А Савченко садится рядом, смотрит Саблину в глаза и говорит: — Яшку-то я погоню, раз ты не хочешь, пусть на Норильск сходит, там до сих пор люди и никель в отвалах находят и даже платину. А вот тебя я бы к себе взял. Пойдёшь? И прежде, чем Саблин успел отказаться, успел слово сказать, продолжил: — Да не вылупляй ты на меня глаза. Чего ты? Я ж тебе не предлагаю из реестра выписаться, у тебя ж до призыва времени куча, успеешь и со мной сходить разок, а потом и в призыв пойдёшь свой. Аким не стал ничего говорить. А Олег продолжал: — Я ж тебя не носильщиком зову. У меня китайцы в очередь на носильщиков стоят. И не рядовым казаком, я тебе должность товарища предлагаю. — Товарища? — Растерянно переспрашивает Аким. — Товарища, замом моим будешь. Десять процентов от добытого, да ещё и десть процентов от моего. Уж поверь, тебе и моей десятины хватит. — Ящики пришлых курочишь? — Сразу догадался Саблин. — Угу, — кивнул Савченко. — Они называются контроль-коммутаторами. А ещё есть станции приема-передачи. У переделанных бывают разные: и помощнее, и послабее — но требуха даже самых слабых стоит не менее ста восьмидесяти рублей. — И кто ж за них так платит? — Удивлялся и не верил Аким. — А это тебе знать не нужно, — улыбается Олег. — То дело опасное, — говорит Аким раздумывая. — Опасное, опасное, — кивает Савченко. — И скольких ты уже похоронил людей на этих ящиках? — Много, потому что дурней брал, дурни и гибнут. А нужно брать таких, как ты. — А я что, железный что ли? Меня пуля не возьмёт? — Ты опытный, Аким, опытный. Сколько у тебя призывов за плечами? Семь? — Семь. — Семь лет на кордонах, из них три года войны. Уж знаешь в этом деле толк. — Не больше других, — отвечает Саблин. — Ты, Аким, не скромничай, побольше других умеешь, побольше. — С чего ты взял-то? — Да с того. У кого не спроси: кто лучший рыбарь в станице? Все на тебя укажут. — Есть не хуже. — Я с людьми о тебе говорил, есть старики, да и молодые, что не хуже тебя рыбу ловят, так это только те, кто далеко ходит за рыбой. — Я далеко не хожу потому как один ловлю, а все ловят по двое. — Вот именно, ты один и у станицы ловишь столько же, что и люди вдвоём ловят вдали от станицы. И не боишься ты болота, один всегда. В одиночку в болоте… — Савченко мотнул головой. — Ты, Аким, точно не из пугливых. Не стал говорить ему Саблин, что в болото он один ходит из жадности, а не от лихости. На двоих-то делить улов, так мало каждому будет. Потому и напарников не брал, хотя многие к нему в пару просились. — Ты пиво-то пей, — настаивал Олег, — вон, оно и нехолодное уже. — Холодное ещё, — сказал Аким, допивая пиво. Одна из девиц стакан у него забрала, на стол поставила, а сама совсем рядом села, так рядом, что между их ногами и трёх пальцев не просунуть. И пахнуло от неё чем-то приятным. Сладким. А он сидит, утонул в мягком диване, не двинутся ему даже. А она ещё изогнулась, села к нему, чуть привалилась, в лицо ему смотрит и плечом его плеча касается. Да ещё и коленкой к его коленке прислонилась. Юбка едва трусы прикрывает. Ляжки сильные, молодые. А через майку все сиськи наружу проступают. Глаза чёрные, раскосые, красивые. Сидит, вроде как слушает мужчин. Настя увидела бы такое — убила бы шалаву китайскую. Этим же стаканом со стола и убила бы. Да и ему бы не поздоровилось. Чувствует себя Саблин не очень хорошо рядом с ней. То ли с Савченко разговаривать, то ли на эту вот… смотреть. А Олег, как ни в чём не бывало, продолжает: — Ты Аким, подумай, мне такой ты нужен. — Да какой «такой»? — Не понимает Саблин. — Такой, как ты, чтобы и болото знал, и воевать умел. — Да я с переделанными почти и не воевал, только с тобой, в те годы ещё, да на кордонах три-четыре раза, ну, может, пять, постреляли немного по ним издали. Я ж воевал по-хорошему только с китайцами. — Зато как воевал! Тебя уже два раза к повышению представляли. Аким и про бабу красивую забыл. Он о таком и не слышал даже. Смотрит на Саблина удивлённо и говорит: — Врёшь, кто это меня представляли? Никуда меня не представляли. Да ещё два раза! Когда это было? — Ты Андрея Головина, брата Ивана Головина, знаешь? — Старшего полкового писаря особо не знаю, здороваемся только. — Отвечает Аким, а самого пот от волнения пробивает. — Раньше полковым писарем был, теперь куренной писарь. Приятель мой. Так говорил мне давно, что тебя ещё за Тарко-Сале, за оборону Пуровска в урядники произвести хотели. Представление уже тогда было. — Хотели, — не верит своим ушам Аким, — хотели да расхотели? Чего же не произвели? — Так ты молод ещё был, выслуги не было, сколько у тебя тогда призывов было, два-три, старшие казаки бы не поняли. Вот и отклонили твоё повышение. Решили медный крест дать. Дали? — Дали. — Аким кивает, кажется, начинал верить Савченко. — А второй раз? — Второй раз за аэропорт. Андрей говорил, что собирались присвоить звание. — За аэропорт бронзовый крест дали. — Вспоминает Саблин. — И всё. — Андрей сказал, что второе представление не завернули, лежит в канцелярии, у зам. ком полка, на рассмотрении. Но! — Савченко поднял палец. — Андрей сказал, что Никитин, начальник штаба полка, представление уже подписал. Саблин так тяжко вздохнул, как будто бежал изо всех сил и добежал наконец, даже лицо протёр рыбацкой тяжёлой рукой, так, что девица, сидевшая рядом, по руке его погладила от жалости. Он волновался. Очень волновался, ну а кто бы тут не взволновался? И ведь ни сотник, ни подсотенный ему об этом ни разу не сказали ничего. Или, может, врёт Савченко, только вот зачем ему врать? — Что-то ты не в себе, друже! — Смеётся Савченко. — Может, кукурузной тебе налить? — Давай, — тут же соглашается Саблин. — Да, давай. Ему нужно было сейчас выпить. Одна из девиц тут же вскакивает, трясёт почти голым задом, бежит к холодному шкафу, достаёт бутылку, стопки. Ставит, разливает. Мужчины берут стопки. — Что, — говорит Савченко, — пьём за лычку на погон? Саблин только махнул рукой, поморщился и выпил ледяной кукурузной водки. Глава 8 — Может статься, — после водки продолжал Савченко, — что ты в новый призыв пойдёшь уже урядником. Будешь зам. ком взвода. Ледяной стаканчик быстро остывает в руке после того, как жидкости в нём не осталось. Аким хотел вылезти из мякоти дивана, поставить рюмку на стол, да китаянка, сидевшая рядом, не дала, забрала у него посуду и опять навалилась ему на плечо, уже как-то естественно, даже по-хозяйски. Как на своего мужика. Прижилась уже. А он на это и внимания не обращает, он думает о повышении. «Зам. ком взвода. Эх, вот бы правду говорил Савченко. Зам. ком взвода. Тут и до взводного один шаг, один шаг и ты прапорщик! А прапорщик уже может писать прошение на офицерский экзамен». — Эй, Аким, — Олег хлопнул его по плечу. — Ты хоть меня слышишь? — Чего? — Встрепенулся Саблин. — Ишь, как тебя пробрало, — смеётся Савченко, — уже, видать, и об офицерских звёздах подумал. — Ничего я не думал, — зло говорит Аким, и злится он, потому что Савченко опять прав. — Да я ж понимаю, чего ты? Я б и сам бы радовался да мечтал, случись со мной такое. Но я тебе вот, что скажу, если хочешь звезду на погон — я тебе посодействую.