— Чтобы разбивать куны. — Куны? — ухмыляется Марино. — Устрицы слипаются, так что их надо разбивать молотком, а потом еще отделять негодные. Устрицы — главная добыча, но отборных среди них не так уж и много. — Он умолкает, смотрит на них, кивает. — Похоже, вы в устричном бизнесе не особенно сильны. Позвольте объяснить. Отборная устрица — это та, которую вы получаете в ресторане в половинке раковины. Такие нужны всем, но найти их трудно. В общем, собирать я взялся в полдень. Вода стояла низко. Тогда я и увидел в траве что-то вроде грязных волос. Подошел ближе и… — Вы не трогали его? Не передвигали? — спрашивает Скарпетта. Булл качает головой: — Нет, мэм. Я как только понял, что это, сразу вернулся к лодке и позвонил девять-один-один. — Отлив начался около часа ночи? — Да. А к семи вода поднялась уже высоко. Но когда я был там, снова стояла низко. — Если бы ты убил и решил избавиться от тела, то когда бы это сделал: при отливе или приливе? — Положили его там, на краю заливчика, при низкой воде. Если б при высокой, то могло бы и унести. Хотя в том месте, где я его нашел, очень высокая вода бывает редко, только весной и при полной луне. Вот тогда и до десяти футов доходит. В календарь Скарпетта уже заглянула. В ночь накануне обнаружения тела полнолуния не было, наблюдалась частичная облачность. — Удобное местечко, чтобы спрятать труп, — рассуждает Марино. — Через неделю от него бы только кучка костей и осталась, да и те бы зверье растащило. Ну не чудо ли, что его нашли, а? — Целым он бы пролежал недолго, — соглашается Булл. — И народу там бывает немного. Так что да, вы правы. — Только вот я, когда спрашивал про пролив и отлив, не имел в виду, что сделал бы кто-то, — говорит Марино. — Я спросил, что сделал бы ты. — Пошел бы при низкой воде на легкой лодке. Выбрал бы неглубокий, на фут, заливчик. Вот что я бы сделал. Да только я этого не делал. — Булл снова смотрит Марино в глаза. — Ничего я с ним не делал. Только нашел. Скарпетта смотрит выразительно на помощника — его тактика давления и запугивания ей изрядно надоела — и поворачивается к Буллу: — Еще что-нибудь вспомнить можете? Видели кого-нибудь там? Может быть, кто-то привлек к себе ваше внимание? — Я все время об этом думаю, но на ум только один случай приходит. Примерно неделю назад был я у той же пристани, продавал креветок, а когда уходил, заметил этого парня. Он лодку привязывал. Моторку. Я потому на него внимание обратил, что в лодке ничего не было. Никаких снастей. Ну, я и подумал, что ему просто нравится кататься на лодке. Не рыбачить, не устриц собирать, а просто отдыхать на воде. Что мне не понравилось, так это его взгляд. Как-то странно он на меня посмотрел. Как будто уже видел где-то. — Описать можешь? — спрашивает Марино. — Видел, на чем он приехал? — Шляпа, темные очки. Особо большим он мне не показался, но сказать трудно. Да я и не присматривался — с какой стати? Не хотел, чтобы он подумал, будто я на него таращусь. Сами знаете, с этого оно все и начинается. По-моему, был в сапогах. Штаны. Футболка с длинными рукавами. Это я точно помню, потому что день был теплый, солнечный. На чем приехал, не видел, а машин на парковке стояло много. Время было такое, люди все время приезжали, кто-то продавал, кто-то покупал. — По-вашему, чтобы избавиться от тела, нужно хорошо знать местность? — интересуется Скарпетта. — В темноте? Господи! Я не знаю никого, кто пошел бы туда ночью. Я бы не пошел. Но это еще не значит, что таких вообще нет. Ненормальных хватает. А тот, кто с мальчиком так поступил, он же нормальным быть не может. — Вы на месте что-нибудь заметили? Может быть, траву помятую? Или следы? — Нет, мэм. Но тело положили ночью, на отливе, а потом прилив все и стер. Это как волна песок равняет. Вода его накрыла, но не унесла, потому что там трава высокая. А еще там устричная отмель. Туда лучше не попадать. Нет ничего больнее пореза от устричной раковины. А если упасть на устричной отмели, можно сильно порезаться. — Может, ты там и порезался, — вставляет Марино. — Упал на устричной отмели. Ножевые порезы Скарпетта узнает с первого взгляда и с другими не спутает. — Мистер Грант, неподалеку оттого места, где вы нашли мальчика, стоит волнолом. Возможно ли, что его привезли на машине, а потом перенесли через волнолом? — Не представляю, как можно спуститься с того старого волнолома по лестнице, да еще в темноте, да еще с телом и фонарем. И фонарь надо иметь мощный. На болоте можно так завязнуть, что без сапог останешься. А если возвращаться тем же путем, то на волноломе обязательно следы останутся. — А откуда ты знаешь, что следов на волноломе не осталось? — спрашивает Марино. — Тот парень из похоронного бюро так сказал. Я ждал на парковке, когда привезут тело, и он тоже там был, с полицейскими разговаривал. — Люшес Меддикс. Булл кивает: — Он много о чем говорил, все хотел выяснить, что я знаю, но я ему ничего не сказал. В дверь стучат, в комнату входит Роза, ставит на стол, рядом с Буллом, кофейник. Руки у нее дрожат. — Со сливками и сахаром. Извините, что так долго. Первый кофе убежал. — Спасибо, мэм. — Кому-нибудь еще что-то нужно? Роза обводит присутствующих взглядом. Выглядит она еще бледнее и изнуреннее, чем утром. — Почему бы тебе не пойти домой? — предлагает Скарпетта. — Отдохнешь. — Я буду в офисе. Дверь закрывается, и Булл говорит: — Если можно, я бы хотел объясниться. — Давайте, — кивает Скарпетта. — Еще три недели назад у меня была настоящая работа. — Он смотрит на свои сложенные на коленях руки. — Врать я вам не буду. Попал в переплет. Да вы и сами видите. И ни на какой устричной отмели я не падал. — В переплет? Из-за чего? — спрашивает Скарпетта. — Курил травку и дрался. Вообще-то я не курил, но собирался. — Ну не мило ли? — разводит руками Марино. — А у нас как раз обязательное требование для желающих получить работу, чтобы курил травку, был склонен к насилию и хоть раз натыкался на труп. — Я понимаю, как это звучит. Только все не так. Я работал в порту. — И что ты там делал? — Числился помощником механика. Но это только так называлось. Делал все, что требовало начальство. Помогал обслуживать технику, подъемники, транспортеры. Надо было уметь говорить по радио, ремонтировать все. Однажды после смены, в час ночи, прикорнул возле старых контейнеров. Их там много, побитых, которыми больше не пользуются. Поезжайте по Конкорд-стрит, сами увидите, про что я говорю. Они там, за проволочным забором. День выдался тяжелый, долгий, да еще, сказать по правде, мы с женой утром малость поцапались, так что настроение было никакое, вот я и решил покурить травки. Привычки такой у меня нет, я уж и не помню, когда баловался в последний раз. Не успел прикурить, как от путей вдруг какой-то парень бежит. Он меня и порезал. Сильно. Булл закатывает рукава, вытягивает мускулистые руки, поворачивает, демонстрируя длинные порезы, бледно-розовые полосы на темной коже. — И что? — спрашивает Скарпетта. — Поймали того, кто это сделал? — Не думаю, что кто-то уж очень старался. Полиция обвинила меня. Сказали, мол, я подрался с продавцом травки. Продавца я им не назвал, но точно знаю, что это сделал не он. Он даже и не работает в порту. Потом, когда меня зашили, просидел несколько дней в тюрьме. На суде обвинение сняли, потому что ни подозреваемого не оказалось, ни травку не нашли. — Да уж. Так почему ж тебе предъявили обвинение, если марихуану не нашли? — спрашивает Марино. — Потому что я сам сказал, что собирался покурить, когда это случилось. Я уже свернул самокрутку, когда тот парень на меня напал. Может, полиция ее не нашла. Да их правда и не интересовала. А может, мою самокрутку тот парень подобрал. Не знаю. Но к травке я больше не притрагивался. И к выпивке тоже. Капли в рот не брал. Обещал жене, что не буду. — Из порта вас уволили, — подытоживает Скарпетта. — Да, мэм. — По-вашему, в чем бы вы могли нам помочь? — В чем угодно, мэм. Во всем, что мне по силам. Морг меня не пугает. С мертвецами у меня проблем нет. — Можете оставить номер сотового или скажите, как с вами еще связаться. Булл достает из кармана сложенный клочок бумаги, встает и кладет его на стол. — Здесь все написано, мэм. Звоните в любое время. — Следователь Марино вас проводит. Спасибо за помощь, мистер Грант. Скарпетта поднимается из-за стола и осторожно, помня о ранах, пожимает ему руку. В семидесяти милях к юго-западу от курортного острова Хилтон-Хед небо серое и низкое, с моря дует теплый ветерок. Уилл Рэмбо идет по пустынному пляжу — к пункту назначения. В руке у него зеленый ящичек с инструментами, время от времени он светит по сторонам фонариком, хотя необходимости в этом и нет — дорога хорошо ему знакома. Фонарик мощный, его лучом можно ослепить любого по крайней мере на несколько секунд, и этого, если ситуация потребует, достаточно. Ветер бросает в лицо песок, и песчинки стучат по темным стеклам очков. Крохотные вихри кружат под ногами, словно миниатюрные танцовщицы. И самум налетел на Аль-Асада с ревом, словно цунами, и поглотил его вместе с Хамви, а потом поглотил солнце, небо и все-все. Кровь потекла по пальцам Роджера, будто красная краска, и песок взорвался и прилип к окровавленным пальцам, которыми он пытался запихнуть назад вываливающиеся внутренности. Паника и шок отразились на его лице. Ничего подобного Уилл никогда еще не видел, но сделать для друга он ничего не мог, только говорил, что все будет в порядке, и помогал удерживать кишки. Чайки кружат над берегом, и в их криках Уиллу слышатся крики Роджера. Крики паники и боли. — Уилл! Уилл! Уилл!