– Ты понимаешь, о чем я. Это совсем другое. Ее темные глаза вспыхивают, и я вижу в них страх. Это случается редко. В последний раз я видела ее в лазарете, когда она стояла над телом другого капитана. Саралин, Милосердие, которая потеряла почку в результате обычного рейда с оружием. Она все еще выздоравливает, но хирурга, который ее оперировал, можно назвать в лучшем случае ненадежным. «Это не твоя вина. Не твоя работа», – напоминаю я себе. Я сделала все, что могла. Не в первый раз мне приходилось иметь дело с кровью, и я была лучшим медиком, который на тот момент был у нас в распоряжении. Тем не менее, это был первый раз, когда я держала в руке человеческий орган. «По крайней мере, она жива». – Она ходит, – говорит Инди, видя на моем лице печать чувства вины. – Медленно, но ходит. – Это хорошо, – говорю я, забывая добавить, что она должна была встать на ноги несколько недель назад. «Это не твоя вина», – снова раздается эхо в голове. Когда мы возвращаемся в центральный узел, Инди останавливается и направляется в лазарет. Она не отходила от Саралины ни на шаг, исключением были только задания и, по-видимому, поручения полковника. Они вступили в Гвардию одновременно и были близки как сестры. А потом, совершенно очевидно, как несестры. Никто не был против. В организации нет правил, запрещающих сексуальные связи между гвардейцами, пока работа выполнена и все возвращаются живыми. До сих пор никто в Ирабелли не был настолько глуп или сентиментален, чтобы позволить такой мелочи, как чувства, поставить наше дело под угрозу. Я оставляю Инди наедине с ее тревогами и иду в противоположном направлении, туда, где, как я знаю, меня ждет полковник. Из его кабинета получилась бы чудесная гробница. Никаких окон, бетонные стены и лампа, которая, кажется, всегда гаснет в самый неподходящий момент. В Ирабелли есть гораздо лучшие места для ведения дел, но полковнику нравится тишина и закрытое пространство. Он довольно высокий, и низкий потолок делает его похожим на великана. Наверное, поэтому ему так нравится эта комната. Когда он встает, чтобы поприветствовать меня, он задевает макушкой потолок. – Новые приказы? – спрашиваю я, уже зная ответ на свой вопрос. Мы здесь уже два дня. Я знаю, что лучше не ожидать какого-либо отпуска, даже после грандиозного успеха операции «Озёрная». Центральные проходы трех озер, каждое из которых является ключом к Озёрному краю, теперь принадлежат нам, и никто об этом не знает. Для какой высшей цели, я не знаю. Об этом должно беспокоиться Командование, а не я. Полковник пододвигает ко мне через стол сложенную бумагу. Ее края были запечатаны. Мне приходится открыть ее. «Странно». Раньше я никогда не получала запечатанных приказов. Мои глаза сканируют страницу, расширяясь с каждым проходящим словом. Приказы Командования. Прямо сверху, минуя полковника, прямо ко мне. – Это… Он поднимает руку, останавливая меня. – Командование говорит, что разглашение запрещено, – он говорит сдержанно, но я все равно слышу в его словах гнев. – Это твоя операция. Мне приходится сжать руку в кулак, чтобы сохранить спокойствие. «Моя собственная операция». Сердце как бешеное колотится у меня в груди, кровь стучит у меня в ушах. Чтобы не улыбнуться, мне приходится сильно стиснуть зубы. Я снова смотрю на приказы, чтобы убедиться, что они настоящие. Операция «Красная паутина». Через мгновение я понимаю, что чего-то не хватает. – О вас тут ничего не сказано, сэр. Он приподнимает бровь своего больного глаза. – А ты думаешь, должно? Я тебе не нянька, капитан. Он ощетинивается. Маска контроля грозит соскользнуть, и он возится с и так девственно чистым столом, стряхивая с него несуществующие пылинки. Я отмахиваюсь от оскорбления. – Очень хорошо. Полагаю, вы получили свои собственные приказы. – Да, – быстро отвечает он. – Тогда нам стоит это отпраздновать. Полковник с трудом сдерживает усмешку. – Хочешь отпраздновать то, что стала девушкой с плаката? Или то, что тебе поручили самоубийственную миссию? Теперь я действительно улыбаюсь. – А я смотрю на это по-другому. – Я медленно складываю приказы и убираю их в карман. – Сегодня вечером я выпью за свое первое самостоятельное задание. А завтра отправляюсь в Норту. – Разглашение запрещено, капитан. Дойдя до двери, я оглядываюсь и бросаю на него сердитый взгляд. – Как будто вы не знали. Его молчание – достаточно красноречивое признание. – Кроме того, я все равно буду отчитываться перед вами, так что вы можете передавать мои отчеты Командованию. – Я не могу удержаться и не подразнить его. Он заслужил это, когда сказал про няньку. – Как это называется? Ах, да. Посредник. – Осторожно, капитан. Я киваю, улыбаюсь и рывком открываю дверь кабинета. – Я всегда осторожна, сэр. К счастью, он не позволяет затянуться еще одной неловкой паузе. – Ваша съемочная группа ждет вас в вашей казарме. Поторопитесь. – Очень надеюсь, что готова к съемкам, – я фальшиво хихикаю, притворяясь, что прихорашиваюсь. Он машет рукой, официально отпуская меня. Я с удовольствием выхожу из кабинета и с энтузиазмом петляю по залам Ирабелли. К моему удивлению, я быстро успокаиваюсь. Я побежала к казармам, намереваясь выследить своих подчиненных и сообщить им хорошие новости. Но вскоре мой темп замедляется и восторг уступает место нежеланию. И страху. Есть причина, по которой нас называют Овном и Ягненком, помимо очевидной. Меня никогда никуда не посылали без сопровождения полковника. Он всегда был рядом, защитник, о котором я никогда не мечтала, но с которым стала слишком хорошо знакома. Он бессчетное количество раз спасал мне жизнь. И именно из-за него я здесь, а не в замерзшей деревне, не отмораживаю себе зимой пальцы и не теряю друзей каждый раз, когда проводят очередной призыв. Мы не часто сходимся во взглядах, но всегда делаем свою работу и всегда остаемся в живых. Мы преуспеваем там, где другие – нет. Мы выживаем. Теперь я должна сделать то же самое в одиночку. Теперь я должна защищать других, взваливая их жизни – и смерти – на свои плечи. Я иду медленнее, выигрывая для себя еще несколько мгновений, чтобы собраться с мыслями. Прохладные тени успокаивают, манят. Я прижимаюсь к скользкой бетонной стене, позволяя холоду пробрать меня до костей. «Когда я соберу свою команду, я должна держаться как полковник. Я их капитан, их командир, и я должна вести себя безупречно. У меня нет права на ошибку, нет права на колебания. Нужно двигаться вперед – любой ценой. Восстаньте, алые, как рассвет». Полковник, может быть, и не очень хороший человек, но он превосходный лидер. Этого всегда было достаточно. И теперь я сделаю все возможное, чтобы быть такой же. Я обдумываю свой план. Остальные переживут, если еще несколько минут посидят без дела. Я вхожу в свою казарму с высоко поднятой головой. Не знаю, почему меня выбрали для этого задания, почему Командование хочет, чтобы именно я была нашим глашатаем. Но я уверена, что на то есть веская причина. Молодая женщина с флагом в руках – довольно яркая фигура, но также и загадочная. Серебряные могут отправлять на смерть на поле битвы и мужчин, и женщин, но группу повстанцев, возглавляемую женщиной, легче недооценить. А именно это и нужно Командованию. Или они просто хотят, чтобы в итоге опознали и казнили меня, а не кого-то из них. Один из членов съемочной группы, судя по татуировке на его шее, когда-то сбежавший из трущоб техов, машет мне, чтобы я садилась в кадр. Все уже готово. Другой протягивает мне красный шарф и напечатанное сообщение, которое обнародуют только через несколько месяцев. Но когда это произойдет, когда оно разнесется по Норте и Озёрному краю, оно произведет эффект разорвавшейся бомбы. Я встаю перед камерами, мое лицо скрыто, мой голос – холодная сталь. «Восстаньте, алые, как рассвет». ДАННОЕ СООБЩЕНИЕ БЫЛО РАССЕКРЕЧЕНО КОНФИДЕНЦИАЛЬНО, ТОЛЬКО ДЛЯ ВЫСШЕГО КОМАНДНОГО СОСТАВА Оперативник: Полковник ОТРЕДАКТИРОВАНО. Кодовое имя: ОВЕН. Отправлено: Триал, ОК. Получатель: КОМАНДОВАНИЕ, ОТРЕДАКТИРОВАНО. – Команда операции УХО ВОСТРО, лидер – ХОЛИДЕЙ, столкнулась с сопротивлением в АДЕЛЕ. – Конспиративная квартира в АДЕЛЕ уничтожена. – Обзор операции УХО ВОСТРО: