— А при том, — сказал отец. — Это они, наверное, занесли в наш пруд весной рыбью икру… Больше некому. Так что благодарите чаек-рыбоводов. Я заторопился в сарай. Мастерить себе удочку. Утром, как только поймаю рыбешку, непременно угощу ею первую залетную чайку. Ведь они не боятся нас. Подлетают близко-близко… Любители подледного лова В субботние и воскресные дни на реке Кинешемке уйма народу — любителей подледного лова. Летит невесомый снежок, пощипывает колкий морозец… Только рыболовам словно нипочем непогода. Одержимые! Застыли Дедами Морозами над своими лунками. В теплых рукавицах подергивают удочки. А случится удача — радости нет предела. Особенно когда вытащат порядочных размеров окуня. А выловленные ерши и окуньки, лежащие тут же на снегу, отливают серебром и перламутром, словно нутро ракушек. С их красотой сравнится разве что дивный хрусталь да летняя радуга! Дом старого часовщика Ивана Лукича на берегу Кинешемки. Нет в округе более заядлого рыболова. По воскресным дням его только и найдешь на реке. Сидит возле лунки, а рядышком два пушистых кота трутся о его валенки, мурлычут. Тоже… рыбачат! Не сводят своих масляных глаз с удочки. Когда ночуют, что там на крючок что-то попалось, скребут когтями за полы тулупа: «Мя-у-ур! Мя-у-ур! Да тяни ты, хозяин, скорее!» Случается, сорвется с крючка трофей, рассердится Иван Лукич с досады на котов: — Цыц, непутевые! Разбегутся усатые «болельщики» по сторонам, не поняв в чем дело… Однако скоро, как ни в чем не бывало — до обиды ли тут! — снова трутся о валенки. Крупную рыбу Иван Лукич кладет в пластмассовое ведерко, а мелкую — котам… То-то радости усатым! Едят рыбу с обоих боков, урча от удовольствия. И главное, не ссорятся из-за добычи. Знают, что хозяин не помилует их за это. Так и рыбачат старый часовщик и его четвероногие друзья. Правда, «друзьями» приблудные коты стали недавно — месяца два назад, когда Иван Лукич в зимний сезон впервые отправился на рыбалку. С того памятного дня коты так и ждут долгожданного воскресенья. Только Иван Лукич выйдет на крыльцо со своим рыболовным снаряжением, а они тут как тут. Тянутся следом. Даже соседи добродушно стали подшучивать: — Чай, Лукич снова на рыбалку собрался… Коты на крыльце. Да и рыболовы не без юмора «подкалывали»: — Смотри, Лукич, вместо окунька кота не зацепи! — Не зацеплю! Лишь бы прифартило, — отвечал старый часовщик без обиды. А однажды Иван Лукич заболел. Крепко простудился. Его увезли в больницу. Три недели коты караулили своего кормильца возле крыльца. А не дождавшись, бегали к заветной, давным-давно заметенной снегом лунке. Другие рыболовы пробовали угощать их рыбешкой. Но коты отказывались от угощения. Гордые! Оставались верными своему хозяину. Зато сколько было кошачьей радости, когда Иван Лукич выздоровевший вернулся домой! Коты ни на шаг не отходили от старого часовщика. Но истинная радость к ним пришла тогда, когда Иван Лукич со своим ящичком и рыболовными принадлежностями снова улыбающийся появился на крыльце. ТРИ ПОРТРЕТА ПАМЯТНЫЕ УРОКИ I Не помню уже точно, когда впервые попалась мне в руки эта книга в твердом темно-синем переплете. Называлась она «Звезды над Самаркандом». Сверху значилось: Сергей Бородин. «Темна, тепла самаркандская ночь. Листва ночного сада черна. Тьма под деревьями подобна спекшейся крови. Над мраком сада сияет серебряное небо, и тонкая струя ручья отсвечивает в ответ небесным светилам, постукивая камушками дна, словно перебирая перламутровые зерна нескончаемых четок». Первые строки меня сразу околдовали. Своей музыкальной напевностью и еще чем-то непонятным. Книга захватила и из двадцатого века перенесла в средневековую эпоху с ее дымными кочевыми кострами, ремесленниками и храбрыми воинами во главе с грозным и непобедимым Тимуром. Трудно было оторваться от романа и, когда на следующий день была перевернута последняя страница, я еще долго ходил под впечатлением прочитанного. Потом были другие добрые знакомства с книгами Сергея Петровича Бородина. С более ранними — «Египтянин», «Мастер птиц» и с поистине классическим произведением «Дмитрий Донской». Помнится, отец читал этот роман вслух. Тогда в доме еще не было электричества, и мы — мама, братишка и я, — рассевшись вокруг керосиновой лампы, не отрываясь, слушали. Таким образом, книги Сергея