Татьяна взяла меня на контроль. Я должен был высылать ей результаты замеров температуры утром и вечером, описывать свое состояние. На основании моего самочувствия она рекомендовала мне рацион питания. Не знаю, может быть, она играла в заботливую няню, может быть, ей нравилось эта роль, но я чувствовал себя защищенным. Как будто у меня в жизни наконец-то появился ангел-хранитель, который через Татьяну оберегал меня. Я окреп и снова пошел на работу. Моего отсутствия почти никто не заметил. Первое время я привыкал к нагрузкам, быстро уставал, и чуть было не решился искать другую работу. Взял себе один выходной на раздумья. Думал-думал, и решил остаться. Другой такой работы, где до тебя нет дела, не найти. Я всегда получал деньги на руки сразу после разгрузки, в отличие от других мест, где можно было лишиться денег, заработанных за месяц. Еще одним важным аргументом стало то, что я наконец-то оседлал свой велосипед. Дороги в округе просохли. Рано утром, или вечером после работы, я накатывал по десятку километров. В воскресенье я мог быстро сгонять в город за продуктами. Это было очень удобно. Константин иногда злился на меня, если не успевал за мной. Его лай позади меня означал, что он устал и просить сбавить скорость. Я задумался насчет седла для собаки. Во время переписки с Татьяной тему встречи снова не затрагивали. Мне очень хотелось ее видеть, и не просто видеть, а прямо таки ощущать всем телом. Весна на дворе вызывала бурление гормонов. В голову все настойчивее стали проникать мысли, что можно и самому отправиться в город, где живет девушка. Снять на неделю квартиру и устроить там встречу. Мужик я, в конце концов, или нет? Чем больше я об этом думал, тем приятнее мне было от этой мысли. Перед сном я представлял, как встречаю Татьяну с работы, как мы прохаживаемся по паркам и аллеям ее города, а потом…. Надо было ограничить себя в тратах средств, чтобы скопить хорошую сумму, и подумать, как оставить Константина одного на целую неделю. Татьяне я решил не сообщать о своем решении. Устрою ей сюрприз. Думаю, что месяц на лапше быстрого приготовления и чае без молока и всяких сдобнушек, мне не повредит. С того дня, как я окончательно принял это решение, моя заначка стала потихоньку расти. Ни намеком, ни каким другим образом я не давал Татьяне повода подумать, что собираюсь приехать. Промежду прочим я вызнал место и график ее работы. Заявляться домой к ней я стеснялся, и еще больше боялся ее отца. За два дня до той даты, которую я наметил для поездки к Татьяне, случилось удивительное. Она пропала из сети. Я отправил девушке несколько сообщений, но они были не просмотрены. Она мне ничего не писала про отпуск или внезапный отгул. Не исключено, что она тоже могла задумать сюрприз, похожий на мой, но два дня хватит, чтобы прийти ко мне пешком, а ее не было. Я заколебался. Не хотелось скататься впустую. Немного поразмыслив, я все же решился на поездку. Не увижу Татьяну, хоть другой город повидаю. Перед днем отъезда, под утро, я снес все ценное из дома в потайное место в овраг. Насыпал Константину большую чашку корма и напутствовал его вести себя в мое отсутствие скромнее, потому что лечить его будет некому. Дорога до другого города заняла на такси шесть часов. Половину пути я проспал, но по мере приближения я стал чувствовать волнение. Мысли роями летали в голове. То мне хотелось быстрее доехать, то вернуться домой, к спокойствию и определенности. Склонность к аферам не моя черта характера. Я привык к тому, чтобы все было ясно и прозрачно, как белый день. Но так сюрприза не получится. В город мы заехали за два часа до окончания рабочей смены у Татьяны. Она работала помощником юриста в конторе, занимающейся строительством. Какую-то долю в ней имел ее отец, который и устроил Татьяну под свой присмотр. Возле трехэтажного офисного здания стояло много дорогих машин. Я себя чувствовал среди них бедным Робинзоном на плоту из пальмовых бревен. Неловкость я переборол мыслями, что я не свататься приехал к Татьяне, а всего лишь незабываемо провести время, или как получится. Ровно в шесть вечера, как по команде, из здания потянулся поток работников: менеджеры, управляющие и прочий «планктон». Они рассаживались по машинам и разъезжались в разные стороны. Татьяны все не было. Хотелось верить, что она заработалась. Как ее найти в городе, если ее не было на работе, я не знал. Домашнего адреса у меня не было, на связь она не выходила. Была уже половина седьмого. Поток работников иссяк. На стоянке осталось три автомобиля. Я решил ждать до тех пор, пока не останется ни одного автомобиля. В душе я начал ругать себя за легкомысленность. Надежды придавал мне поступок Татьяны, когда она приехала на новый год. Она была в гораздо худшем положении. Если бы меня не оказалось, ей пришлось бы топать ночью в город несколько километров. В последнюю машину сел полный очкарик. Он бросил на меня взгляд, чем спровоцировал задать ему вопрос. — Извините, а вы не из «Стройконтракта»? Мужчина подозрительно посмотрел на меня через опущенное стекло. — Допустим. — Его предположение звучало утвердительно. — Мне нужна Татьяна, помощник юриста, она