– Думаешь, он просто придирается? – словно в ответ на мои мысли Герман хлопнул рукой по станку. – Покажи. Неуверенным шагом подошла к зеркалу, берясь за палку. Приподнялась на пальцы на опорной ноге, плавно подняв и отведя рабочую ногу в сторону, затем назад, затем подняла, задержав на несколько секунд. – Неплохой релеве лян, – от легкой хрипотцы в его голосе по телу пробежали мурашки. Он медленным шагом направился в мою сторону, словно бы давая возможность сбежать. Под его немигающим взглядом сердце стало колотиться в два раза быстрее. – Неплохой? По-моему, я все сделала хорошо, – я сама не понимала, почему меня вдруг задела его пренебрежительная оценка. Мужчина приблизился почти вплотную. – Когда совершается подъем ноги в сторону, – он положил руки мне на талию, – корпус должен оставаться в том же положении. Давай еще раз. К тактильным контактам на репетициях привыкаешь быстро. Мастеру вечно приходится что-то подправлять в стойке, позициях, постоянные тренировки поддержек, но здесь… сейчас... Чужие ладони буквально прижигали кожу. Вроде бы ничего такого. Но легкое касание казалось чем-то запретным, интимным. – Еще раз, – повторил он негромко. Попытавшись абстрагироваться от внезапно проснувшейся чувствительности, я снова начала подъем. Пыталась ли я сейчас ему что-то доказать? Или мне действительно было приятно внимание этого мужчины? – Под ягодичной мышцей есть шесть небольших мышц, которые и разворачивают ногу, – тем временем, начал рассказывать он. Нужно использовать именно их, чтобы не перегружать переднюю сторону бедра. Все это я и так знала. И считала, что выполняю все отлично. Но неужели балетмейстер действительно жаловался на меня? – Нужно представить, словно между ягодиц монетка, – услышала я его тихий смешок, – и попытаться удержать ее. Часть усилия передается на сустав, и бедра… раскрываются. Последнее слово в его устах звучало отвратительно порочно, словно бы речь сейчас шла совсем не о технике выполнения батмана. – Я не чувствую напряжения, – он невесомо обвел рукой мою попу кончиками пальцев. Внутри что-то сдвинулось. Я резко развернулась и что было силы залепила ему пощечину. – Я не одна из тех девиц, что готовы запрыгнуть к вам в койку ради денег. – Конечно не одна из них. Мои делают батман по-настоящему идеально, – язвительно ответил Герман, словно не заметив удара. Лишь чуть покрасневшая щека свидетельствовала о том, что я действительно это сделала. – Тренируйся лучше. Тогда, может быть, дорастешь. До главных партий. Нагицкий отступил, старомодно поклонился и наконец ушел. И вот в зеркальных стенах уже отражаюсь только я одна. Тренировалась в тот день я остервенело и отчаянно, словно от точности движений зависела моя жизнь. Только не смотря на это собственнй сисон увэрт казался катастрофически неправильным. Опорная нога дрожала, то и дело соскальзывая с точки, руки ходили ходуном. А придя домой, проплакала весь вечер. Все потому, что хоть Нагицкий и пугал меня, хоть и был непроходимой сволочью и бабником, он мне действительно нравился. Нравились его слегка вьющиеся волосы, тонкие черты лица. Нравился ореол таинственности, что его окружал, нравилось повышенное внимание к нему окружающих. Но я не хотела быть девочкой ни на вечер, ни на неделю. И я мечтала всего добиться своим талантом. А на следующий день наш меценат был в компании очередной любительницы красивой жизни, еще через пару дней – новой. Девицы начали меняться чаще, а балетмейстер становился на репетициях все злее и злее. Все потому, что Нагицкий почти перестал их пропускать, а в его присутствии танцоры выступали из рук вон плохо. Я же уже начала думать, что на моей карьере поставлен крест, как вдруг меня наконец стали выделять, затем была основная балетная партия в постановке Аиды. Я даже уверяла подруг из кордебалета, что вот же, смотрите! Я отказала Нагицкому, а партию получила. Вот только через неделю после премьеры Аиды он снова ко мне подошел… Я ведь знала, что добром это все не кончится, зачем только согласилась пойти с ним на ужин?! Или, может быть, теперь, когда я уже хоть что-то представляла в собственных глазах, встретиться с ним было не так зазорно? Ведь никто уже не сказал бы, что роль я получила не за талант? Теперь я уже плохо понимала собственные мотивы, заставившие меня сказать «да». Одно я знала точно, это было ошибкой. От таких бабников, как он – следует держаться подальше, если не хочешь, чтобы потом было больно. И сейчас, сидя за столом перед тарелкой приготовленного мне Нагицким супа, больше всего я жалела, что нельзя повернуть время