Петровича Бородина заняли на полке среди моих школьных учебников особое место. Разве мог я, мальчишка, знать тогда, что судьба скоро подарит мне несколько незабываемых встреч с этим знаменитым писателем? Страсть к самостоятельному творчеству привела меня, пятиклассника, в литературный кружок Дворца пионеров имени В. И. Ленина. Было это в самом конце пятидесятых годов. Здесь собирались ташкентские девчонки и мальчишки, одержимые одним: выразить свои мысли и чувства в форме стихотворения или рассказа. И ничего, что у большинства они получались неуклюжими, не всегда складными. На то и существует кружок под руководством опытного педагога. И вот как-то нам объявили: — На следующее занятие в гости к кружковцам придет писатель Сергей Петрович Бородин. Мы не были избалованы столь редкостными встречами, и поэтому вполне объяснимо волнение юных поэтов и прозаиков. К этому дню мы заранее готовились. Обдумывали вопросы, которые зададим любимому писателю. Тщательно отбирали свои стихи и рассказы: а вдруг придется их прочитать! Наконец долгожданный день наступил. В пионерскую комнату вместе с нашим педагогом вошел писатель. Я его сразу узнал по фотографиям из книг и журналов. Чуть выше среднего роста, в сером костюме в тонкую полоску. Он, улыбаясь, со всеми поздоровался. И вскоре потекла непринужденная беседа. Ребята задавали бесчисленные вопросы. Как вы стали писателем? Как был написан роман «Дмитрий Донской»? Сергей Петрович терпеливо, коротко, но ясно отвечал на все вопросы. Я же старался не задавать их. Сидел в стороне и больше слушал. Потом самые смелые кружковцы по очереди прочитали свои стихи. «Прозаики», в стане которых был и я, чтобы не утомлять писателя, на сей раз решили отмолчаться. Стихи ребят были самые разнообразные. О временах года, о Первомае, об учебе, о путешествиях… Сергей Петрович слушал внимательно, но как-то без эмоций. Но вот встала девочка с косой и белым бантом. Она звонко прочитала свое стихотворение о полевой ромашке. И писатель сразу оживился. — Хорошее стихотворение получилось! — похвалил он. — А знаете, почему? Это уже обращалось к нам. Мы не знали. — А потому, что девочка увидела ромашку по-своему. Все поэты, даже взрослые, сравнивают этот цветок с солнцем. А девочке он показался яичным желтком. Просто и точно. И стихотворение уже только за это заслуживает внимания… Так нам впервые был преподан урок настоящего мастерства. И еще крепко на всю жизнь запали в память слова Сергея Петровича: — Помните, ребята, писать вы в итоге, может, научитесь. А вот станет ли кто из вас писателем, неизвестно. Тут помимо таланта и стремления нужно нечто большее. Может, даже подвиг… По-настоящему смысл последних фраз я не сразу понял. Для этого потребовались годы. До чего же они оказались верными! II Мои стихи изредка печатались в республиканских газетах и журналах. Готовился к печати первый сборник. Но оставалось какое-то чувство неудовлетворенности. Хотелось показать написанное опытному мастеру. Но кому? В середине 60-х годов в тенистом скверике на Ленинградской улице возле кукольного театра по воскресеньям собирались букинисты, филателисты, нумизматы. Поиск необходимой книги как-то привел и меня сюда. Был я не один, а вместе со школьным другом, тоже начинающим поэтом. И еще издалека в толпе увидели фигуру Сергея Петровича. Позже я узнал, что он является также истым книголюбом и нумизматом. — Это писатель Бородин! — гордо подчеркнул приятель. — Встречался с Есениным, учился у Брюсова… Классик! Это все я знал и раньше, но школьный друг, видимо, хотел в полной мере блеснуть своей эрудицией. — Вот бы ты и показал ему свои стихи! — заметил он. «А что? — подумал я. — Вполне правильное решение!» Благо, папка со стихами по какой-то причине находилась со мной… Но как это сделать? Вопрос щепетильный и тонкий. — Пойдем поближе, — подтолкнул меня приятель. Писатель был в белой рубашке и тюбетейке. Окруженный пожилыми людьми и молодежью, он старательно что-то разглядывал в лупу. Приблизившись, мы увидели в его руке помятую тусклую монету. — Та-ак, — говорил Сергей Петрович, вертя ее с боку на бок. — По-моему, девятый век до нашей эры… Египет… Монета редкая… Надо посоветоваться со специалистами! Рыжий парень в фетровой шляпе, ее владелец, заискивающе старался заглянуть в лицо писателю.