К вам когда-нибудь приходил в гости медведь? Настоящий, живой… Чтобы запросто садился возле открытого окошка и мирно дремал… Нет? А вот к Ахмаду-горбуну такой мишка наведывался. Кибитка колхозного объездчика Ахмада у самого склона. Рядом альпийский луг. Разнотравье. Бабочки, шмели. После работы Ахмад возвращался на куцей лошаденке домой. Отпускал кобылу на луг, а сам, умывшись в ручье, садился ужинать. Потом брал в руки старенькую домбру и струны рождали то грустные, то радостные мелодии. Они, словно птицы, выпархивали в открытое окошко и витали в воздухе. Над деревьями, над остывающими камнями, над зарослями барбариса… Однажды Ахмад-горбун выглянул в сад и… обомлел. Возле кирпичных ступенек лежал медведь и сладко позевывал. Объездчик не на шутку испугался. Хлопнул окошком. Медведь, видимо, обиделся и поковылял в горы. На другой вечер косолапый снова объявился у кибитки. И на третий. Но стоило Ахмаду-горбуну отложить в сторону домбру, как мишка, обиженный, уходил прочь. «Вот музыкальная душа!» — весело удивился объездчик. И не так уже стал бояться дикого зверя. А в октябре, с первыми заморозками, медведь исчез. Наверное, потому, что Ахмад-горбун теперь часто задерживался на тоях со своей звонкой домброй. Фотография на камне Бродил вдоль берега горной речки. Светлые потоки выплескивали иногда на песок разноцветную гальку. И крохотные камушки с перламутровую бусинку, и расплющенные, будто яичный желток с беловатой каймой, и крупные продолговатые с палевым оттенком, похожие на рукоятку ножа… Вдруг мой взгляд падает на плоский коричневый голыш. Обломочек скального грунта… Я поднял его, подкинул на руке. Ого, тяжелый! Присмотрелся внимательнее и увидел на камне четкие отпечатки хвои. Вот так находка! Известно, что одними из первых растений на земле были семенные папоротники. За ними появились хвойные, оказавшиеся на редкость устойчивыми при жаре и холоде. Видел я и вековые дубы, и тысячелетние чинары, а вот держать в руках отпечаток-фотографию многомиллионнолетней арчи довелось впервые… Перевал Человека, впервые побывавшего на заоблачном перевале, невольно охватывает смятение. И уши закладывает от разреженного воздуха, и скалы давят справа, а слева — упаси бог глянуть! — голова закружится от бездонной пропасти, на дне которой клубятся не то облака, не то река шумит в брызгах и пене… И только дорожка-выручалочка, петляющая змейкой, тешит надеждой. Зато уж, окажешься внизу у подножья, обернешься — сердце переполняется гордостью: вот, мол, где я побывал! Но прежде чем ощутить такую высокую радость, надо обязательно побороть в себе страх… ЗОЛОТАЯ УДОЧКА Нерест Сижу на камне у самой протоки. Напротив — молодая поросль тростников. Словно зеленые дымки струятся над водой. Безветрие. Комар пролетит — слышно за десять шагов. И вдруг тростники — снизу до верху — буйно зашевелились, затрещали. Пошли колыхаться волнами. Подумалось, ветер. Оглянулся — деревья безмолвствуют. Хоть бы листок шевельнулся. Не кабаны же в тростниках? Здесь этих животных давно в помине нет. А зеленые стрелы все раскачиваются, чуть не ломаются. Словно там, в глубине, кто-то веслом размахивает. Не выдержал мой Улан. Соскочил с места. Пару раз зычно гавкнул на тростники. Вроде снова воцарилась тишина. Солнце светит. Стрекоза шелестит сухими крылышками. Косит на меня стеклянным глазом, повиснув на сабельке рогоза. Но вот тростники опять зашебуршали, заколыхались. Что за чертовщина? Я встал. Забрался на камень, глянул в тростники — и ахнул. Вода в