Сали не обращал внимания на наши разудалые возгласы. Он явно был доволен своей новой профессией. И держался собранно, с достоинством, лишь изредка поправлял на голове тюбетейку-ферганку да степенно оглаживал ус. Свистел за окнами утренний ветерок. Мелькали ветви деревьев, дома́, лица прохожих. — Но-о! Быстрее! — орали мы. — Быстрее нельзя, — серьезно отвечал Сали-арбакеш, виноват, Сали-вожатый… Впрочем, первоначальное прозвище так за ним и осталось, хотя и приобрело теперь смешной оттенок… На другой день трамвай заполнили шумные пассажиры — с сумками, ведрами, мешками, портфелями. Управлял им по-прежнему Сали. Только у дверей сидела хмурая тетка-кондуктор в очках и с кожаной сумкой. И праздник кончился. Не потому, что нужно было покупать билеты. Просто это был уже не вчерашний, первый трамвай. Но разве, если бы любой праздник длился бесконечно, мы бы радовались ему?.. КОНЬ ВАГОНОВОЖАТОГО САЛИ После продажи коня, арбы, упряжи и остатков сена, облаком сидевшим на саманной крыше, дворик Сали-ака с деревянными скрипучими воротами будто осиротел. Не ржал конь. Не хрумкал овсом и арбузными корками. У бывшей коновязи, на утрамбованной пыли не появлялись больше малыши — хозяйские и соседские, лучшие друзья и почитатели трудяги коня… Мы помнили его еще жеребенком. Ничто теперь не напоминало о прошлой жизни Сали-ака, его работе. Разве что два гигантских деревянных колеса с железными ободами, прислоненные к дувалу со стороны улицы, словно на обозрение всей махалле. Колеса были действительно такими большими, что я еле доставал макушкой до их оси. «Зачем нужны такие колеса?» — думал я и никак не мог догадаться, пока не объяснил отец. Дело в том, что реки в нашем краю, особенно весной в предгорьях, бурные, коварные. Да и бездорожье между кишлаками — выбоины, камни, валуны. А с такими колесами арба — вездеход. И поток ей по «колено», и разбитые дороги не так страшны. По весне и пользовался этими колесами Сали-ака, когда развозил свой груз на окраинах и когда ездил в гости к родственникам в какой-то далекий горный кишлак. Но это было давным-давно. Теперь и там проложили асфальт… Вот и стоят колеса неприкаянными у дувала. Сали-ака возил их на базар — пробовал продать. Приводил покупателей на дом. Но те, непонятно шевеля губами, что-то про себя взвешивали, просили дать время подумать — и навсегда исчезали. — Ай-яй-яй! — сокрушался Сали-ака. — А я такие деньги ухлопал когда-то за колеса на Саман-базаре… Но кому они сейчас нужны? Везде — хорошие дороги. Разве только в музей предложить? Но есть на свете такой народ — мальчишки, которым все интересно: и самое новое, и самое старое. Проходя мимо колес, я всегда останавливался, задрав голову и в восхищении открыв рот. Какой умелец смастерил их? Как ему удалось сделать такой гигантский круг? И вообще, кто был изобретатель колеса? Кто предок умельцев из современной телепередачи «Это вы можете»? Масса вопросов! А найти ответ на них я не мог… Отныне Сали-ака ни свет ни заря спешил в свой трамвайный парк. И пятнышки масла на его новом темно-синем кителе, сверкавшем металлическими пуговицами с эмблемами — ключом и молотом, ярко подчеркивали принадлежность Сали-арбакеша славному рабочему классу. Но однажды перед самым рассветом возле ворот вагоновожатого раздалось такое знакомое осторожное ржание. Сали-ака спросонья соскочил с айвана — спал он летом во дворе — и сердце его часто-часто забилось от предчувствия. Ну да! У ворот стоял его отставной конь. Светло-пегой масти. Нервно «тикал» острыми ушками. В больших глазах усталость и грусть, слезы… Конь плакал, совсем как человек. Сали-ака тревожно посмотрел по сторонам: где же новый хозяин? Улица была пустынна. «Ах, да! — мелькнула мысль. — Как