Я смотрела на алтарь, но зрение затуманивали слезы. – Знаешь, чего ожидал от меня отец? – начал Сантьяго, снова начав ходить вокруг меня. Я качнула головой и шмыгнула носом, гадая, что было хуже: ожидание удара тростью или сам удар. Остановившись передо мной, он оглядел меня и просунул свое орудие пытки мне между ног. Я напряглась. – Большего, чем я был способен дать, – отозвался Сантьяго, отстраняя трость. – Я провел бесчисленные часы, стоя тут, совсем как ты. И не рыдал, когда он полосовал мне спину тростью. Даже носом не шмыгнул, когда ступни горели, и с каждым шагом я чувствовал, как от них отходила кожа. Я приоткрыла рот и бросила взгляд на фотографию сурового мужчины, стоявшую на алтаре, а потом снова посмотрела на мужа. Я попыталась представить его маленьким мальчиком, стоявшим тут на коленях. Мой собственный отец никогда не поднимал на меня руку. А мать не была способна на столь просчитанные наказания. Лишь на импульсивные. И я имела дело только с последствиями мгновенно вспыхнувшей неконтролируемой ярости неудовлетворенной женщины. – Мне очень жаль, – проговорила я, когда он снова оказался передо мной. – Я буду носить четки. Как ты и просил. Сантьяго снова зашел мне за спину. – Прошу, не нужно, – взмолилась я. Мне потребовалась вся сила воли, чтобы и дальше сидеть на коленях неподвижно, подавляя желание встать и прикрыться. – Наклонись вперед и упрись руками в пол. Я оглянулась на Сантьяго, и через мгновение выполнила его требования. Уперлась ладонями в пол, встав в совершенно незащищенную позу. Ожидание последующей боли перекрывало унижение. Когда Сантьяго снова просунул трость мне между ног, я вскрикнула. Однако бить меня там он не стал. Лишь постучал, понукая раздвинуть ноги шире. – Вот так, – произнес он, наконец, удовлетворившись моим положением. Я была уверена, что теперь ему было видно абсолютно все. – Не двигайся. Я услышала его удалявшиеся шаги, а потом он сел на скамью, прислонив к ней трость со стороны прохода. Осмелившись бросить на него открытый взгляд, я поняла, что Сантьяго сидел и наблюдал за мной. Мы замерли так надолго. И как бы ни был холоден камень под моими руками и коленями, со лба все равно капал пот, ведь я находилась в ожидании следующего шага Сантьяго. Я могла поклясться, что прошла целая вечность, прежде чем он все же сделал его. Сантьяго поднялся и подошел ко мне. Я облегченно выдохнула, отметив, что он не стал брать трость. Опустившись позади меня на колени, Сантьяго положил ладонь мне на бедро, а второй рукой скользнул по спине и надавил, когда его пальцы оказались в пространстве между лопаток. Когда я прогнулась, он обхватил мою шею. Кожа на ней все еще была чувствительной после татуировки. Затем его пальцы запутались в моих волосах, огибая затылок. Я поняла, чего он хотел, потому опустилась на предплечья и прижалась лбом к холодному камню. Услышав, как Сантьяго расстегивал брюки, я вцепилась ногтями в щели между огромными камнями и напряглась. Он обхватил меня за бедра и раздвинул их еще шире, впиваясь пальцами в кожу. Я прикрыла глаза, ощутив, как Сантьяго прижался к моему входу, и испытала желание. Я затрепетала, когда он коснулся внутренней стороны моего бедра, сознавая, что муж это видел и все понял. В следующий миг он ворвался в меня одним рывком. Я не смогла сдержать слезы. Собравшись с силами, я прижалась лбом к полу. Сантьяго брал меня сзади, вцепившись руками в бедра. Отказывался касаться меня там, где я жаждала. И я понимала причину: это было частью наказания. Только его удовольствие. Этим вечером он использует меня для собственного наслаждения. И я должна буду принять это. Когда наше дыхание стало прерывистым, толчки Сантьяго приобрели еще большую неистовость. Я почувствовала, как он стал еще больше внутри меня, а потом Сантьяго намотал на кулак мои четки и притянул к себе ближе. Ощущения были такими странными. Одной рукой он почти душил меня четками, а второй держался за мое бедро. Его пальцы находились в опасной близости к моему клитору. Пульсирующему от желания клитору. И когда в следующий миг Сантьяго кончил, то так крепко обнял меня за талию, что у меня перехватило дыхание. Он выпустил внутрь меня свое семя, пока я силилась вдохнуть. Закончив, Сантьяго ослабил удушающую хватку на четках. Его рука больше не напоминала стальной прут, пытавшийся раздавить мои ребра. Стоило Сантьяго прикусить раковину моего уха, я ощутила новую волну желания. Даже почувствовав, как он вышел из меня, скользнув членом по внутренней стороне бедер, я все еще хотела кончить. Наконец, Сантьяго заговорил и обхватил мою киску ладонью, прижав большой палец к затвердевшему клитору. В этот миг я все же достигла вершины удовольствия. Кончила, несмотря на то, что Сантьяго в это время предупреждал больше не идти против его воли. Внутренние мышцы так отчаянно сокращались, что сперма мужа потекла на церковный пол. Я достигла оргазма, стоило Сантьяго лишь надавить на мои половые губы, и это напомнило мне о словах мужа прошлой ночью. Отныне я принадлежала ему. Прим. пер.: [1] la rosa – роза (пер. с исп.) Сантьяго Айви молча следовала за мной по коридорам в комнату. Она ступала осторожно, без сомнения ощущая последствия своего наказания, но и не подумала жаловаться. Меня охватило странное чувство смятения. Я слишком хорошо знал, какую боль Айви сейчас должна была испытывать. Сколько раз я сам бродил по этим коридорам с чувством, словно каждый шаг обжигал ступни? Я думал, что мне понравится наблюдать за ее страданиями, о которых сам знал не понаслышке. Однако отсутствие слез и излучаемая Айви молчаливая решимость лишили меня какого-либо удовлетворения. Я хотел погружаться в нее снова и снова. Чувствовать ее жар и сжимавшиеся вокруг меня внутренние мышцы. Способы, которыми я бы мог взять ее, только множились, рождая бесконечный список. Казалось, даже вечности не хватило бы, чтобы исследовать все позы. Войдя в ее комнату и заперев нас внутри, мне пришлось напомнить себе, что Айви задержится у меня ненадолго. Жена остановилась посреди ковра и неуверенно посмотрела на меня, из-за чего показалась мне сейчас еще миниатюрнее. Маленькая податливая куколка. Я стиснул зубы, изучая Айви и гадая, сколько времени ей потребуется, чтобы сломаться. Как скоро она станет настолько несчастной, что больше не сможет смотреть на меня каждый день, выносить прикосновения моих рук к ее коже? Когда решит положить этому конец? Или же я сломаюсь первым? Вероятно, это было бы проще всего. Может, мне стоило поступить так сразу после свадьбы. Я мог бы обхватить руками горло Айви и сжимать, пока свет в ее глазах не потемнеет. Тогда не возникло бы никаких вопросов. Все бы уже давно закончилось. И это странное внутреннее томление пропало бы вместе с Айви. Однако даже эта мысль не удовлетворила меня должным образом.