Я едва успеваю на уходящий шаттл. Все верчу в голове возможные сценарии: что я скажу, что – он, какой контраргумент лучше всего выбрать в ответ на его доводы, – а расстояние уменьшается, Луна сжимается за кормой, а прямо впереди расширяется розетта, словно передо мной жонглирует сам Господь Бог. Горы в космосе. Иззубренные крохотные мирки из никеля, железа и кровоточащего базальта, детали поверхности то появляются, то исчезают, пока планетки неторопливо вращаются с массивной торжественностью: посадочные площадки и стыковочные шлюзы; двигатели размером с города, созданные лишь ради нескольких часов раскаленной добела тяги; огромная беззубая пасть перед каждым кораблем, глотка, способная проглотить робкие сингулярности, которые и будут вести нас вперед, когда реактивные движки остынут и умрут. По левому борту проплывает «Крестовик», его отвесный утес так близко, что, кажется, можно потрогать. По правому – «Мастофора». «Эриофора» не проплывает: она растет прямо передо мной, ее скалистое серое лицо затмевает звезды. Мы пристыковываемся. Яспрашиваю Шимпа, где находится Кай: машина кидает прозрачную карту по местному линку и зажигает искорку в лесах. Кай сидит там, как тень в сумерках, чуть ли не парит в слабой гравитации, его озаряет лишь тусклая галактика в синем смещении, галактика биолюминесцентной растительной жизни. Когда я приближаюсь, он кивает, но не поворачивается. – Продуктивность на шестьдесят процентов. Если надо, можем отчаливать прямо сейчас. Кислород не кончится. – Людям нужен не только воздух, – напоминаю я ему. Он не спорит, хотя понимает, к чему я клоню. Какое-то время мы сидим молча, задумавшись посреди леса из ветвящихся скелетных рук, тонких и хилых пальцев, увесистых бурдюков, мерцающих чахлым светом от симбиотических бактерий. Я с семи лет могла отбарабанить все цифры об объемах, люменах и интенсивности метаболизма, но где-то глубоко в подкорке по-прежнему отказываюсь верить, что эта тусклая подземная система сможет продержать нас хотя бы неделю, не говоря уж о путешествии до конца времен. Фотосинтез под звездным светом. Только и всего. Тут же и муравью не хватит. Правда, муравьи свой кислород в запас не списывают. Хватит и звездного света, если за тысячу лет дышишь только одну неделю. – Ну что, – говорит Кай. – Решила повеселиться на Солнце? – О да. – Три месяца. Сто пятьдесят миллионов километров. И все ради дешевого фокуса. – Два максимум. В зависимости от цикла. И дело не в фокусах, ты и сам прекрасно об этом знаешь. Он качает головой: – Что ты пытаешься доказать, Сандей? – Что они правы. Что я могу уйти, если захочу. – Ты пытаешься это доказать всю свою жизнь. Ты могла уйти уже миллионы раз. Но факт в том, что ты не хочешь. – Дело не в том, чего я хочу. А в том, что случится, если откажусь. И тут я понимаю. «Ты боишься, что моя безумная затея сработает. Боишься, что сейчас у меня все получится». Его силуэт двигается рядом со мной. Свет от ближайшего фотофора падает Каю на скулу. – Иногда тела начинают… просто действовать, ну, сама понимаешь. А люди внутри даже не могут сказать почему. Говорят, в них словно кто-то вселился. Синдром чужого тела, – он тихо фыркает. – Свобода воли, как же. Скорее ровно наоборот. – Это не ТКМС[1]. Это… – Ты заходишь с одной стороны, нечто иное выходит с другой, но что это доказывает? Если, конечно, хоть что-то выйдет, – Кай решил увеличить количество сценариев. – Если предположить, что корабль не взорвется. – Да ладно тебе. Как, по-твоему, они бы удержались на плаву, если бы отправляли людей на самоубийство? – А они еще не так долго на плаву. Мы им когда движок продали, шесть лет назад? И они, наверное, год возились, крутили-вертели, заставляли его работать так, как не было предусмотрено… Я говорю: – Вот именно поэтому я и лечу туда. Он только смотрит на меня. – Откуда ты вообще знаешь об этом? Я же тебе никогда не говорила о том, что у меня на уме. Может, упоминала раз или два, что мне любопытно, когда они еще только купили прототип. И теперь я прилетаю сюда, а у тебя уже все доводы наготове. И хуже того, я знала, что ты так сделаешь, – я качаю головой. – Тебя не тревожит, что ты настолько предсказуемый? – В общем, ты взболтаешь себе мозги, на какое-то время станешь настоящей криптограммой, и что это тебе даст? Если перетасовать колоду карт, они обретут свободу воли? Ты так считаешь? – Кай качает головой. – В эту хрень никто не верит уже сотню лет. Пока кто-нибудь не найдет нейрон, который включается сам по себе, мы все просто… будем реагировать и ничего больше. – Значит, такое у тебя решение? Мы все детерминистские системы, и потому пусть начальство дергает нас за ниточки? Он пожимает плечами: – У начальства тоже есть ниточки. – Но даже если я всего лишь перетасую колоду, что плохого побыть непредсказуемой в кои-то веки? – Ничего. Я просто считаю, что не стоит принимать самое важное решение в своей жизни, бросив кости. «Мне страшно, Кай, – вот что я хочу сказать. – Меня пугает одна мысль о жизни, нарезанной на такие тонкие полоски. И с каждой новой полоской мы будем на световые года отдаляться от дома и на целые столетия приближаться к тепловой смерти. И я хочу этого. Хочу так же, как и ты, но полет пугает меня, а еще больше пугает то, что я чувствую страх. Разве меня не сконструировали быть выше этого? Разве у меня не должно быть иммунитета к сомнению? Где еще они напортачили?» – Считай это, – я тоже пожимаю плечами, – не знаю, пунктом из контрольной проверки перед полетом. Где-то между «синхронизировать поле смещения» и «упаковать зубную щетку». Чистая рутина. Что может пойти не так? Даже по силуэту Кая видно, как он поморщился. – Если не считать, что ты испаришься, упав на Солнце? Или в этом… «…весь смысл?» Он не договаривает, но по неожиданному наклону головы я понимаю, что Кай смотрит на мои запястья. Думает, не решила ли я таким сложным способом смотать удочки, попытаться снова, уже без посторонних… – Ты же не настолько глупый, – я наклоняюсь, целую его в щеку, а он не отодвигается. Уже прогресс. – Солнце погибнет задолго до того, как мы умрем. Мы переживем всю эту треклятую галактику. АДМИНИСТРАЦИЯ ДИАСПОРЫ ОБЪЕДИНЕННЫХ НАЦИЙ ОТДЕЛ ПСИХОЛОГИИ ЭКИПАЖА ЗАПИСЬ ИНТЕРВЬЮ ПОСЛЕ ИНЦИДЕНТА КОД ИНТ.: EC01-2113:03:24-1043 СУТЬ ИНЦИДЕНТА: враждебное физическое столкновение СУБЪЕКТ: С. Азмундин, кор. «Эриофора», Ж, возраст: 7 (хрон), 13 (разв) ИНТЕРВЬЮЕР: М. Савада, ОПЭ НАБЛ/БИОТЕЛ: YZZ-284-C04 ПСИХОКОММЕНТАРИЙ: YZZ-284-D11 М. Савада: Две трещины в ребрах и сломанный нос. Если не говорить о подбитом глазе. С. Азмундин: Не ожидали, да? Думали, что предусмотрели все на ближайшие десять миллионов лет, а не можете предсказать, как поведет себя ребенок через пять минут. МС: Почему вы напали на Кая, Сандей? СА: Что, не можете прочесть мои мысли? МС: Он чем-то вас разозлил? СА: Так что, выгоните меня? МС: Сандей, вы этого хотите? Вы поэтому продолжаете так себя вести, провоцируете нас, хотите, чтобы мы вас исключили? Вы знаете, что можете уйти, если вам тут плохо. Вас никто не держит против вашей воли. Я знаю, что ваши родители будут счастливы увидеть вас снова. Удивлены, но… счастливы. СА: Я не похожа на Кая. Я ни на кого из них не похожа. МС: Это очевидно. СА: Он такой, как все вы. Делает то, что ему говорят; ничего не спрашивает, если вы не хотите. А вам больше ничего не надо. Вам нужна кучка счастливых тупых роботов, которые будут строить милые тупые мосты всю свою жизнь, такую же счастливую и тупую. И я даже не понимаю, зачем мы вам нужны. МС: Вы знаете зачем. СА: Мы – запаска. Нас даже будить не будут, если только корабль не наткнется на что-нибудь непонятное и не сможет с ним справиться. Если ничего не случится, мы так и не очнемся.