© М. Оливсон, 2016 © ООО «Издательство АСТ», 2016 * * * Глава первая – Следующий! Я бросаю беглый взгляд на длинную вереницу подростков, сидящих и стоящих вдоль стены больничного коридора. Да, вот и моя очередь. На негнущихся ногах прохожу в кабинет и закрываю за собой дверь. Не так и страшно: две женщины в белых халатах, у каждой свой стол. Чистый и сияющий белизной кабинетик, хоть и совсем тесный. Одна из врачей как раз делает прививку какой-то девочке, а у второй, молодой и симпатичной, свободно. Я сажусь. – Добрый день, – здороваюсь я неуверенно. Врач улыбается мне, не отрываясь от заполнения бумаг: – Смотри. Это твой договор – просто согласие на вакцинацию. Можешь почитать. Здесь, – она указывает на пустой квадрат под текстом, – здесь нужно поставить отпечаток указательного пальца правой руки. А тут, где пустая строка, впиши свои имя и номер. Не вчитываясь в текст, я тут же макаю палец в специальную чернильницу и тыкаю в квадратик. Вывожу ручкой «Вероника 11734»; почерк у меня всегда был не ахти, но сегодня я умудряюсь сделать описку даже в собственном номере; приходится зарисовать неудавшуюся цифру уродливым чернильным пятном. Хочется одного – чтобы это скорей закончилось. Я не из тех, кто падает без чувств от вида крови, но на вакцинации волнуются все, зная, что за ужасы ждут впереди. Но лицо врача внушает доверие. Она выглядит совсем молодой, немногим старше меня; темноволосая, круглолицая, с неброским макияжем и в аккуратно выглаженном халате. – Хорошо, – она прикрепляет мой договор к другой бумажке и прячет в ящик стола, – давай руку. Можно любую. Волнуешься? – Немного, – признаюсь я. Протягиваю левую руку, закатываю рукав свитера выше локтя. Как будет легче: смотреть, как делают укол, отвернуться или вообще закрыть глаза? Но не успеваю я определиться, как врач уже протыкает кожу тонкой иглой. Почти не больно – как уколоться при шитье. – Ой, – вырывается от неожиданности. – Вот и все. Не так и страшно, да? Я киваю. – Ждем тебя в восемь, Вероника, – улыбается врач. Надо же, запомнила мое имя. Мне нравится, когда меня называют Вероникой, а не по номеру, как в школе. Конечно, Вероник в Пентесе может быть много, а 11734 – только я, но этот номер такой… безликий, что ли. Он мог принадлежать любому, кто родился бы в тот же день, что и я, но на минуту раньше. А достался мне – чистая случайность. Номера всегда казались мне не именами, а скорей названиями людей. На город спускаются сумерки, но я знаю свой район как собственные пять пальцев и могла бы пройти его даже в кромешной темноте. Путь мой лежит вдоль стены, увенчанной колючей проволокой. За ней – пустота, ничто; бесконечная пустошь, где даже растения жить не могут. И зачем там колючая проволока? Кто вообще может попытаться уйти за стену? Там ведь нет ничего, кроме Ксеноса, смертельного вируса, выкосившего почти все человечество сорок лет назад. И никакая вакцина не может дать гарантию, что ты не заразишься. Некоторые из тех, кому по работе приходилось бывать по другую сторону стены, заболевали и умирали, несмотря на вакцинацию. Но раз есть проволока – значит, есть и отморозки, которые пытаются перелезть через стену. Не представляю себе, куда еще может привести любопытство. По правую руку тянется ряд одинаковых домов разных оттенков ржавчины. Я нахожу круглый зеленоватый камешек и до конца пути пинаю его сбитым носком кроссовки. Вдалеке уже виден мой дом – такой же, как два соседних, одноэтажный, ржавый, на высоком фундаменте; я взбегаю по крыльцу и трижды стучу – наш с Ба код. Но Ба не открывает: наверное, спит в своем кресле. Приходится доставать ключ и отпирать дверь самой. В комнате я и правда обнаруживаю Ба, посапывающую в пластиковом кресле-качалке. Разумеется, она снова забыла выпить свои лекарства – я замечаю на блюдечке две нетронутые таблетки. Я отправляюсь на кухню: хочется хоть чем-нибудь перекусить перед предстоящей тяжелой ночью. Что меня ждет? Никто мне толком не рассказывал. Ба слишком стара, при ней вакцинацию еще не делали. Мать, когда я была маленькой, говорила, что в реакции нет ничего страшного – просто немного поболит. Мой лучший друг Артур, уже прошедший вакцинацию два года назад, сказал: «Это слишком мучительно, ты не выживешь, неженка!» Ничего более серьезного выбить из него я так и не смогла. Так чего мне ждать? Я не боюсь боли; боюсь, конечно, но умею терпеть. Я дважды ломала руку, когда мы с Артуром лазали по крышам, – и ничего. Но ведь реакция – это другое. Я открываю дверцу кухонного шкафчика и обнаруживаю только гнетущую пустоту. Внутри все еще пахнет орехами, которые недавно здесь лежали. Желудок тут же бурчит, жалуясь. Но в маленьком ящике возле стола я нахожу открытую упаковку риса и чуть оживляюсь. Значит, все-таки смогу поесть сегодня. Набираю в кастрюльку чуть ржавой воды из крана и уже собираюсь всыпать рис, как вдруг в дверь стучат. Я едва не рассыпаю крупу от неожиданности: кого могло принести в такое время? За дверью оказывается Артур. На нем синий комбинезон – униформа завода, где он работает; волосы блестят от влаги, словно он окунался в воду, чтобы освежиться после цеха. Хоть не замерз, пока шел? В руках Артур держит пластиковую желтую корзинку. – Ты ведь еще не спешишь? Я обнимаю его – давно не виделись, почти месяц. Раньше мы учились в одной школе и встречались каждый день, но после того, как Артур выпустился, мы все реже находили время друг для друга. Тем более что сейчас у сестры Артура родился малыш, и всей семье приходится тяжело работать, чтобы кормить молодую мать и ребенка. Он входит, усаживается за стол и принимается разгружать корзину. – Мама передала немного, нельзя же терпеть реакцию на голодный желудок. – На столе появляются буханка хлеба, кусок сыра, ветчина, банка с маринованными грибами, пара яиц, завернутая в пищевую пленку половинка пирога и несколько яблок. Я начинаю протестовать: – И зря. У меня тут есть чем поужинать, а вам семью кормить надо. – Ты не переживай, – усмехается Артур, – я поем с тобой. Голодный, как собака. Я вздыхаю. Разумеется, семье Артура было непросто отдать мне столько еды сразу. Надо же, его мама помнит меня и переживает… Отказаться я никак не могу: не ела нормальной еды уже больше недели. К тому же скоро, как только мне исполнится восемнадцать, нам с Ба перестанут выдавать пособие. Мне придется пойти работать, и кто знает, смогу ли я позволить себе грибы и сыр… Я решаю побыть гостеприимной: расправляю на столе клеенку, достаю из шкафа красивые тарелки с розовым узором по кайме. Артур, довольный, но какой-то уставший, сидит за столом, подпирая голову рукой. Он задумчиво наблюдает, как я режу хлеб, раскладываю по тарелке сыр. – Как дела на работе? – молчание меня смущает, и я решаю забить чем-нибудь неловкую паузу. – А? – похоже, я выдернула его из глубоких раздумий. – Отлично, отлично. Главное, что пока не сократили. – А дома? Как малыш? – Прекрасно. Он уже ползает, кстати. Вот только места для этого маловато. – Ты еще не надумал жениться? – оборачиваюсь к нему я. Женившись, Артур получил бы собственное жилье и этим хоть немного облегчил бы жизнь родне. – И ты туда же, – Артур смеется. – Вот, погляди. Он вытаскивает из кармана на груди смятую