вспять. Глава 3 – Я понимаю, что ты сейчас растеряна и сбита с толку, – я вздрогнула, услышав его голос. Так погрузилась в собственные мысли, что не заметила, как он вернулся. – Ты молода и не планировала так скоро становиться матерью. Но раз уж все так получилось, подумай, какую пользу ты сможешь из этого извлечь. – Я не собираюсь торговать этим. – отрезала я. Сама мысль о том, что я рожу и отдам детей кому-нибудь, пусть даже кровному отцу, была дикой. Да и зачем ему они? Герман Нагицкий – один из богатейших людей города, известный меценат. Если бы ему так нужны были дети, он бы легко мог нанять себе целую армию суррогатных матерей и получить не одного малыша, а сразу целый детский сад. – Нет, нет. Конечно, нет, – покладисто кивнул мужчина. – Просто не торопись, взвесь все «за» и «против» и прими правильное решение. По его тону сразу становилось ясно, что правильное решение здесь может быть только одно. То, что выгодно ему. – Хорошо. Я подумаю, – уклончиво ответила я. – Вот и замечательно, – просиял Герман. – В таком случае, встретимся в театре… хотя… Как ты добираешься до работы? – Пешком, тут всего полчаса пути, если дворами. – Я пришлю машину. – Я хожу пешком, – с нажимом повторила я. Все это очень живо напомнило еще одну причину, почему я не захотела продолжать отношения с этим человеком. Он ведь просто не понимал слово «нет»! – Замечательно, – приторно улыбнулся он. – В любом случае, до завтра. А в прочем завтра пятница, у меня были другие планы. Дам тебе время еще раз все обдумать. Так что поговорим в понедельник. Ты ведь в курсе, что балетный фестиваль, проводимый у нас, уже скоро? Для тех, кто хорошо себя там покажет, будут открыты все двери. В этом году выходим на мировой уровень. Еще бы я не была в курсе. Последние дни на репетициях балетмейстер гонял всех в хвост и в гриву, чтобы не ударить лицом перед «дорогими гостями» и критиками. В прошлом году именно после этого фестиваля одна из наших прим получила приглашение на работу в Москву. Нагицкий вышел из квартиры. И лишь когда за ним захлопнулась дверь, я поняла, что так и не спросила, как он вообще вошел, как сумел открыть замок. И как, черт возьми, он вообще узнал о моей беременности? Вздохнув, поднялась с места. Войти Герман мог, только если я сама дверь за собой не закрыла. Это было бы вполне логично. В том состоянии, в котором я вернулась сегодня домой, можно собственное имя забыть, не только замок защелкнуть. Вот только стоило дернуть ручку, как я удивленно ахнула. Она не поддавалась. На всякий случай, проверила все замки еще раз. Ерунда какая-то. Ведь не может же у Нагицкого действительно быть ключей от моей квартиры? Или может? По спине пробежал неприятный липкий холодок. Пораженная этой мыслью, я тяжело опустилась на тумбочку в прихожей. Внутри боролись два противоположных порыва. Один из них – это собрать сейчас же вещи и рвануть куда-нибудь, где никто не найдет. Например, за Урал, к дальним родственникам по отцу. Купить сразу несколько билетов, в разных направлениях, чтобы даже со своими связями Нагицкий не смог сразу понять, куда я отправилась… Я просидела так, должно быть, с полчаса, если не больше, обдумывая безумный план своего побега, как вдруг в дверь снова позвонили. Заглянув в глазок, сразу испытала облегчение и полезла открывать. – Светка! Ты чего так долго? – вид у подруги был слегка потрепанный. Волосы выбивались из привычного высокого хвоста, тушь слегка потекла, делая стрелки на глазах неровными. – Так, я сразу в туалет! – выпалила она, юркнув мимо меня. – Ты прикинь, только ты мне позвонила, как у меня унитаз прорвало, я соседей чуть не затопила. Хлопнула дверь ванной комнаты. – Пришлось срочно сантехника вызывать, он мне все перекрыл, но чинить, сказал, только завтра с утра будет. Вот гад, да? – она повысила голос, чтобы ее было слышно. – Так что я у тебя ночую. Ты не против? Все равно завтра репетиция с обеда, утром же оперные репетируют. Я тем временем, вернулась на кухню. На столе стояла так и не тронутая тарелка супа с ложкой. – О, это ты мне? – зайдя вслед за мной, Светка бесцеремонно уселась за стол и принялась за еду. – Умираю с голоду. Хотя я столько набрала за последний месяц, что Владимир Витальевич сказал мне… Что? Я не сразу поняла, о чем речь. – Ты смотришь на меня так, словно я у тебя на глазах расстреляла кого-то. Что случилось? Мне пришлось сделать глубокий вдох и выдох, чтобы голос был спокойным, а смысл слов гораздо более мягким, чем все то, что крутилось на языке. – Свет. Скажи честно. Это ты Нагицкому сказала, что я забеременела?