Я с трудом сглотнула и подняла на него взгляд. Сантьяго выжидающе смотрел на меня. За нами с любопытством и интересом наблюдали все собравшиеся. Я должна была подчиниться? А что если откажусь? – Пожалуйста, не надо, – начала я, но больше не смогла вымолвить ни слова. «Пожалуйста, не делай мне больно». Вот, что я хотела сказать. Однако это было бесполезно. Ему нравилось причинять мне боль. Разве я не поняла это несколькими минутами ранее? Сантьяго сжал мои плечи, и я стала опускаться на колени, теперь меня от холодного камня отделяло черное кружево. Я подняла голову, уставившись на него. На моего мужа. По щеке скатилась первая слеза. Этого он хотел? Сантьяго даже еще не прикоснулся ко мне, а я уже дарила ему свои слезы. Но даже если он и ощутил удовлетворение, то ничем этого не показал. Сантьяго с непроницаемым выражением лица зашел мне за спину. Я сидела неподвижно, стараясь не смотреть на огонь. И на железное приспособление для клеймения. Сердце бешено колотилось, на коже выступил холодный пот, перед глазами все стало размываться. Я не была уверена, что мне под силу это вынести. Нет, я точно не смогу. Сантьяго завел запястья мне за спину, и я почувствовала прохладные кожаные манжеты наручников сперва на правом запястье, затем на левом. Я по-прежнему не двигалась. Затем он зафиксировал мои предплечья. Мне пришлось выпрямиться, выпячив грудь в сторону наблюдавших за нами мужчин. Айви – Пришло время ставить тебе мою метку. Когда Сантьяго взял меня за руку и повел прочь из часовни, я наступила на свою испорченную вуаль. Смотря ему в спину, я послушно пошла за ним, хоть и спотыкалась по пути. Я все еще чувствовала его одеколон, словно смешение дерева, кожи и денег. Этот запах навсегда отложится у меня в голове, ассоциируясь с Сантьяго. И каждый раз я буду ощущать ту же слабость. Там был Сантьяго. Сидел в исповедальне, словно священник. Если раньше он и относился ко мне терпимо, то теперь, похоже, ненавидел, услышав, о чем я просила Господа. «Прошу, не позволь ему быть монстром». Я не имела в виду ничего физического, но как объяснить это Сантьяго? В этот момент он обернулся, посмотрев на меня, и я вздрогнула. Может, я все же была лицемеркой. Этот череп на пол лица... Татуировка, от которой я задерживала дыхание и не могла отвести взгляд. Одновременно гротескно и пленительно. Если присмотреться, можно было заметить шрамы под чернилами. Мне хотелось, не торопясь, изучить его лицо, но Сантьяго не давал такой возможности. Шрамы были и на второй – красивой – половине, но не такие серьезные, как те, что скрыты татуировкой. Значит, он действительно хотел скрыть их? Эти шрамы? Но почему под черепом? Словно Сантьяго уже умер. Или он сотворил подобное, чтобы пресечь собственный стыд? Когда мы подошли к двери, Сантьяго ухмыльнулся и потянулся к ручке. Нет, стыд ему был неведом. Скорее дерзость. Вызов. Он будто говорил: «Посмотри на меня, если сможешь это вынести». Или же обещание страшной кары любому, кто осмелится посмотреть на его шрамы. Самое странное, что хоть и знала, что это должно меня пугать, что Сантьяго и сам старался повергнуть меня в ужас, однако я не испытывала ничего подобного. По крайней мере, не только это. Было бессмысленно отрицать, что если я проснусь среди ночи и увижу половину его лица с татуировкой, то он добьется успеха. Я буду в ужасе. Но тут крылось что-то еще. Я кое-что заметила в глазах Сантьяго, заглушавшее время от времени его ярость. И ненависть. Боль. – Не отставай, – скомандовал он, распахивая дверь, а я задалась вопросом, почему Сантьяго на мне женился. Почему выбрал меня, если, похоже, испытывал ко мне ненависть. Зачем связывать себя с тем, кого терпеть не можешь? Или же он думал, что никто другой не принял бы его со столь изуродованным лицом? Но Сантьяго ведь был суверенным сыном. Как бы он ни выглядел, любой отец отдал бы ему свою дочь по первому требованию. «Требованию». Так Сантьяго и заполучил меня. Потребовал. И вот я здесь. Замужем за чудовищем. Мы вышли в темный коридор, и я снова споткнулась, стараясь не отставать. Воздух становился прохладнее по мере нашего приближения к заднему двору. Резиденция «Общества» Нового Орлеана находилась во Французском квартале. Центральным зданием являлся старинный особняк высотой в три этажа, с огромным внутренним двориком под открытым небом. Фонтан стоял не по центру. За эти годы здание расширяли, но когда-то, наверняка, он занимал центральное место. Вода журчала так тихо, что ее почти заглушала звучавшая из динамиков, скрытых в доме и во дворе, навязчивая мелодия. Что-то темное, готическое, но современное. Я узнала автора, но сейчас была слишком растеряна, чтобы назвать его. Вскоре я услышала низкий гул мужских голосов. Звон стаканов, запах виски и тающего воска, подобного тому, что был в церкви. Двор был освещен, казалось, тысячей свечей. Источниками электрического освещения были лишь старинные фонарные столбы, светившиеся очень мягким желтым светом. Они были установлены то тут, то там, заливая кроны деревьев возле полдюжины мест для отдыха. Я имела некоторое представление о том, что должно было вскоре произойти, хоть такие церемонии и держались в секрете. На них приглашались лишь члены семей основателей, причем только мужского пола. Но по школе всегда ходили разные слухи. Девушки утверждали, что видели клеймо на своей матери или же у знакомых, недавно вышедших замуж. Истории всегда были ужасающими, и я догадывалась, что они излишне драматизированы. Но почувствовав запах горящих поленьев, я вспомнила те рассказы в мельчайших подробностях, потому инстинктивно отступила. Сантьяго ведь не мог так со мной поступить, правда?