Абель поступил умно, заманив меня в ловушкой Эванжелиной. Его слова, сказанные незадолго до моего выхода из «Rolls-Royce» и касавшиеся дальнейшей судьбы сестры, после того, как Абель получит опекунство, все еще прокручивались в голове. А он его получит, поскольку мать передаст его брату, в соответствии с правилами «Общества». Главой семьи должен быть мужчина, а если отец умрет, у нас останется только Абель. Мысли все продолжали скакать. Через несколько часов Сантьяго де ла Роса станет моим мужем. Мой жених – могущественный человек. Смог бы он что-нибудь сделать? Стал бы? Смог бы помочь по моей просьбе? Сантьяго не мог быть хуже Абеля. Я просто не могла поверить, что кого-то переполняло больше ненависти, чем Абеля. Откинув одеяло, я встала с кровати. Надела купальник, сверху накинула халат и вышла из комнаты. Босиком я спустилась по лестнице и вышла на задний двор. Джеймс следовал за мной по пятам, но меня это не волновало. Стоял туман, трава была холодной и мокрой под босыми ступнями, пока я шла к бассейну в задней части темного сада. Мама всю зиму подогревала там воду, чтобы плавать. Она хотела крытый бассейн, и я помнила их с отцом ссору, когда он сказал, что они не могли себе этого позволить. Потому мы плавали на открытом воздухе. Джеймс встал неподалеку, наблюдая, как я снимала халат. Задрожав от ночной прохлады, я спустилась по лестнице в воду. Она оказалась холодной. Гораздо холоднее, чем я ожидала от бассейна с подогревом. Неужели мама больше не нагревала его? Впрочем, весь дом уже не так ухожен, как раньше. Я не остановилась. Продолжила спускаться, пока не погрузилась по грудь, а потом оттолкнулась и поплыла. Я плыла небольшими кругами из стороны в сторону. Бассейн был не слишком большим. Я не знала, сколько проплавала, открывая глаза, лишь когда выныривала на поверхность. Просто плавала, стараясь оставаться под водой как можно дольше, звук и сопротивление воды заглушали мысли. Весь мир. Может, из моего брака выйдет что-то хорошее. Может, мне удастся спасти младшую сестру. Даже если для этого придется спать с чудовищем. Я так увлеклась плаванием, что даже не заметила двух подошедших к Джеймсу людей. Я проплыла еще один круг, а затем еще, пока не услышала женский смех, и как Абель прошипел мое имя. Я остановилась, добравшись до наиболее глубокой части бассейна, но лишь потому, что Абель склонился и поймал меня за руку, удерживая на месте. Брат утверждал, что не любил плавать. Я же была почти уверена, что он не умел. По-моему, Абель боялся воды. Но он никогда бы не признался ни в том, ни в другом, поскольку это могли бы счесть слабостью. Потому вместо того, чтобы вырываться, я также крепко сжала его руку и пристально посмотрела в глаза. «Если я толкну его в воду, он утонет?» Стану ли я его спасать или наоборот не позволю выбраться из воды? Занимательная мысль. Я начала тянуть его на себя. – Отпусти, Айви, – прошипел Абель, бросив взгляд на женщину. Я проследила за его взглядом и поняла, почему он хотел выглядеть еще более важным, чем обычно. Незнакомка была прекрасна. Я никогда прежде ее не видела и понятия не имела, кто она, но это поразительное создание. И примерно на тысячу пунктов выше лиги Абеля. – Мерседес де ла Роса приехала подготовить тебя к встрече с ее братом. Женщина подошла ближе, остановившись прямо у края бассейна, пока я переваривала полученную информацию. Я отпустила Абеля, и он тут же выпрямился, вытирая воду с костюма и извиняясь перед Мерседес. Это раболепство выглядело нелепо. Он хотел ее. Это становилось очевидным. А еще я была абсолютно уверена, что она не намерена даже позволить ему лизнуть подошву ее туфель от Джимми Чу из змеиной кожи. Мерседес смотрела только на меня. И так пристально, что мне не оставалось ничего, кроме как глядеть в ответ. – Привет, Айви, – надменно поприветствовала она меня, а ее улыбка показалась какой угодно, но только не теплой. Я сразу поняла, что подругами мы не станем. Сантьяго Собор Святой Троицы находился в зеленом районе Нового Орлеана, менее чем в миле от комплекса I.V.I. И хотя на территории, принадлежащей «Обществу», была часовня, этот собор так же был подвластен нам, как и многие другие. Тут часто проходили свадьбы и обряды крещения, поскольку внутренний зал был достаточно большим, чтобы вместить местных членов нашей фракции. Однако сегодня тут будут лишь пятнадцать членов высшего эшелона, приглашенных на церемонию вместе с Абелем. Что касалось гостей с моей стороны, то я буду единственным де ла Роса на церемонии. Собор был построен в стиле ранней готики, с башнями и шпилями, возвышавшимися над землей. Внутри все было обшито дорогим полированным деревом, богато украшенным гобеленами и витражами. Без освещения все здесь залито тьмой, нарушаемой лишь мерцающими свечами, расставленными по обе стороны от прохода. Пока назначенные члены церкви заканчивали подготовку к церемонии, я нашел уединение в небольшой часовне, пристроенной к клиросу[1] на восточной части собора. Я так привык оставаться наедине со своими мыслями, что последняя неделя выбила из колеи. Мне нужна была тишина, и я нашел ее в тени исповедальни, предназначенной для приватных бесед. Найдя убежище внутри, я сел на деревянную скамью, а потом закрыл дверь и глаза. Здесь пахло лаком для дерева и благовониями, запах которых навевал детские воспоминания. По сути я рос в стенах католических учреждений, а дома проводил лишь лето. По крайней мере, пока не достиг того возраста, когда отец начал делать из меня того человека, каким хотел меня видеть. Ему не нравился мой математический талант. Отец считал это пустой тратой времени. Хотя все члены высшего эшелона I.V.I. согласились, что это полезный навык, и его стоило отточить, я никогда не смог бы забыть разочарования в глазах отца. Он с самого начала возлагал на меня большие надежды. Я вел себя не так, как полагалось детям. Его первенец был лишен озорной невинности. Я всегда был прилежен и серьезен. Уважал его желания и поступал в соответствии с его строгими правилами. Все вокруг, включая мою мать, говорили, что это должно ему понравиться. Однако он придирался к странной пустоте в моих глазах, хоть и требовал чего-то очень близкого. Я не раз слышал его одобрение моей холодности. Казалось, это было единственным, что вызывало удовольствие на его суровом лице. Если я когда-либо ощущал, как меня охватывали эмоции, как сквозь выстроенную стену просачивалась человечность, то быстро от этого избавлялся и старался забыть, что это когда-либо происходило.