же я не догадался сразу… Эх, дурья голова… Ведь он убежал». Сали-ака распахнул ворота и, обняв коня за вздрагивающую холку, вошел вместе с ним во двор. В этот день его трамвай впервые вышел в рейс с небольшим опозданием. Вечером к Сали-ака явился владелец коня. Это был седой человек, похоже, многое повидавший в жизни и совсем не злой. Он все сокрушался, как это конь ушел через весь город — хорошо не попал под машину и не перехватил кто! — и нашел дом своего прежнего хозяина. — Вроде бы не обижаю… Пою, кормлю досыта, вовремя… Пора бы привыкнуть… — Ничего, ничего, всякое бывает… — успокаивал Сали-ака, возвращая коня, а сам все боялся встретиться с ним взглядом… Через несколько дней конь снова вернулся… Когда это произошло в третий раз, владелец сам предложил Сали-ака: — Что делать? Так и быть, возвращаю вам коня обратно, а вы мне — денежки. — Да, да, конечно, — поспешно согласился вагоновожатый, открывая старый сундучок. — Нельзя продавать друзей… Даже четвероногих… Но особенно были рады возвращению коня младшие дети Сали-ака — Гани, Латип, Кузи… Теперь они вместе с конем каждый вечер встречали отца с работы. НОВЫЙ РОБИНЗОН Я решил убежать из дома. Просто так. Недавно я прочитал залпом отличную книгу «Робинзон Крузо», вот и подумал: побуду-ка и я Робинзоном. Пусть удивятся Акрам и Рахмат — какой у них храбрый друг. И мама с отцом после этого, глядишь, будут любить сильнее. А то «принеси это», «сделай то» — надоело вертеться, как волчок. Не беда, если поволнуются малость… Загвоздка оставалась в одном: куда бежать? И я вспомнил рассказ Аскарьянца, что за кольцом трамвая, за колхозными полями есть Голубое озеро. Там полно рыбы и даже водятся дикие утки. «Вот и хорошо, — подумал я. — Поживу-ка там с недельку». Сложил с вечера в небольшой мешок буханку хлеба, палочку копченой колбасы, завернул в тряпочку соли, взял перочинный ножичек, спички. Разумеется, все это я сделал в совершенной тайне. Мешок припрятал под своей кроватью. Все готово. Но какое же бегство без записки? «Дорогие родители, — нацарапал я карандашом на вырванном из тетради листке, — я очень вас люблю, но вы не обижайтесь, что я решил уйти из дома. Я хочу пожить один, как Робинзон. А если станет мне невмоготу, я сам вернусь домой, поэтому меня не ищите». Рано-рано утром я оставил листок на тумбочке, а сам подхватил мешок и бесшумно выскочил в открытое окно. Улица еще спала. Звезды уже гасли, и небо где-то далеко-далеко становилось розовым. Я оглянулся на наш дом, и мне почему-то стало жалко родителей. Встанут, спохватятся, начнут искать. Чего доброго, заявят в милицию. И себя было жалко: все-таки Робинзон — здоровенный дядька, с бородой, а я кто?.. Но я твердо сказал себе: «Не распускай нюни. Робинзону потруднее было». И легкие кеды быстро понесли меня к остановке. «Только бы никто не встретился из знакомых… Только бы…» На нашей трамвайной остановке разговаривали какие-то нездешние старичок со старухой. Они не обратили на меня внимания. «Вот и хорошо», — подумал я. Забренчал первый трамвай, подкатив к остановке, и из окна высунулся… наш Сали-арбакеш! — Заходи, заходи, сосед, — радушно пригласил он. — Куда это ты так рано? — На экскурсию, — соврал я. — Тогда поехали. Трамвай дернулся и покатил по рельсам. Ранние пассажиры сонно зевали на скамейках. Кондукторша хотела было подойти, но, видя, что я стою в дверях и по-домашнему беседую с самим вагоновожатым, отвернулась к окну и замурлыкала песенку. «Вот и хорошо, что Сали везет!» — обрадовался я. Ведь у меня в карманах не было ни медяка… Словом, завязка путешествия складывалась просто отлично, обещая массу интересных приключений в дальнейшем. — А где друзья? Почему один на экскурсию? — спросил Сали-ака.