осталось пятнадцать человек и с гулькин нос снарядов. Между тем оборотистый и неугомонный Сашка уже организовал трофейную команду и начал волочь с поля боя всякую нужную всячину. Вдали на обочине шоссе обнаружили брошенный грузовик с полным кузовом разных мин. Трофейщики прошли мимо, но наши сапёры-апостолы вцепились в него мёртвой хваткой. Помимо всего прочего наш автопарк разросся до неприличных размеров, и теперь к восьми «бронированным» Опелям-Блитц присоединились три почти новых четырёхтонных Мерседеса и тот самый набитый минами Магирус. Приказав Сашке не увлекаться, я направился в деревню Альба, чтобы приглядеть дома для размещения роты на ночь. Однако до деревни я не добрался. Протопав по дороге сотню метров, сразу за поворотом шоссе по ту сторону моста, я увидел стоящие у обочины гружёные с верхом машины. Вдоль двух ЗИСов и двух полуторок нервно прохаживался незнакомый лейтенант. Я подошёл, козырнул и представился. — Командир роты спецназа старшина Батов. — Лейтенант Черемисов, — ответил он бесцветным голосом, — товарищ старшина, целый день за вами гоняюсь. У меня приказ генерал-майора Петрова срочно передать вам груз. Я в Ружаны, вас там нет. Хорошо в штабе подсказали. Распишитесь в накладной. — Что там? — Боеприпасы. Приказано разгрузиться и сразу же назад, — он сложил подписанные бумаги в планшет и с недовольным видом забрался в кабину. Я ухмыльнулся. Лейтенант откровенно трусил вляпаться в переделку, и опасался, что его посадят в окоп и, не дай бог, прикажут стрелять. Пока я общался с сопровождающим откуда ни возьмись возник Сашка и тут же развил бурную деятельность. Вот же вездесущая бестия. В грузовиках, действительно, были обещанные боеприпасы: танковые выстрелы, снаряды к сорокапяткам и зениткам, мины к миномётам, патроны к ДШК и винтовкам и несколько коробок с консервами и сухарями. Вот теперь будем жить и неплохо! По требованию торопыги-лейтенанта ящики, лотки и коробки разгрузили прямо на дорогу, и опустевшие машины сразу же укатили. Часа полтора мы развозили и распределяли боеприпасы. Измождённые бойцы бодрились и даже пытались шутить, но я-то видел, что они работают на последних каплях энтузиазма. Понимая, что нельзя переступать предел человеческих сил, я решил дать ребятам возможность отдохнуть, спокойно перекусить и даже выпить соточку чего-нибудь горячительного, но строго-настрого предупредил, что недоперепивших аявриков накажу и прогоню к чёртовой матери. Оставив пулемётные посты за мостом и на дальней околице, я назначил дежурного и отвёл роту в деревню. Там же на невысоком холме мы похоронили нашего павшего бойца Лыкова Ивана Петровича. С размещением бойцов проблем не возникло. В деревне половина хат пустовала, а в других жители с радостью приняли воинов на постой. В доме приветливой старушки, бабушки Пелагеи мы с Балей, Ивановым и Сашкой с удовольствием похлебали горячего борща, пожевали каши с тушёнкой и махнули по стописят трофейного коньяку. Баля отказался, как непьющий. После застолья потянуло в сон, но спать не пришлось. В хату забежал боец. — Товарищ командир, вас там требуют. — Кто? — Лейтенант, который под Слонимом немецкие гаубицы прикончил. — Батура? — Не знаю, я с ним не знакомился, — и он вышел их хаты. Млять! Совсем оборзели, вошёл, вышел, разрешения не спросил, разрешения не дождался. Надо их погонять, а то махновщину развели тут. Анархисты, машу вать! За околицей у нашего поста стояли батарейские ЗИСы, уехавшие после боя с подбитыми орудиями, ранеными и убитыми. Теперь они вернулись с четырьмя пушками на прицепе, снарядами и бойцами в кузове. А рядом с машинами, действительно стоял и улыбался Батура. — Здравствуйте, Василий Захарович. Вот я и добился своего, — он бросил вызывающий взгляд из-под белёсых бровей, — принимайте пополнение. — Здравствуйте, Евгений Михалыч, прямо скажу, не ожидал и очень рад. Какими судьбами? — В штабе все бегают, как угорелые, после ночного боя. Толком не знают кто вы, и что вы. За голову хватаются от количества битой техники. Часов в десять шифровка пришла из штаба армии с приказом оказывать вам всевозможную помощь. Какую помощь? Как оказывать? Никто понятия не имел. А тут Валькины машины с ранеными и убитыми пришли. Ну, водители всё и рассказали. Батарею 76-мм УСВешек вам переподчинили. Меня комбатом назначили. Принимайте. Вечером обещали ещё снарядов подбросить. — Вовремя вы. Нас сегодня чуть в блин не раскатали. Если бы не Валентин, уж и не знаю, как всё бы повернулось. Кстати, вот и он. По дороге со стороны деревни почти бежал Строгов. Лейтенанты пожали руки и обнялись. Пока я осмотрел пушки, они оживлённо обменивались новостями. — Евгений, — я прямо дал понять, что он стал своим, — построй бойцов. Хочу познакомиться. — Батарея! К машинам! — Здравствуйте товарищи. — Здра жла трищ шна. — Я, старшина Батов Василий Захарович командир отдельной роты специального назначения. Сокращённо ОРСН. Вы приданы нам для усиления, значит, теперь вы тоже бойцы этой роты. Опережая ваш вопрос, скажу, что днём и ночью, на позициях и во вражеском тылу мы уничтожаем превосходящие силы противника. Вы скажете, все воюют. Да все. Но мы никогда не считаем врагов. Наш девиз: враг должен лежать в земле. Сейчас располагайтесь в деревне, познакомьтесь с бойцами, пообщайтесь. Возможно, найдёте знакомых или друзей. Завтра с рассветом выступаем в сторону Брестского шоссе. Раздав указания, около шести вечера я засобирался в Коссово в штаб дивизии. Ванька Иванов перекинул через борт полуторки пулемёт, два короба с лентами и сам забрался в кузов. Я сел за руль, а Баля, заведя аппарат с ручки, уселся рядом. Когда мы тронулись, я сразу горько пожалел, что выбрал полуторку, посчитав её более компактной и лёгкой, чем трофейные «немцы». Но, как выяснилось, она оказалась особым видом самобеглой коляски, и являлась механизированным гибридом необъезженного жеребца, деревенской телеги и керосинового примуса. Короче, я сел за руль и поскакал. Благо ехать до города было всего около девяти вёрст. Но и того лично мне хватило, чтобы по приезду пощупать все ли зубы на месте. Про Ваньку в кузове я уже молчу. Обратно поеду шёпотом, иначе роте придётся искать нового командира. Штаб только вчера въехал в этот старинный особняк, внутри царил активный беспорядок и обитатели ещё не перераспределились по его объёму. Добиться толка от пробегающих мимо оказалось делом безнадёжным. Наконец, на фамилию Иванюк отреагировал проходящий мимо майор, а, когда я назвал цель прибытия, он указал на ведущую на второй этаж лестницу с вытертыми за полтора века мраморными ступенями. Наверху разместился собственно штаб и сам комдив. В «предбанник» перед его кабинетом входило и выходило немало командиров с разными петлицами и нашивками, аж рука устала их приветствовать. Но, слава богу, никто надолго не задерживался. Заправляющий здесь лейтенант, выслушав меня, нырнул за обитую дерматином дверь, через минуту выглянул и кивнул: