‒ Я должен, ‒ говорит он. ‒ Иначе вообще не остановлюсь. ‒ Логан... ‒ Я хочу тебя. Я нуждаюсь в тебе. Но, Изабель, ты заслуживаешь лучшего, мы заслуживаем лучшего, чем диван в комнате совещаний с дюжиной людей за дверью. Я вздрагиваю. ‒ Ты прав. Его эрекция крупно ощущается между нами, прижимаясь к моему животу. Я могу лишь извиваться около него, сжимать его сильную шею и жаждать его, касаться губами его подбородка, вдыхать запах и упиваться грубостью его щетины на своих губах и нежной коже. Он издает рык, низкие раскаты в его груди. Я чувствую его ладонь на прогибе своей спины, его пальцы скользят вдоль позвоночника вниз. Ниже. Я не смею дышать в предвкушении, легкие горят в ожидании, а бедра прижимаются все крепче в бесплодной попытке снизить напряжение внутри. Я жду и издаю стон наслаждения, когда его ладонь очерчивает округлости моей задницы. Он бессвязно бормочет, а его ладонь забирается на упругие мышцы и сжимает ее. ‒ Боже, Изабель. ‒ У него хриплый голос. ‒ У тебя потрясающая задница. Этот комплимент, всего четыре слова от этого мужчины много значат для меня. Я хочу быть источником его желания. Второй рукой он поднимает мне волосы и проводит вдоль позвоночника вниз до второй ягодицы, и теперь обеими сильными руками держит меня. Я не могу ответить ему ничем подобным, так что просто прижимаюсь к нему, целую в скулу, обхватываю затылок и ищу его губы. Мы целуемся, и я познаю вкус, нежность и ощущение рая. Пока я извиваюсь, платье каким-то образом поднимается. Выше и выше. А потом пальцы Логана подтягивают ткань еще выше, и он касается голой кожи низа спины, где проходит край белья ‒ полоска на выпуклостях снизу и шелковый треугольник на лобке. Я прижимаю колено к дивану, поднимая ногу выше. Открываясь ему. Поощряя его к продолжению. ‒ И как я должен сопротивляться, когда ты такое вытворяешь, Изабель? Он произносит мое имя, как словесные ласки, три простых слога, которые похожи на утверждение, на акт любви. Его руки спускаются ниже, так что его пальцы дразнят внутреннюю сторону бедер, потом касаются моей киски. Я не могу дышать, боже, не могу дышать, мои легкие готовы разорваться, и единственное, что я ощущаю, ‒ его дыхание на своей коже. Реанимация рот в рот, потому что я умираю от внутренней боли, от нужды, подобной ядру звезды, желание сжигает все во мне, подобно зарождению сверхновой звезды. ‒ Не сопротивляйся, Логан, ‒ шепчу я. Он и не сопротивляется. Он вдыхает, жар его дыхания обжигает мне губы. Прикосновения пальцев становятся смелее, кружат, лобзают. Я прячу лицо у его шеи и крепко, словно сумасшедшая, цепляюсь за нее и обхватываю рукой его затылок, поднимая колено выше. Пальцы ‒ я чувствую три ‒ танцуют по тонкой полоске шелка, оттягивают ее в сторону. Один палец проскальзывает внутрь меня. Я стону ему в шею. Тихо, отчаянно. Этот палец ‒ толстый и чудесно шершавый ‒ скользит глубоко внутрь, туда, где влажно и жарко. Погружается в мои соки и размазывает их по пульсирующему клитору. Наслаждение пробивает меня с такой внезапной силой, что я неосознанно кусаю Логана, а он рычит. ‒ Прости, ‒ шепчу я, целуя кожу, где мои зубы оставили отметины. ‒ Я не хотела. ‒ У котенка есть зубки, ‒ бормочет Логан. ‒ Я львица, Логан, ты же так мне говорил? Он грохочет, смеясь. ‒ Я так сказал? ‒ Его палец вновь входит в меня, и я вздыхаю. ‒ Можешь помолчать? ‒ Я могу попытаться, ‒ шепчу я. ‒ Но я могу снова тебя укусить. ‒ Я не против. Буду кусать тебя в ответ. Он прижимает зубы к нежной коже шеи и прикусывает изящно и нежно. ‒ Это даже не назвать укусом, ‒ говорю я. ‒ Конечно, нет. Я бы никогда не сделал ничего, что бы причинило тебе боль. А затем он вытаскивает палец и снова водит им по клитору, и я не могу не стонать, упираясь лбом ему в шею. Снова палец проскальзывает внутрь, выходит, трется об меня. Снова, и снова, и снова, пока меня не пронзает желание чего-то большего, более тесного контакта. ‒ Логан, ‒ хныкаю я, ‒ пожалуйста... ‒ Знаю, детка. Скоро.