просветах буквально бурлила каскадами брызг. Когда немного стихало, на поверхности показывались округлые бронзовые луны. Это были сазаны. Они чмокали губами, словно поросята. Рьяно били хвостами. Шли косяком вверх и вниз. Я улыбнулся, кивнул сам себе. Ну, конечно же! Апрель — время нереста. Улан было снова хотел гавкнуть, но я вовремя схватил его за ошейник. И мы пошли подальше от того места, где свершалось извечное и великое таинство природы. Уж-попрошайка Довелось мне этим летом ловить на Карасу красноперок. Впечатляющая выдалась рыбалка! Клев продолжался пять-шесть часов и только уже к обеду — когда раскаленное солнце стояло в зените — внезапно прекращался. И эти несколько часов дарили незабываемый отдых. Кукан был полон рыб — серебристо-золотистых — с ладонь, а то и больше. Прекрасные трофеи для ухи. А для завяливания — и говорить нечего: красноперка для этого лучшая рыба. К дороге я обычно возвращался вдоль светлой неглубокой протоки, с обеих сторон поросшей зарослями ежевики, образующими коридор. Ягода только поспевала. Туманно-голубая, формой похожая очень на малину. На вкус она была еще кисловатой. В конце протоки в зарослях молодого тростника бил родничок. И чтобы утолить жажду перед дальней дорогой в поселок, я оставлял связку красноперок на леске у протоки, а сам шел к роднику напиться. Как-то возвращаюсь к своим трофеям и… ноги сами приросли к земле от удивления. Возле рыбы извивался порядочных размеров уж и всеми силами старался оттянуть всю связку к воде. Пришлось сломать камышину и отогнать непрошеного воришку. Уж уплыл. Тогда я снял с кукана самую маленькую рыбешку и оставил на песке. Выйдя на дорогу, я обернулся. Уж был — и откуда он только взялся! — возле красноперки. Теперь он словно ожидал меня на этом месте. И всякий раз я оставлял ему рыбешку, а то и две. Через некоторое время к нему примкнул другой уж. Пришлось добавить угощения: оставлял ужам не две, а все четыре рыбешки. А однажды возле протоки меня поджидало уже несколько ужей. Почувствовали, видимо, дармовщинку! «Ну это уже слишком», — решил я. С тех пор пришлось мне изменить свой маршрут. Зачем приучать ужей к попрошайничеству? Любимое блюдо Ранняя летняя зорька. Краешек солнца, будто огромный красный поплавок, подрагивает над макушками осокорей. Это потому, что деревья колышутся от набегающего ветерка со стороны Курамин. Иду вдоль одного из многочисленных рукавов Ахангарана. Воды много. Ни тихая, ни быстрая. Бормочет, шелестит, булькает. И такая темно-синяя! Будто переняла ежевичный цвет. Сравнение не придумано: оба берега сплошь заросли ежевикой. Ягоды вовсю созревают… Не выдержал. Сорвал несколько штук. Попробовал. Вкус-но-ти-ща! Но я же пришел сюда не ягоды собирать, а ловить рыбу… Закидываю — в который раз! — удочку. Не клюет — и все тут… Какую только не перепробовал насадку! И сверчка, и кузнечика, и стрекозу. Даже подводного беловатого червя-ручейника… Но не прельщается рыба. Объелась, что ли?.. Вроде все «любимые блюда» маринке предлагал, а ни одной поклевки за всю зорьку. Сел на покатый валун в тени тала. В чем же дело? Почему не клюет? Может, рыбы вовсе здесь нет? И тут на быстрине я увидел косячок маринок. Обогнув под водой корневище поваленного дерева, направились к противоположному берегу. Там низко к струям наклонились заросли ежевики. Подул с гор освежающий ветерок. И несколько переспевших ягод с легким шлепком упали на воду. Вода тут же взбурлила. На поверхности плавниками сверкнула рыба. Побежали кольцами круги.