работает у вас. Вы знаете ее? — Допустим. А ты ей кто? — Спросил он прямо. — Знакомый. Очень хорошо ее знаю, но я не из вашего города, хотел сюрприз устроить. Пухлик посмотрел на меня, как полицейский на наркодилера, по виду которого пытался понять, куда тот запрятал дозу на этот раз. — Один уже приезжал два дня назад с сюрпризом. — Ответил мужчина. — В смысле? — Не понял я. — Тоже дождался ее с работы, а потом… Я вдруг всё понял, не дождавшись, когда договорит мужчина. — … порезал всю. — Договорил он. — Виктор? — Догадался я. — Я не знаю, как его зовут. Вон, видишь, бордюр испачканный, это в ее крови. Она лежала там до приезда скорой. — Она жива? — у меня мир закружился перед глазами. Почему я так долго собирался? Все могло бы случиться иначе. — Говорят, очень плоха. Но это бабы сплетничают. Шеф, отец ее, второй день в больнице живет. Крови много было. Я немного впал в прострацию и собрался куда-то идти. Голос пухлика привел меня в чувство. — Слышь, парень, я как раз мимо больницы поеду, где она лежит, могу подбросить. — Ага, хорошо, давайте. — Я сел в машину. Меня колотило, когда я зашел в приемное отделение. Мне было страшно все: узнать, что Татьяны уже нет, увидеть ее родителей, убитых горем, понять, что моя сказка тоже закончилась. Мои глаза выражали все, что я не мог произнести. — Ттттатьяна к вам поступала… — Женщина в приемном отделении сразу поняла о ком речь. — Ножевые ранения? Я согласно замотал головой. Думаю, мои испуганные глаза были по пятаку. — В реанимации она. В себя почти не приходит. — К ней пускают? — Спросил я сквозь зубы, стиснутые сведенными скулами. — Только близких. Вы кто ей? Я проклял свой синдром правдолюба. Не будь его, я бы запросто представился братом. — Знакомый, из другого города. — Нет, не пущу. Случай криминальный, кроме близких родственников нельзя никого пускать. В этот момент в коридоре показалась хорошо одетая женщина, на которой не было лица. Ее внешность и движения выдавали в ней великую скорбь. Глаза были потухшими, прикрытые припухшими веками. Она шла по коридору, будто никого не видела. — Эй, парень! — Меня окликнула женщина из окошка приемного отделения. — Это ее мать. Если она разрешит тебе пройти с собой, то можно. Это был шанс. Я был до ужаса стеснительным и асоциальным, и мне было невероятно трудно подойти к незнакомому человеку, да еще во время такого несчастья. Только осознание того, что Татьяна тоже стала частью меня, и я имею право увидеть ее, хотя бы в последнюю минуту жизни, подвигло меня набраться смелости, подойти к женщине и представиться. — Здрасьте, я Толик. Женщина подняла на меня печальные и усталые глаза. Она посмотрела сквозь меня. — Какой Толик? — Бесцветным голосом спросила она. — Татьяна рассказывала вам обо мне. Помните, весной она приезжала лечить меня? Я тогда чуть не умер от простуды. — А, Толик со странностями, Робинзон из-под моста. — Да, это я. — Меня ничуть не покоробило то, что моей характерной чертой были странности. — А вот Танюшка наша… — Мать не договорила и заплакала. Она ткнулась мне в грудь и затряслась. Я стоял и озирался по сторонам, не зная, как ее успокоить. Люди в очереди смотрели на меня. — Пошли, если придет в себя, может, узнает, тогда и простишься с ней. — Мать Татьяны повела меня за собой. Мы сели в лифт и поднялись на третий этаж. Здесь было тихо. Чувствовалось, что это было местом, в котором решается судьба людей: остаться в этом мире или перейти в иной. Возле третьей двери на кушетке сидел мужчина. Он уткнулся головой в сложенные руки и не двигался. Он повернулся, только когда я и Танина мама подошли вплотную. — Саш, это знакомый Тани, Анатолий. — Представила она меня. Отец и по виду был суров, как рассказывала Татьяна. — Еще один? — Спросил он. — Выходит, я всегда был не в курсе ее отношений? — Какая сейчас разница. Это хороший человек, мне Танюшка о нем рассказывала. Мы сели и замолчали. — Доктор выходил? — Спросила мать. — Нет. — Коротко ответил отец. Через минуту открылась дверь. Все вскочили. Я почувствовал в этот момент родительский страх ожидания известия о смерти дочери. Их глаза выражали его яснее слов. — Как она? — Спросила мать. Доктор молча показал отойти подальше от двери. — Пришла в себя. Это хороший знак. Но буду с вами откровенен. Раны почти несовместимы с жизнью. Вся надежда на молодость и крепкое здоровье. Печень, легкие, почки — все задето. Состояние пограничное. Нужен толчок, который приведет к выздоровлению или…. Ладно, не будем о плохом. — Нам можно пройти к ней? — Спросил отец. — Да, но предупреждаю, только положительные эмоции. Никакого воспитания. — Да кому, кроме нас, так дорога наша Танюшка. — Тихо и обреченно произнесла мать. Я пристроился за родителями. Подумал спросить их разрешения зайти в палату, но посчитал, что у отца могут возникнуть возражения. Никто не обратил внимания, что я вошел вместе со всеми. Татьяна лежала под простыней, опутанная капельницами жизнеобеспечения. Ее пухлые губы были без кровинки и слились в один цвет с бледным лицом. Скулы и нос заострились. Мать бросилась к дочери и, нашарив под простыней руку, вытащила ее и стала целовать, приговаривая сквозь слезы: