— Ваша милость, неотложные дела требуют немедленного отбытия магистра вон Черена в империю! Королевский прокурор глянул в ответ с нескрываемой усмешкой. — Все в ваших руках, граф. Поговорите с приором. Уверен, его высокопреподобие прислушается к доводам разума и не станет тянуть с ответом. До этого момента сеньор вон Черен не должен покидать пределы города. На этом все! Граф Хирфельд попытался было выдавить из себя протест, но свирепый взгляд хозяина кабинета заставил его проглотить возражения, поклониться и попятиться к выходу, незаметно потянув меня за собой. Я и не думал противиться. Разбирательство обвинений в связях с запредельем — сущие пустяки в сравнении с мучительной казнью без суда и следствия, коей неминуемо обернулась бы моя высылка в великое герцогство Сваами. Глава 2 1 Разбудил пристальный взгляд. Всегда полагал такое невозможным, но прежде мне и не доводилось спать в обществе чем-то обозленной ведьмы. Контролировала свой дар Марта пока что не самым лучшим образом, незримую стихию так и перетряхивали отголоски переполнявших девушку эмоций. — Ангелы небесные! — проворчал я, разлепляя глаза. — Теперь-то что? Сидевшая у изголовья кровати ведьма неопределенно передернула худыми плечами, подтянула одеяло к шее и ничего не ответила. — Обучение? — с обреченным вздохом предположил я. — Ты обещал! — напомнила девчонка. — Сегодня приступим помаленьку, — нехотя сказал я. Святые небеса! Вот же навязалась на мою голову! Ведьма глянула с явственно читавшимся в серовато-льдистых глазах сомнением, через голову стянула ночную сорочку и прямо на голое тело надела принесенное служанкой темно-синее платье, болтавшееся на ней словно на вешалке. Девчонка отошла к висевшему на стене зеркалу и попыталась привести в порядок волосы, но особо в этом не преуспела, слишком уж неровно были обстрижены серебристые пряди. Пришлось прятать их под чепец, и настроения это Марте нисколько не улучшило. — Долго мы здесь пробудем? — спросила девчонка, старательно затягивая шнуровку платья. — Кто бы мне это сказал, — поморщился я, оделся и отправился в уборную. Умылся, полюбовался на неровно отросшую щетину и решил, что без визита цирюльника никак не обойтись; самому оформить это убожество в некое подобие бородки нечего было даже и пытаться. Марта разбудила ни свет ни заря, еще даже толком не рассвело, и лучи встающего солнца только-только начали заглядывать в окна особняка и подсвечивать алым плывущие по небу облака. Маэстро Салазар еще спал, а вот Уве успел продрать глаза и бледной тенью кружил по гостиной в поисках съестного. Без толку — все вчерашние объедки унесла вышколенная прислуга. — Сейчас распоряжусь насчет завтрака, — пообещал я и присмотрелся к слуге. — Ты как? Уве пожал плечами. — Я в порядке, магистр. Он тут же приложил к губам носовой платок, тщетно пытаясь скрыть рвущий легкие кашель, и я нахмурился. — Отвары пьешь? Школяр кивнул. Я задумчиво поскреб щеку и сказал: — Заняться тебе все равно нечем, так что после завтрака поможешь натаскивать Марту. Уве глянул на меня с нескрываемым сомнением. — Действительно полагаете, магистр, это хорошей идеей? — Учить девчонку или привлекать к этому тебя? Школяр неуютно поежился и все же на попятный не пошел. — Первое, магистр. Но и второе — тоже. — Первое не твоя забота. Ей теперь так и так дорога в университет, ничего не попишешь. Что касается второго, то уверен, что не нуждаешься в дополнительной практике сам? Бледное лицо школяра прояснилось. — А-а-а! — понимающе протянул он. — Понял. Можете на меня положиться. — Нисколько в этом не сомневался, — холодно заявил я, спустился на первый этаж и напомнил дворецкому о завтраке, заодно сообщил о своем желании переговорить с хозяином особняка. — Распоряжусь накрыть на стол незамедлительно, — пообещал слуга. — Его сиятельство высказывал намерение переговорить с вами перед отъездом на службу, следуйте за мной. Граф оказался ранней пташкой; куда больше журавля на гербе ему подошел бы жаворонок. Он уже закончил разбирать подготовленные секретарем бумаги и готовился отбыть в отделение Вселенской комиссии, поэтому разговора не вышло. Магистр-управляющий скомканно уверил меня, что сегодня же встретится с приором герхардианцев, но, судя по кислому тону собеседника, сам он нисколько не верил, что это принесет хоть какой-то результат. — Обвинения в чернокнижии просто смешны! — заявил я в сердцах. Граф Хирфельд оспаривать этого утверждения не стал. — Все так, магистр, — вздохнул он. — Но вот убийство четырех братьев — это уже не шутки. С учетом юридических проволочек формальное разбирательство может затянуться на месяцы, а от меня требуют переправить вас в империю незамедлительно. — Монахи не имели права проводить арест и напали первыми! Герхардианцы ничего не добьются апелляцией к королевскому правосудию! — Будут тянуть время в попытке сохранить лицо, — предположил граф Хирфельд. — Что-то еще, магистр? Я попросил пригласить к нам цирюльника и портного, после справился о возможности выбраться в город для маэстро Салазара. — Ваши слуги вольны поступать как им вздумается, — ответил хозяин особняка, — а вот вас, магистр, настоятельно прошу не покидать имения. Возможны провокации. Меньше всего мне хотелось заполучить нож в спину, поэтому я уверил собеседника, что не имею никаких планов на этот счет, и вернулся в наши апартаменты. Микаэль к этому времени уже проснулся, занял место за столом и злобно зыркал на слуг налитыми кровью глазами. Впрочем, на Уве и Марту он смотрел с едва ли большей теплотой, да и при виде меня лишь поджал губы, не подумав поздороваться. Дурное настроение маэстро объяснялось тем простым фактом, что к завтраку не подали ни вина, ни любых иных горячительных напитков. — Похмелишься в городе, — успокоил я помощника. Микаэль глянул на меня свысока, зло кинул вилку на фарфоровую тарелку и без малейшей заминки на одном выдохе выдал: — Сушит глотку мертвой хваткой утра злобное явленье, шарит пальцами в глазницах, потроха узлами вяжет. Ну скажите, право слово, как же тут не похмелиться, если шаг до табурета и петля под люстрой манит, легкий выход обещая?! Я указал на дверь его комнаты. — Вперед. Там тебя заждались. Будут рады. Маэстро Салазар хрипло рассмеялся. — Филипп! Ты же изучал словесность, неужто позабыл о гиперболах и аллюзиях? — Гиперболы и аллюзии хороши как приправа, а не как основное блюдо. — Темнота! — только и бросил Микаэль. Завтрак прошел в теплой и дружеской атмосфере. Никто не произнес больше ни единого слова. Когда прислуга унесла грязную посуду, Марта попыталась было напомнить о недавнем обещании позаниматься с ней, но я лишь отмахнулся. — Позже! — затем обернулся к насупленному Микаэлю, весь завтрак которого составил единственный тост с кусочком сыра, и попросил: — Разузнай, что сможешь, о нашем гостеприимном хозяине и здешней миссии герхардианцев. Только на вино не налегай и не вздумай ввязаться в дуэль. Маэстро Салазару точно было что ответить на мои увещевания, но он наступил на горло собственной гордости и напомнил: — Лучше всего языки развязывает звонкая монета. — Спорное утверждение, — пробурчал я, сходил в комнату и выложил на стол все свои кошели. Грядущий визит портного должен был изрядно их облегчить, пришлось напомнить подручному о жемчуге маркиза Альминца. Микаэль ухмыльнулся и выудил из-под камзола бархатный мешочек с приметным вензелем, вышитым золотой нитью. Со стороны де ла Веги было весьма любезно подкинуть мне столь ценную улику… Я задумчиво хмыкнул и разгладил пальцами вензель маркиза Альминца. Улика, значит? Маэстро Салазар оценил охватившую меня задумчивость и подался вперед. — Филипп, ты сейчас похож на кота перед крынкой сметаны! Выкладывай, что на уме! — Прежде чем идти к ювелиру, купи коричневый бархатный берет с фазаньим пером и серьгу с зеленой стекляшкой. Поищи с зажимом, чтобы мочку не прокалывать. Ну или проколи — тебе виднее. Весь жемчуг не продавай, оставь пару штук, и мешочек тоже придержи…