листовку, разглаживает и раскладывает на столе. Я склоняюсь над ней, близоруко щурясь. Листовка цветная, очень яркая. Голубое безоблачное небо, на его фоне – семья: мужчина, женщина и двое детей. Все, разумеется, держатся за руки и смеются непонятно от чего. И кто делает эти слащавые фото? Большие белые буквы над головами счастливого семейства призывают: «СОЗДАЙ СЕМЬЮ Сделай вклад в будущее – вступи в брак Получи законное жилье и пособие на ребенка». – Вам это на работе раздают? – Ага. Поглядишь на лица этих семейных, и сразу тошнить начинает. Но листовка права: мне надо съехать от родителей, им тяжело. И с каждым годом, что я сижу холостяком, сумма пособия уменьшается. – Все равно это тупо – жениться или выйти замуж ради комнаты. А потом жалеть, что не было времени подумать и найти нормальную пару. Я сажусь за стол и принимаюсь уплетать бутерброд. – Выбирать не приходится, знаешь ли… Только где эту жену искать? – Артур кривится. – На заводе я вообще девушек не вижу. Надо было в школе еще решать. Все нормальные парни так и сделали. И как-то странно глядит на меня. Не надумал ли?.. – Ну да, – я усмехаюсь, – пока нормальные парни искали девушек, ты со мной лазал по деревьям и прыгал по крышам. Он сует в рот половинку яйца и меланхолично жует. Так и молчит до конца ужина, хотя ему наверняка есть чем поделиться. И зачем я вообще подняла эту тему? Пусть звучит эгоистично, но мне бы не хотелось, чтобы Артур скоро женился. Тогда у него точно не станет времени на нашу дружбу, которой без малого десять лет. А потом выйду замуж и я, – правда, пока это кажется сомнительным. Меня словно кто-то бьет по затылку, так резко я прихожу в себя: – Время! Разумеется, я даже не пыталась следить за временем, слишком увлеклась болтовней. Схватив сумку, я выскакиваю за дверь, успев только бросить Артуру: – Разбуди Ба, чтобы закрыла за тобой! Мчусь к больнице так быстро, как только могу. Хочется спросить время у кого-нибудь из прохожих, но я не могу потратить и минутки. Путь кажется слишком долгим: правду говорят, что ночью улицы длиннее, чем днем. Что будет, если я не успею в больницу? Что, если реакция начнется сейчас, – я упаду посреди улицы, корчась от боли? И если что-то пойдет не так, мне никто не поможет. Ноги горят от быстрого бега, дыхание сбилось к чертям, но я не могу остановиться. Заскочив через вращающуюся дверь в больницу, я застываю посреди холла, переводя дыхание. А теперь куда? Слишком пусто. Везде тихо, – значит, всех остальных привитых уже разместили в палатах. И как я умудрилась опоздать? К счастью, в холл выглядывает пожилая медсестра с выбеленными сединой волосами. Она смотрит на меня, вопросительно подняв брови. – Простите, я пришла на вакцинацию… То есть, вакцинацию мне уже сделали, а сейчас мне нужно… В общем, извините за опоздание, – мысли в голове роятся, наталкиваясь друг на друга, язык, не отставая от них, тоже начинает заплетаться. – Номер? – только и спрашивает медичка. – Сто семнадцать тридцать четыре, – выпаливаю я. – Идем. Я семеню следом за ней по полутемному больничному коридору. Ровные ряды белых дверей по обе стороны, словно клавиши на пианино; тусклый электрический свет падает с потолка. Включена только часть ламп – видимо, экономят энергию. Наконец мы останавливаемся у двери с надписью «134», и меня впускают внутрь. Обычная палата, ничего особенного. Совсем тесная, слабо освещенная, на стене у двери – крючок для одежды, на который я тут же вешаю ветровку, из мебели – только кровать и прикроватный столик. В углу – ширма из белого пластика. Женщина входит за мной. – Закатай рукав.