– Это Вероника! Ты не мог бы выпустить меня из корпуса? Дверь резко открывается, так что я едва не получаю по лбу, и высовывается Адам. Его влажные темные волосы чуть кудрявятся. – Зачем? – У меня живот болит, – вздыхаю я, понимая, что актриса из меня не очень. – Тошнит и все такое. Хочу сходить к доктору. – Зачем же? У меня есть таблетка. Проходи. – Ты уверен, что она поможет? – Уверен. Делать нечего: вхожу в комнату. Она абсолютно не похожа на мою спальню. Здесь только одна кровать, зато есть большой письменный стол, на котором разложены чертежи и несколько бумажек с непонятными символами и обозначениями. Стена над кроватью обклеена плакатами. Вдоль спинки кровати и на стуле развешена одежда – видимо, грязная. Всюду огрызки карандашей, в углу – опрокинутый табурет. Я-то думала, что Адам – идеальный аккуратист! Но ему, похоже, и дела до всего этого хлама нет. Он принимается рыться в ящиках стола и находит там пакетик с таблетками. Набирает мне воду в большую зеленую кружку, протягивает: – Должно помочь. Приходится выпить. Ладно, хуже не станет. Но к доктору-то попасть все равно надо. Почему бы ей просто не зайти за мной, не забрать из общежития? Или она боится слежки? – Посиди тут. Если не станет лучше, придется идти в «Солар». – Ладно, – соглашаюсь я, осматривая чертежи, за которые садится Адам. Лицо его тут же становится сосредоточенным, словно он и не отрывался от работы. Его отрешенность напоминает мне об Иванне и ее рисунках. – Ты делаешь какие-то планы? – осторожно интересуюсь я. – Это схема вентиляции, – не оборачиваясь, отвечает Адам. – Но обычно я рисую карты. – Типа… Географические? – Да. Карты местности за стенами города. Там есть довольно красивые места, я их зарисовываю во время разведок. – В самом деле? Там ведь нет ничего живого. – Серьезно? – усмехается Адам. Высокомерно так усмехается, словно я глупость сказала. – Если ты теперь знаешь о Резистентах, то как можешь думать, что за стеной нельзя выжить? Там полно растений и животных, – только не вокруг городов, а подальше. Иногда мы туда заходим. – Вы – это исследовательский отряд? – Да, обычно ходим по два-три человека. Скоро узнаешь, вас для того и тренируют. Мы берем пробы почвы и воды из разных мест, а потом привозим сюда, исследуют. Ищем места, где могут жить обычные люди, но пока не нашли. Зато видели реку с красной водой. Еще однажды нашли остатки храма старых людей. Там много чего, за стеной. Некоторые отряды и до других поселений доходят. Как твой живот? – Да… Пока не особо помогает. Давай я все-таки схожу в «Солар». Он без слов поднимается от чертежей и быстро ведет меня к выходу. – Дальше я сама. – Тебя же тошнит? Я не могу отпустить тебя идти через весь ЦИР. Сама понимаешь. И он сопровождает меня до «Солара», везет в лифте, подводит к самому кабинету доктора Агаты… и ведет дальше. Открывает передо мной двери соседнего кабинета. – Давай, я буду ждать внизу. В кабинете совсем другой врач, мужчина. И что теперь делать? Захожу, сажусь на кушетку и дожидаюсь, пока шаги Адама стихнут в коридоре. – Что беспокоит? – врач поднимает взгляд от бумаг. – Простите, а доктора Агаты сейчас нет? – Сегодня не ее смена, но, может, она работает с документацией в своем кабинете. – Тогда можно мне зайти к ней? – Зачем? Я осмотрю тебя. Ну и что мне делать? Если завтра я снова скажу, что мне нужно к врачу, это будет слишком подозрительно. Сейчас – мой единственный шанс поговорить с Агатой. Начинаю судорожно соображать. – Дело в том… мне обязательно нужно именно к ней, давайте, я постучу и спрошу… – Говорю же, не ее смена, она сейчас не будет тебя принимать. Спрашивай у меня. – Об этом, – говорю я доверительным шепотом, – я могу спросить только у нее. Он удивленно поворачивает ко мне голову. – Будет немного неудобно спрашивать такое у вас. – Я мнусь, кажется, даже удается покраснеть. – Это чисто женский вопрос. – Врач – существо бесполое, – заявляет медик. – Ну ладно, если неудобно – иди. – Спасибо, – киваю я, слишком резко вскакивая с кушетки. Так убедительно сыграть стесняющуюся девочку и так нелепо разрушить весь образ несчастной больной! Но врач, кажется, ничего не замечает, и я выскальзываю из кабинета. Трижды стучусь к Агате – по привычке, как делала это дома. Она открывает тут же: должно быть, слышала шум в коридоре и ждала меня. – Привет, сто семнадцать тридцать четыре, – весело говорит она. На губах – приветственная улыбка. Теперь-то я знаю, что Агата только притворяется такой милой, хотя, судя по всему, и правда хорошо ко мне относится. – Что-то случилось? Я знаю, что она не может говорить прямо, пока мы в кабинете: здесь везде прослушка. Нужно разговаривать осторожно. – У меня живот болит, я уже выпила таблетку, но лучше не стало. Взгляд мой блуждает по углам кабинета. Интересно, где здесь камеры и микрофоны? Есть ли слепые пятна? – Самолечением занимаешься? Смотри мне. Она берет со стола блокнот, открытый на исписанной странице, и протягивает мне, прикладывая палец к губам. – Сейчас посмотрим, как тебе помочь. Ты не ела ничего, кроме того, что давали в столовой? – Кажется, нет, – я быстро пробегаю глазами по строчкам. «Здесь нет камер, но они всё слышат. Я не могу увести тебя во двор, пока Адам здесь. Разговор придется отложить, но прочти все, что здесь написано, а потом тихо положи блокнот и уходи. Возможно, это будет тяжело воспринять, но у меня нет времени готовить тебя и объяснять все как следует. Оставайся спокойной и не выдавай волнения. Ты единственная, кому я решила довериться». – И где именно болит? «Трое ребят из вашей девятки не уехали домой, они в Центре. Нескольких Резистентов отбирают каждый год. Здесь проводятся незаконные исследования, которые заказывает правительство. Об этом знают только некоторые врачи и руководство. Другие твои друзья тоже могут оказаться в лаборатории. Тебе это не грозит, потому что ты – абсолютный Резистент, но и ты не в безопасности. Я могу помочь тебе и твоим друзьям, если ты готова рискнуть и довериться мне. Скоро вас будут распределять по специализациям, ты должна стать членом разведывательного отряда. И помни, что если как-то выдашь меня, нам обеим конец». – В районе желудка, наверное… Мне слишком тяжело дышать, голос звучит сдавленно. Господи, пусть те, кто нас подслушивают, спишут это на тошноту… От прочитанного меня и правда начинает тошнить. Соберись, говорю я себе. Было ясно, что все в этом Центре слишком хорошо, чтобы быть правдой. Можно ли отсюда сбежать? Может, я смогу, несмотря на высокие ограждения и на охрану. Но разве меня сложно найти в городе? Если я вернусь домой, туда на следующий же день заявятся люди из Центра и заберут меня назад. Только никто уже не станет меня кормить вкусностями и селить в уютную комнату. Сердце раздувается до огромных размеров и словно давит на легкие, я еле дышу. Можно ли верить самой Агате? Она действительно знает, как помочь мне? – Вот, выпей это, – говорит Агата, но ничего мне не дает. – И ложись в постель сразу, как вернешься. «Если тебе все удастся, возвращайся ко мне перед первой разведкой, я расскажу, что делать дальше. Не верь никому». – Я все поняла, – киваю Агате. – Большое спасибо. Наши взгляды встречаются, я киваю, показывая, что сделаю все как нужно. Она кивает в ответ. Кладу блокнот на стол и ухожу. Я совсем не чувствую ног, и они сами, на автомате несут меня к лифту. Внизу ждет Адам. – Ты совсем бледная. Точно все нормально? – Да, – у меня дрожат пальцы, я прячу руку в карман. Мы возвращаемся в общежитие молча; это хорошо, потому что сейчас я могла бы выдать себя неосторожным словом. «Не верь никому». Адам – один из них, наверняка тут же доносит обо всем, что слышит, местному начальству. А кто здесь главный? Бернев? Это он забрал Иванну и мальчиков? Что с ними теперь делают? Слишком много вопросов, которые мне некому задать, голова вот-вот лопнет. Вдруг Адам останавливается так резко, что я чуть не врезаюсь в его спину. В нос ударяет его запах, и я не сразу осознаю, что это запах сигарет. – Слушай, я вижу, что тебе стало хуже. Доктор тебе что-то дал? – Да, просто таблетка еще не подействовала, – сердце стучит у меня в висках. – Может, хочешь присесть? Я быстро машу головой; хочется скорее вернуться в комнату, где есть только Ната. Разумеется, я не могу рассказать ей о разговоре с Агатой, но хотя бы не придется переживать за каждое сказанное слово. Но, вернувшись, я застаю Гарри и Ника. Оба сидят на моей кровати. – О, ты ведь не против, что мы присели? – извиняющимся тоном говорит Ник. – Нет, – обессиленно плюхаюсь рядом с ними.