Пока войска заняты выполнением своих задач, госпоже моей следовало погрузить на корабли свой народ и имущество. Она поручила это вельможе Меркесету и, разумеется, сделала меня его помощником. Вельможа Меркесет дожил не просто до старческого слабоумия, он даже успел недавно жениться на шестнадцатилетней девочке. Поэтому проку от него было мало как для меня, так и для него самого. Все планирование и сборы для погрузки на корабли легли на мои плечи. Однако прежде, чем отправляться в путь, нужно было позаботиться о лошадях. Уже тогда я совершенно ясно представлял себе, что именно они явятся основой нашего спасения – и как страны, и как цивилизованного народа. С лошадьми, захваченными у Эсны, наш табун составлял несколько тысяч голов. Я разделил его на четыре части, чтобы легче было найти пастбища по пути на юг. Кроме того, табуны меньшего размера поднимают меньше пыли, им будет легче избежать столкновения с гиксосами. Я послал Гуи, колесничих и конюхов с этими четырьмя табунами в сторону Элефантины, приказав держаться подальше от берега реки, вдоль которого наступали колесницы гиксосов, и идти по краю пустыни. Как только лошади отправились в путь, я занялся людьми. Я понимал, что количество ладей ограничивало наши возможности и мы могли взять с собой лишь небольшое количество людей и вещей. Я был абсолютно уверен, что каждый египтянин захочет стать участником великого исхода. Жестокость и свирепость гиксосов проявлялись в каждом захваченном ими городе, который они предавали огню и где учиняли страшные зверства над населением. Все неведомые опасности Африки казались гораздо предпочтительнее кровожадных чудовищ, которые мчались на нас на своих колесницах. По моим расчетам выходило, что мы сможем разместить на судах нашего флота только двенадцать тысяч человек, и я сообщил об этом госпоже. – Нам придется быть безжалостными при выборе людей и многих оставить здесь. Но она не пожелала слушать мой совет: – Это мой народ. Я скорее сама оставлю свое место на корабле, чем отдам гиксосам одного-единственного подданного моего царства. – Но, ваше величество, как же нам быть со стариками и калеками, больными и младенцами? – Каждый египтянин может выбирать, идти ему с нами или оставаться здесь. Я не брошу на произвол судьбы ни белобородого старика, ни нищего, ни новорожденного младенца, ни прокаженного. Это мой народ, и, если он не может отправиться со мной, тогда царевич Мемнон и я останемся с ними! – Разумеется, она упомянула царевича только для того, чтобы закрепить свою победу надо мной. Ладьи наши будут сидеть по самые борта под таким количеством народа, но выбора у меня не было. И все же я позволил себе маленькое удовольствие. В первую очередь я разместил на ладьях полезных и способных граждан. Я выбирал их из всех слоев общества и всех родов занятий: каменщиков и ткачей, медников и горшечников, кожевников и делателей парусов, писцов и художников, кораблестроителей и плотников – и все они были лучшими в своем ремесле. Я позаботился о том, чтобы они разместились на борту ожидающих барок. А потом я с особым удовольствием отдал самые неудобные места на самых неопрятных судах жрецам и законникам – этим блохам, сосущим кровь на здоровом теле государства. Когда они наконец погрузились на лодки, я позволил отребью хлынуть на пристань и садиться на корабли у храма. Из-за непримиримых взглядов моей госпожи мне пришлось с большой осторожностью выбирать груз, который мы могли взять с собой. У нас не было места для безделушек. Я собрал оружие, инструменты и сырье, которые могли нам понадобиться при строительстве цивилизации в неведомых землях. Во всем же остальном грузе я всячески старался снизить вес и объем. Например, вместо зерна и плодов я предпочел взять семена всех необходимых растений, запечатав их смолой и воском в глиняных кувшинах. Каждый дебен веса в трюме ладьи означал, что мы должны что-то оставить на берегу. Путешествие наше может занять десять лет или целую жизнь. Нас ждут трудности. Мы знали: великие пороги Нила лежали на нашем пути. Мы не смели обременять себя ничем, кроме самого важного и необходимого, но госпожа моя дала священный обет фараону. На кораблях едва хватало места для живых. Сколько же нужно было отвести мертвому? – Я дала обет царю, когда он лежал на смертном одре, – настаивала она. – Я не могу оставить его здесь. – Ваше величество, я могу найти надежное тайное место, где мы спрячем царя. В холмах много неизвестных могил, и никто не найдет его там. Когда мы вернемся в Фивы, сможем выкопать его, а потом устроить истинно царские похороны, которые вы ему обещали. – Если я нарушу свой обет, боги покинут нас и наше путешествие будет обречено. Тело царя должно отправиться с нами. Одного взгляда на ее лицо было достаточно, чтобы понять: спорить бесполезно. Мы открыли массивный гранитный саркофаг и вытащили из него шесть внутренних гробов. Однако даже они были настолько тяжелы, что для них потребовалась бы отдельная ладья. Я принял решение, не посоветовавшись с царицей Лострой. По моему приказу вынули лишь два внутренних золотых гроба. Завернули в толстый полотняный саван и зашили. Их вес и размеры уменьшились, и теперь гробы можно было разместить по отдельности в трюме «Дыхания Гора». Основную часть сокровищ фараона – все его золото, серебро и драгоценные камни – разложили по кедровым сундукам. Я приказал златокузнецам снять золотой лист с брошенных гробов и деревянных рам чудовищной погребальной волокуши и выплавить из него слитки. С тайным наслаждением я разрушил эту чудовищную безвкусицу. Затем сундуки с сокровищами и слитки золота отнесли на пристань и погрузили в ожидающие корабли. Я распределил их так, чтобы на каждой лодке были по крайней мере один сундук и один тюк слитков. Таким образом мне удалось свести до минимума опасность потерять все сокровища сразу из-за несчастного случая. Однако мы не могли взять с собой многие из сокровищ погребального храма. Это касалось прежде всего мебели и церемониальных принадлежностей, церемониального оружия и сундучков со статуэтками ушебти. И разумеется, уродливого остова катафалка, с которого я приказал содрать золото. Чтобы они не попали в руки гиксосов, мы сложили их во дворе храма и я собственной рукой бросил на огромную кучу сокровищ пылающий факел и смотрел на гигантский костер, пока все не сгорело дотла. Делалось все это в безумной спешке, и еще до окончания погрузки последнего корабля наблюдатели на крыше дворца закричали, что видят облако пыли над колесницами гиксосов. Через час измотанные в сражениях войска Крата и Тана после долгих арьергардных боев начали входить в Город мертвых и грузиться на ладьи. Я встретил Тана, когда он поднялся на насыпь во главе отряда стражи. Мужество и самоотверженность его воинов помогли отыграть у врага еще несколько дней на сборы и погрузку. Большего они сделать не могли, и теперь враг шел за ними по пятам. Когда я махнул рукой и позвал его, Тан обернулся и крикнул мне через головы воинов: – Где царица Лостра и царевич? Они уже на борту «Дыхания Гора»? Я пробрался к нему через толпу: – Госпожа моя не желает покидать город, пока весь ее народ не погрузится на корабли. Она приказала мне привести тебя к ней, как только ты появишься. Она ждет тебя в своих покоях во дворце. Ужас отразился на его лице. – Враг наступает нам на пятки. Царица Лостра и царевич сто́ят гораздо больше, чем весь этот сброд. Почему ты не заставил ее? Я рассмеялся: – Ее не так-то просто заставить, тебе это известно не хуже, чем мне. Она не оставит ни одного подданного гиксосам. – Проклятие Сета на гордость этой женщины! Нас всех убьют из-за нее. Однако, несмотря на грубые слова, его грязное потное лицо сияло гордостью и восхищением. Он ухмыльнулся: – Ну что же, если она не хочет идти к нам, нам придется идти к ней. Мы стали проталкиваться через плотную толпу горожан, которые шли на пристань с детьми на руках, обремененные тяжелыми узлами с пожитками. Они сплошным потоком вливались на палубы лодок. Пока мы спешили вверх по насыпи, Тан показал мне на зловещие тучи пыли над городскими стенами, приближающиеся к нам с обеих сторон. – Они надвигаются быстрее, чем можно было вообразить. Даже не останавливаются поить лошадей. Если мы не ускорим погрузку, половину населения застанут на берегу, – мрачно заявил он и показал на пристань под нами. Только две ладьи могли одновременно встать на погрузку. Огромные толпы беженцев заполнили насыпь и мешали проходу через двойные ворота верфи. Плач и жалобные вопли усиливали беспорядок, и в этот самый момент кто-то завопил: – Гиксосы пришли! Бегите! Спасайтесь! Гиксосы пришли! Паника охватила толпу, и люди бездумно бросились вперед. Женщин давили о каменные стены ворот, детей топтали. Всякое подобие порядка исчезло, достойные граждане и дисциплинированные воины превратились в буйную толпу, забывшую обо всем, кроме спасения своей жизни. Мне пришлось пустить в ход заостренный кол, чтобы проложить себе дорогу через толпу, и мы с Таном сумели пробиться в город. Наконец мы вырвались из толпы и побежали к воротам дворца. Его залы и коридоры были пусты. Там никого не было, если не считать нескольких мародеров, шаривших по пустым залам. Они бежали, завидев Тана. Выглядел он страшно. Осунулся, запыленные доспехи покрывали вмятины, на щеках торчала рыжая щетина. Он ворвался впереди меня в покои царицы, и мы увидели, что они не охраняются, а двери широко распахнуты. Мы побежали вперед. Госпожа моя сидела с царевичем Мемноном на коленях под виноградной лозой на террасе. Она показывала ему флот, усеявший поверхность Нила под террасой, и оба весело смотрели на погрузку. – Смотри, какие красивые кораблики. Царица Лостра с улыбкой встала нам навстречу, а царевич Мемнон соскочил с ее колен и побежал к Тану. Тан поднял его на плечи, а потом обнял мою госпожу свободной рукой: – Где твои рабы, где Атон и вельможа? – Я отослала их на корабли. – Таита говорит, что ты отказалась идти туда. Он очень зол на тебя за это, и по праву. – Прости меня, милый Таита. – Ее улыбка могла наполнить радостью мою жизнь или разбить мое сердце. – Моли о прощении царя Салита, – обиженно произнес я. – Он скоро будет здесь. – Я схватил ее за руку. – Ну, теперь, когда этот грубый воин с нами, можешь ты наконец подняться на борт корабля? Мы поспешили прочь с террасы по коридорам дворца. Даже грабители и мародеры как крысы скрылись в своих норах. Только царевич Мемнон совершенно не беспокоился. Для него все происходящее было новой веселой игрой. Он сидел верхом на плечах у Тана, бил его пятками по груди и кричал: «Но!» Мемнон научился этому у меня, когда катался со мной на Терпении. Мы пробежали через дворцовый сад к каменной лестнице, которая вела к насыпи. Здесь был кратчайший путь к храмовой пристани. Когда выскочили на насыпь, я понял, что обстоятельства резко изменились с тех пор, как мы ушли в город за госпожой и царевичем. Насыпь была пуста. Последние беженцы взошли на борт. Из-за вершины стены были видны мачты кораблей, медленно уходивших по каналу к реке. У меня вдруг засосало под ложечкой. Я понял, что мы остались на берегу одни, а до пустой пристани еще целых полмили. Мы остановились и посмотрели вслед последней уплывающей ладье. – Я же говорил кормчему ждать нас, – простонал я, – но гиксосы близко, и все теперь думают только о собственной шкуре. – Что же нам делать? – выдохнула госпожа. Даже Мемнон перестал весело кричать. – Если мы доберемся до берега реки, Ремрем и Крат увидят нас на берегу и пошлют за нами лодку, – сказал я. Тан тут же согласился со мной. – Сюда, за мной! – крикнул он. – Таита, веди свою госпожу. Я взял Лостру за руку и потащил за собой, но она была сильной и ловкой, как мальчишка-пастушок, и легко бежала рядом. Потом я вдруг услышал топот лошадей и скрип колес. Звук этот ни с чем нельзя было спутать, и раздавался он пугающе близко. Наши собственные лошади ушли три дня назад и уже были на пути к Элефантине, а колесницы в разобранном виде лежали в трюмах ладей. Звуки, которые я услышал, раздавались внизу, на насыпи под стеной. Мы не видели колесниц, но я понял, кому они принадлежат. – Гиксосы! – тихо сказал я, и мы остановились, прижавшись друг к другу. – Это, наверное, передовой отряд, разведчики. – Колесниц всего две или три, – подтвердил Тан. – Но и этого достаточно. Мы отрезаны. – Мы, кажется, немного опоздали, – сказала моя госпожа с деланым спокойствием, а потом посмотрела на меня и Тана с полным доверием. – Что вы предлагаете? Ее наглость поразила меня. Именно из-за нее, из-за ее упрямства мы попали в эту переделку. Если бы она уступила моим настоятельным просьбам, мы бы уже находились на борту «Дыхания Гора» и шли вверх по реке к Элефантине. Тан поднял руку, требуя тишины, и мы стали прислушиваться к шуму вражеских колесниц, едущих по дороге у подножия стены. Чем ближе они подходили, тем яснее становилось, что это небольшой передовой отряд. Внезапно визг колес прекратился, и мы услышали фырканье и стук копыт переступающих на месте лошадей, а потом голоса людей, говорящих на каком-то гортанном языке. Они находились прямо под нами по ту сторону стены. Тан снова тревожным жестом потребовал тишины. Но царевич Мемнон не был приучен сдерживать свои желания или молчать, когда ему не хотелось. Он услышал знакомые звуки. – Лошади! – звонко закричал он. – Я хочу посмотреть на лошадей! Тут же раздался резкий выкрик. Гиксосы отдавали приказы. Мы услышали звон оружия. Потом тяжелые шаги простучали по ступенькам каменной лестницы, и небольшой отряд врага помчался вверх. Сначала из-за каменной балюстрады впереди нас появились только высокие шлемы, а потом и воины гиксосов в чешуйчатых кольчугах встали перед нами во весь рост. Их было пятеро, и они неслись на нас с обнаженными мечами – все рослые мужчины с черными бородами, заплетенными красными ленточками. Один из них был выше остальных. Сначала я не узнал его, так как он, по обычаям гиксосов, отрастил бороду и украсил ее ленточками, да и забрало шлема скрывало половину его лица. Потом он вдруг воскликнул голосом, который я никогда не смогу забыть: – Так это молодой Харраб! Я убил старого пса, а теперь прикончу и щенка.